Доктор Смерть

Мейт гонялся за газетными заголовками и не стремился к уединению в свободные часы.

Эксгибиционист? Или Алиса Зогби была права, и Мейт просто не обращал внимания на окружающую обстановку? Так или иначе, легкая жертва.

Я сказал об этом Майло. Тот, шумно втянув воздух, провел меня к двери в квартиру Мейта.

Дверь защищал небольшой козырек. На полу валялись рекламные проспекты ресторанов быстрого питания. Подняв несколько листков, Майло бегло взглянул на них и тотчас же бросил. Перед простой деревянной дверью была натянута желтая полицейская лента. Майло сорвал ее. Один поворот ключа, и мы вошли внутрь. Единственный замок, ни засова, ни цепочки. Дверь запросто вышибается ударом ноги.

Сырость, плесень, гниение, тошнотворный запах старой бумаги. Воздух настолько насыщен пылью, что кажется гранулированным.

Майло поднял старинные жалюзи. Ворвавшиеся в квартиру лучи света озарили пыльную бурю, поднятую нами в тесном темном помещении.

Тесном, потому что буквально вся передняя часть квартиры была заставлена книжными шкафами. Фанерные ящики, разделенные узкими проходами. Необработанное дерево, полки, прогнувшиеся под весом знаний.

Жизнь разума. Элдон Мейт превратил свое жилище в библиотеку.

Даже на кухонных столах громоздились высокие стопки книг. В холодильнике бутылки с минеральной водой, выгнувшийся дугой ломтик заплесневелого сыра, несколько подгнивших овощей.

Я прохаживался между шкафами, читая названия книг, а мне на плечи тем временем садилась пыль. Химия, физика, математика, биология, токсикология. Два шкафа полностью посвящены судебной медицине, целая стена — юриспруденции. Гражданский кодекс, судебная система, уголовные кодексы, кажется, всех до одного штатов.

В основном обтрепанные книги в мягких обложках и зачитанные тома с оборванными переплетами и замусоленными страницами. Такие сокровища можно найти в любом букинистическом магазине.

Ни одной художественной книги.

Я перешел в крохотную комнату, где Мейт спал. Десять на десять футов, низкий потолок, лампочка без абажура, прикрученная к белой плитке. Голые серые стены, освещенные желтоватым светом клонящегося к закату солнца, пробивающимся через занавески цвета старого пергамента. Дешевые койка и тумбочка занимали почти все пространство комнаты. С трудом нашлось место для грубого трехстворчатого шкафа. На тумбочке телевизор «Зенит» с десятидюймовым экраном — словно Мейту пришлось расплачиваться за излишества миссис Кронфельд.

Из спальни дверь вела в ванную, и я прошел туда, потому что нередко именно ванная может рассказать о человеке больше, чем любое другое помещение. В данном случае это было не так. Бритва, крем для бритья, лосьон после бритья, таблетки от желудка и аспирин в аптечке. Янтарное кольцо вокруг раковины. Кусок зеленого мыла, размокшего снизу, застывший, подобно дохлой лягушке, в коричневой пластмассовой мыльнице.

От крохотного набитого битком шкафчика несло резким запахом камфарного масла. Дюжина застиранных белых рубашек, полдюжины серых саржевых брюк, все с дешевым ярлыком компании «Сирс». Строгий черный костюм; широкие лацканы свидетельствуют о его древнем происхождении. Три пары черных полуботинок; две бежевых ветровки, тоже от «Сирса»; на вешалке два узких черных галстука — чистый полиэстр, сделано в Корее.

— Как у Мейта было с деньгами? — спросил я. — Не похоже, чтобы он много тратил на одежду.

— Все свои деньги он тратил на еду, бензин, ремонт машины, книги, оплату телефонных счетов и квартиру. Я еще не успел ознакомиться с его налоговой декларацией, но там лежали какие-то банковские книжки. — Майло махнул на тумбочку. — Судя по всему, основную часть доходов Мейта составляла пенсия, выплачиваемая системой государственного здравоохранения. Две с половиной штуки в месяц, переводившиеся непосредственно на лицевой счет. Кроме того, время от времени нерегулярные поступления наличными, от двухсот до тысячи долларов. Это, насколько я понимаю, были добровольные пожертвования. Набиралось еще до пятнадцати тысяч в год.

