Страница 45 из 60
Лорд Питер взял себя в руки.
«Что-то чужеземное, — деловито отметил он про себя. — Может, иудейская кровь или испанская. Удивительный экземпляр. Мне не в чем винить Джерри. Я бы и сам не смог жить с Элен. Ну, за дело ».
Он торопливо приблизился.
— Доброе утро, — промолвила она, — вам лучше?
— Совершенно здоров. Спасибо. Очень благодарен за вашу доброту. Не знаю, как и отблагодарить вас.
— Ваш скорейший уход будет наилучшей благодарностью, — ответила она слабым голосом. — Мой муж не любит незваных гостей. К тому же ваша первая неудачная встреча…
— Я сейчас же уйду. Но прежде я должен умолять вас о любезности переговорить со мной. — Он всмотрелся в полумрак коровника. — Может, здесь?
— Что вам от меня угодно?
Тем не менее она сделала шаг назад и не стала возражать, когда он последовал за ней.
— Миссис Граймторп, я оказался в чрезвычайно неловкой ситуации. Вы знаете, что мой брат герцог Денверский в тюрьме ожидает суда по обвинению в убийстве, происшедшем в ночь с тринадцатого на четырнадцатое октября?
— Да, я слышала об этом, — ответила она. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
— Самым решительным образом он отказывается сообщить, где он был с двенадцати до трех часов той злополучной ночи. И этот отказ создает серьезную угрозу его жизни.
Она продолжала спокойно смотреть на него.
— Он считает делом чести умолчать о своем местонахождении, хотя мне известно, что, заговори он, у него бы нашелся свидетель.
— Вероятно, он очень достойный человек, — ее невозмутимый голос чуть дрогнул и снова выровнялся.
— Да. Несомненно, с этой точки зрения, он поступает абсолютно правильно. Однако вы, вероятно, понимаете, что я, как его брат, естественно стремлюсь к верному освещению событий.
— Я не понимаю, зачем вы все это говорите мне. Я считаю, если он молчит, то, значит, совершил что-то недостойное.
— Безусловно. Но для нас — его жены и малолетнего сына, его сестры и меня самого — самое важное — его жизнь и свобода.
— Даже важнее его чести?
— То, что он скрывает, в каком-то смысле не очень достойно и, несомненно, причинит боль его семье. Но будет куда как недостойнее, если он будет казнен за убийство. В этом случае клеймо позора ляжет на всех, кто носит его имя. В случае же раскрытия истины позор падет скорее на свидетеля его алиби, чем на него самого, — такова уж несправедливость нашего общества.
— В таком случае можете ли вы ожидать, что свидетель вызовется дать показания?
— Для того, чтобы помешать осуждению невиновного человека? Да, полагаю, я могу рискнуть, ожидая это.
— Я повторяю: зачем вы мне все это рассказываете?
— Потому что, миссис Граймторп, вам даже лучше, чем мне, известно, насколько мой брат непричастен к этому убийству. Поверьте, мне очень мучительно говорить вам это.
— Мне ничего не известно о вашем брате.
— Простите, но это неправда.
— Мне ничего не известно. И уж если герцог молчит, вам следовало бы с уважением отнестись к причинам, побуждающим его так поступать.
— Я ни в коей мере и не подвергаю их сомнению.
— Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Вы зря теряете время. Если вы не можете предъявить свидетеля, почему бы не найти истинного убийцу? Если вы в этом преуспеете, вам незачем будет беспокоиться об алиби. Поступки вашего брата — его личное дело.
— Я бы предпочел, — заметил Уимзи, — чтобы вы не вели себя так. Поверьте, я бы сделал все от меня зависящее, чтобы не впутывать вас. Я усердно пытался, как вы советуете, найти истинного преступника, но все безрезультатно. А суд будет назначен, вероятно, на конец месяца.
Губы ее дрогнули, но она промолчала.
— Я надеялся, что с вашей помощью мы придумаем какое-нибудь объяснение — возможно, не совсем правдивое, но достаточное для оправдания моего брата. При создавшемся положении, боюсь, мне придется предъявить имеющееся у меня доказательство, а остальное пустить на волю волн.
Это наконец лишило ее самообладания. Щеки начал заливать тусклый румянец, пальцы стиснули ручку маслобойки, на которую они до этого спокойно опирались.
