Дьявольский вальс

– Как дела на передовой линии, доктор Ивз? – низким гнусавым голосом спросил Подбородок.

– Так, как и бывает на передовой, – ответила Стефани.

Подбородок повернулся ко мне и вопросительно задвигал бровями.

– Это доктор Делавэр, наш сотрудник, – представила меня Стефани.

Мужчина выбросил руку вперед.

– Я, кажется, не имел удовольствия... Джордж Пламб.

– Рад познакомиться с вами, доктор Пламб. Крепкое рукопожатие.

– Делавэр, – произнес он, – какова ваша специальность?

– Я психолог.

– А-а...

Оба седовласых доктора молча взглянули на меня, но не сдвинулись с места. Костюм же, казалось, считал отверстия в акустическом потолке.

– Он из педиатрии, – объяснила Стефани. – Консультирует относительно болезни Кэсси Джонс – помогает семье справиться со стрессом.

Пламб вновь обратил взгляд в ее сторону.

– А-а. Очень хорошо.

Он слегка дотронулся до ее руки. Некоторое время она терпела это, потом отстранилась.

Пламб вновь улыбнулся и сказал:

– Нам надо с тобой посоветоваться, Стефани. Я попрошу мою девочку связаться с твоей и договориться о времени.

– У меня нет девочки, Джордж. У нас на пятерых один секретарь – женщина.

Седовласые близнецы посмотрели на нее так, будто она была заспиртованным экспонатом. Костюм где-то витал.

Пламб продолжал улыбаться:

– Да уж, бесконечно меняющаяся номенклатура. Ну что ж, тогда моя девочка позвонит твоей женщине. Всего хорошего, Стефани.

Он двинулся дальше, сопровождаемый эскортом, остановился от нас в нескольких ярдах посреди холла и оглядел стену, как будто измерял ее.

– Что вы еще собираетесь разобрать, ребята? – прошептала Стефани.

Пламб двинулся дальше, группа скрылась за углом. Я не понял:

– О чем ты?

– О докторе Пламбе, нашем новом главном управляющем и исполнительном директоре. Человек папаши Джонса – Мистер Окончательное Решение.

– Администратор – доктор медицины?

Стефани засмеялась:

– Ты судишь по халату? Никакой он не врач. Просто какой-то доктор-осёл от философии или что-то в этом роде... – Она запнулась и покраснела. – О черт. Извини, пожалуйста.

Теперь пришла моя очередь рассмеяться:

– Не беспокойся, ерунда.

– Ей-богу, очень неловко, Алекс. Ты же знаешь, как я отношусь к психологам...

– Не бери в голову.

Я обнял ее за плечи, она обвила рукой мою талию.

– Я определенно схожу с ума, – тихо проговорила она. – Дошла до предела.

– А в какой области степень у Пламба?

– Бизнес или менеджмент, что-то вроде этого. Он использует ее на всю катушку. Настаивает, чтобы его называли доктором, и носит белый халат. Большинство из его лакеев тоже имеют докторские степени, как эта парочка – Робертс и Новак, его счетоводы-махинаторы. Всем им страшно нравится шествовать в столовую для врачей и занимать там столик. А еще – безо всяких на то причин появляться на наших совещаниях и встречах. Или с умным видом участвовать во врачебных обходах. Разгуливают повсюду, все рассматривают, измеряют и записывают в свои книжечки. Точно так же, как Пламб только что остановился и рассматривал стену. Меня не удивит, если вскоре здесь появятся плотники. Сделают из трех кабинетов шесть, превратив лечебное пространство в административные конторы. А теперь он желает посоветоваться со мной – всю жизнь мечтала об этом.

– А у тебя есть уязвимые места?

– У кого их нет, но общая педиатрия находится в самом загоне. У нас нет ни фантастической аппаратуры, ни героических подвигов, чтобы о нас писали газеты. Самое большее, что мы делаем, это принимаем приходящих пациентов, поэтому от нас больнице меньше всего прибыли. С тех пор как ликвидировали отделение психологии и психиатрии.

Стефани улыбнулась.

– Но даже фантастическая аппаратура не застрахована от неожиданностей, – заметил я. – Сегодня утром, когда искал лифт, я прошел мимо бывшего отделения лучевой терапии. Теперь там какие-то благотворительные фонды.