— От кого были эти пожертвования?

— Мое предположение — от удовлетворенных путешественников, точнее, от их наследников. Все родственники, с которыми мы успели связаться, утверждают, что не заплатили Мейту ни гроша. Однако, естественно, они не признаются в том, что наняли кого-то убить бабулю, правда? Итого, в общем и целом, Мейт получал около пятидесяти штук в год, так что нищим его никак нельзя было назвать. Еще у него были три банковских сертификата на сто тысяч каждый. Процент смехотворный; похоже, Мейту было на это наплевать. По моим подсчетам, эти триста тысяч — остаток от доходов за десять лет минус налоги и расходы на жизнь. Похоже, Мейт откладывал все, что заработал, с тех пор как открыл свое агентство смерти — все до последнего гроша.

— Триста тысяч долларов, — задумчиво произнес я. — Практикующий врач за десять лет может отложить гораздо больше. Значит, он занялся устроительством путешествий не ради денег. Или наградой была известность, или же Мейт действовал из идеалистических побуждений. Впрочем, возможно, и то и другое вместе.

— То же самое можно сказать про доктора Менгеле. Изувер, ставивший опыты над живыми людьми в концлагерях фашистской Германии. — Приподняв тощий матрац, Майло заглянул под него. — Не думай, что я так еще не делал.

Должно быть, у него вступило в поясницу, потому что он шумно вздохнул, медленно распрямляясь.

— Ну? — спросил Майло.

Внезапно комната стала производить на меня гнетущее впечатление. В ней царил аромат книг, а также более терпкий запах — запах мужчины. Вместе с запахом нафталина все это создавало печальный усыпляющий аромат старости, говорящий о том, что здесь никогда ничто не переменится. То же самое чувство затхлости и застоя я ощутил на Малхолланд-драйв. Впрочем, возможно, у меня просто разыгралось воображение.

— В счетах за телефонные переговоры ничего интересного? — спросил я.

— Абсолютно ничего. Несмотря на стремление к известности, попадая домой, Мейт становился молчуном. Нередко случалось, что он по несколько дней никому не звонил. В целом перечень абонентов не был богатым: Хейзелден, Зогби. Все остальное — скукотища: звонки в местный супермаркет, в букинистические магазины, в обувное ателье, в «Сирс».

— Счета на сотовый телефон не нашли?

Майло рассмеялся.

— Телевизор черно-белый. У этого типа не было ни компьютера, ни музыкального центра. Он печатал на машинке — в шкафу я нашел пачку копирки!

— На копирке не было следов какого-то важного документа? Ну, как в кино, важная улика...

— Именно так. А я, неряха, ее пропустил.

— Старомодный тип, — заметил я. — Но подавал себя умело.

Выдвинув верхний ящик столика, я обнаружил горы сложенного нижнего белья, белого и пухлого, словно гигантский зефир. По бокам лежали цилиндры скатанных черных носков, в среднем ящике — джемперы строгих коричневых и серых цветов. Я провел под ними рукой: ничего. В следующем ящике оказались медицинские книги.

— В нижнем то же самое, — сказал Майло. — Похоже, на втором месте после отправки людей на тот свет у Мейта стояло чтение.

Присев на корточки, я выдвинул нижний ящик. Четыре книги в твердых переплетах. Три из них обтрепанные. Я взял одну наугад и раскрыл ее. «Основы хирургии».

— Издана в 1934 году, — заметил я.

— Еще немного, и она станет библиографической редкостью.

Мое внимание привлекла четвертая книга. Формат меньше, чем у остальных. Рубиново-красный кожаный переплет. Сверкающая новизной... виньетки золотого тиснения на корешке. Вычурные буквы, но фактура кожи грубая, как у апельсиновой корки. Ледерин.

Коллекционное издание «Беовульфа», серия «Сокровищница мировой литературы».

Я взял книгу. Она загремела. К тому же, оказалась слишком легкой. Я открыл обложку. Вместо страниц внутри пустота. Масонский тайник. На внутренней стороне крышки этикетка «Сделано в Тайване».

Коробка. Игрушка для взрослых. А вот и причина грохота.