— Что вы имеете в виду под доказательством?
— Я могу доказать, что ночь с тринадцатого на четырнадцатое мой брат провел в комнате, где я сегодня ночевал, — произнес Уимзи с расчетливой жестокостью.
Веки у нее дрогнули.
— Это ложь. Вы не сможете доказать это. Он будет отрицать это. И я буду отрицать.
— Значит, его там не было?
— Нет.
— Тогда каким образом это оказалось засунутым между оконных рам спальни?
Вид письма окончательно подкосил ее, и она тяжело привалилась к столу. Черты лица ее исказились, и на нем застыла маска ужаса.
— Нет-нет-нет! Это ложь! Господи, помоги мне!
— Замолчите! — властно произнес Уимзи. — Вас могут услышать. — Он помог ей подняться. — Скажите правду, и мы подумаем, как из этого выпутаться. Значит, он был здесь в ту ночь?
— Вы же сами знаете.
— Когда он пришел?
— В четверть первого.
— Кто ему открыл дверь?
— У него были ключи.
— Когда он ушел?
— В начале третьего.
— Да, это полностью совпадает. Сорок пять минут сюда и сорок пять минут обратно. Полагаю, он запихал это между рам, чтобы они не дребезжали?
— Да, был сильный ветер, и я очень нервничала. Вздрагивала от каждого звука — все мне казалось, что возвращается муж.
— А где был ваш муж?
— В Стэпли.
— Он что-нибудь подозревал?
— Да, уже в течение некоторого времени.
— С тех пор как мой брат появился здесь в августе?
— Да. Но у него не было доказательств. Если бы у него были доказательства, он бы убил меня. Вы же видели его. Он сущий дьявол.
— М-м-м.
Уимзи замолчал. Женщина испуганно взглянула ему в лицо и, кажется, прочла на нем какую-то надежду, потому что с силой сжала ему руку.
— Если вы заставите меня давать показания, он все узнает, — промолвила она. — И тогда он убьет меня. Сжальтесь, ради Бога. Это письмо — мой смертный приговор. Смилуйтесь ради матери, носившей вас. Моя жизнь — сплошной ад, и, если я умру, я тоже попаду в ад за свой грех. Придумайте что-нибудь — вы же можете, вы обязаны.
Уимзи осторожно высвободил свою руку.
— Не делайте этого, миссис Граймторп. Нас могут увидеть. Я вам глубоко сочувствую и, если мне удастся вытащить брата без вашей помощи, обещаю вам, я так и сделаю. Но вы же видите, как это сложно. Почему вы не уйдете от своего мужа? Он же зверски жесток с вами.
Она рассмеялась.
— Он убьет меня прежде, чем закон успеет дать мне волю. Неужели, зная его, вы этого не понимаете?
На самом деле Уимзи сомневался в этом.
— Обещаю вам, миссис Граймторп. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы избежать дачи вами показаний. Если же положение окажется безвыходным, я прослежу, чтобы вы находились под охраной полиции с момента получения вами повестки.
— И на всю оставшуюся жизнь?
— Как только вы окажетесь в Лондоне, мы позаботимся, чтобы освободить вас от этого человека.
— Нет. Если вы меня вызовете в суд, можете считать меня погибшим человеком. Но вы ведь попытаетесь найти другой выход?
— Я буду пытаться, но ничего не могу вам обещать. Я сделаю все возможное, чтобы защитить вас. Если вы испытываете хоть какие-нибудь чувства к моему брату…
— Не знаю. Мне так страшно. Он был добр ко мне. Он… был так не похож. Но я боюсь… боюсь.
Уимзи обернулся. Ужас, отразившийся в ее глазах, свидетельствовал о том, что она кого-то увидела. В дверях стоял Граймторп.
— А, мистер Граймторп, — бодро воскликнул Уимзи, — вот и вы! Страшно рад вас видеть и хочу поблагодарить вас, знаете, за приют. Я как раз говорил это миссис Граймторп и просил ее передать вам благодарность от меня. Боюсь, мне пора. Бантер и я, мы оба страшно благодарны вам за вашу доброту. И кстати, не могли бы вы показать мне тех молодцев, которые вытащили нас вчера, если они, конечно, ваши? Я бы хотел их поблагодарить.