– Еще один государственный переворот Пламба. По поводу лучевой терапии не беспокойся – у них все в порядке. Переехали на второй этаж, площадь такая же, только вот пациенты находят их с трудом. Но у некоторых других отделений настоящие проблемы – у нефрологии, ревматологии и у твоих приятелей по онкологии. Их загнали в трейлеры на той стороне улицы.

– В трейлеры?

– Так же как в Уиннебейго.

– Но это же крупные отделения, Стеф. Почему они мирятся с этим?

– У них нет выбора, Алекс. Они сами отказались от своих прав. Предполагалось, что их разместят в старой Лютеранской башне в Голливуде – больница купила ее пару лет назад, после того как лютеране были вынуждены отказаться от нее из-за финансовых затруднений. Администрация обещала отгрохать настоящие хоромы для всех, кто согласится переехать туда. Строительство должно было начаться в прошлом году. Выразившие согласие на переезд отделения были выселены в трейлеры, а их места отдали другим. Затем вдруг обнаружилось – Пламб обнаружил, – что хоть денег на первый взнос за Башню и некоторую перестройку было собрано достаточно, все-таки фондов выделили не так уж много, чтобы сделать все остальное, а главное – содержать ее. Пустяк в тринадцать миллионов долларов. Попробуй собрать такую сумму в нынешних условиях – героев уже не хватает, потому что у нас имидж больницы, живущей за счет благотворительности, и уже никто не желает, чтобы их имена красовались на дверях врачебных кабинетов.

– Трейлеры, – повторил я. – Мелендес-Линч наверняка сходит с ума от радости.

– Мелендес-Линч в прошлом году сказал «адиос».

– Ты что, смеешься? Рауль жил клиникой.

– Больше не живет. Он в Майами. Какая-то больница предложила ему место главврача, и он согласился. Слышала, что получает он в три раза больше, чем здесь, а головной боли вполовину меньше.

– Да, я слишком долго отсутствовал. Но ведь у Рауля были все необходимые для научной работы средства. Как они могли его отпустить?

– Научная работа для этих людей ничего не значит, Алекс. Они не хотят лишних расходов. Теперь все совсем по-другому. – Стефани сняла руку с моей талии, и мы пошли дальше.

– А кто тот парень? – спросил я. – Мистер Серый Костюм?

– А, этот... – она занервничала. – Хененгард. Пресли Хененгард. Начальник службы безопасности.

– Выглядит как головорез. Используется для выколачивания долгов?

– Было бы неплохо, – рассмеялась Стефани. – Больнице не хватает процентов восемьдесят. Кажется, он вообще ничего не делает, только повсюду следует за Пламбом и вынюхивает. Некоторые считают, что он похож на привидение.

– В каком смысле?

Она ответила не сразу:

– Наверное, из-за его манеры поведения.

– У тебя были с ним неприятности?

– У меня? Нет. А что?

– Когда мы говорим о нем, ты нервничаешь.

– Нет. Ничего личного – просто его поведение в отношении всех нас. Неожиданно появляется. Возникает из-за угла. Ты выходишь из палаты пациента, а он тут как тут.

– Интересно.

– Очень. А что же делать бедной девушке? Вызывать службу безопасности?

Я спустился на цокольный этаж один, нашел службу безопасности, выдержал пятиминутный допрос охранника в форме и в конце концов заслужил право получить карточку-пропуск с цветной фотографией.

Фотография как для полиции. Я прицепил карточку на лацкан и спустился вниз по лестнице в полуподвал, направляясь в больничную библиотеку с намерением изучить список Стефани.

Дверь оказалась заперта. Прикрепленное к ней объявление без даты сообщало новые часы работы – с 15.00 до 17.00 по понедельникам, вторникам и средам.

Я зашел в примыкающий читальный зал. Он был открыт, но совершенно пуст. Словно ступил в другой мир: отполированные панели, мягкие кожаные стулья и кресла в стиле Честерфильд, слегка потертые, но дорогие персидские ковры на исцарапанном дубовом паркете.

Казалось, что Голливуд находится где-то на другой планете.