С чистого листа

Отступать некуда. Все было решено, когда на террасе деда он впервые посмотрел на нее с нескрываемым сексуальным интересом и зажег в ней ответный огонь.

Пришла пора погружаться в его пламя.

Как только дверь в ванную закрылась за ней, Энрике принялся действовать — позвонил стюарду, и тот мгновенно принес бутылку шампанского в ведерке со льдом. Затем занялся собою в ванной для гостей. Он уже побрился перед ужином, теперь осталось раздеться и принять душ.

Его снедало нетерпеливое возбуждение. Тело протестовало против воздержания последних недель. Господи, как он хочет ее! Ни одну женщину на свете он не желал еще с такой силой! Энрике попытался оживить в памяти облик Кармен или Аурелии, но у него ничего не получилось. Одно лицо, одно тело возникало перед его внутренним взором.

Филиппа! Моя жена! Нетерпеливое желание обладать ею, слиться в единое целое охватило его с пронзительной силой.

Рывком он распахнул небольшой ящичек, схватил пригоршню серебристых пакетиков и хищно усмехнулся. Сегодня их содержимое пригодится ему неоднократно.

Тело Энрике напряглось в предвкушении наслаждения, и он стремительно вышел из ванной. Она уже ждала его. Он замер на месте.

Филиппа стояла посреди комнаты, как королева в нимбе роскошных бронзовых волос. Струящиеся локоны волнами падали на обнаженные плечи. Прозрачный шелк пеньюара не скрывал аппетитных изгибов молодого тела, вызывающе высоко поднятых округлых грудей под тонкой тканью.

Удушливая волна желания охватила его.

— Как ты прекрасна! — хрипло выдохнул он.

Филиппа отчетливо услышала страстное нетерпение в его голосе, и ответное чувство охватило ее. Но ненадолго. Наплыв эмоций взмыл вверх и испарился, как небольшое облачко под натиском ветра.

— Я на самом деле прекрасна?

Неужели это она разговаривает с ним, с мужчиной, жаждущим овладеть ею как можно скорее? С мужчиной, от одного взгляда которого у нее кружится голова и слабеет рассудок? Теперь она позволяет ему смотреть на себя, смотреть очень пристально. Только это может спасти ее сейчас. Должно спасти. Она продолжила говорить низким голосом:

— Ты хотел заполучить прекрасную женщину в свою постель, не так ли? Достаточно ли я хороша для тебя, Энрике?

Она скользнула рукой к затылку, приподняла вверх волосы и так повернула голову, что бронзовые волосы запылали в отблесках светильников. Потом провела пальцами по дорогой ткани и откинула пеньюар в стороны, слегка касаясь кончиками пальцев грудей. Все это время она неотрывно смотрела ему в глаза. — Ну как, хороша ли твоя невеста, Энрике?

Он не мог произнести ни слова. Он не дышал, но кровь бурлила в жилах.

Филиппа слегка напряженно улыбнулась.

Ее наполнила холодная отчаянная решимость. Она знала, что поступает жестоко, но это был единственно возможный путь.

Подойдя к кровати, она легла на спину, прижимая полу пеньюара к себе так, что он полностью скрыл ее тело.

— Я достаточно хороша для твоей постели, Энрике?

Он подошел к ней, выражая всем своим видом отчаянные голод, смятение, жажду и готовность овладеть ею.

Он не может устоять перед ней! Ни секунды дольше.

Кто эта женщина?

Сначала она разжигала его сексуальные аппетиты ледяным равнодушием, холодно заявляла, что хочет развестись с ним, хотя еще не высохли чернила на их брачном контракте. А теперь лежит перед ним в позе праматери Евы, выставляя перед ним свое прекрасное, необыкновенно притягательное тело, маня и зазывая.

Энрике смотрел сверху на ее тело, завуалированное прозрачной тканью.

— Покажи мне себя, Филиппа...

В хриплом голосе прозвучали и приказ и мольба одновременно.

Он не замечал странного выражения ее глаз и закушенных губ, глядя лишь на линию груди, живота и бедер...

— Покажи мне...

Филиппа опустила руку, отбросила полы пеньюара в стороны, обнажила тело и молча не отрываясь продолжала смотреть на него пустыми глазами.

В комнате воцарилась тишина. Энрике показалось, что он слышит глухие удары собственного сердца.

Господи... Боже правый...

Он безмолвно уставился на ее ноги, испещренные сетью шрамов, опутывающих нежную кожу от бедер до самых лодыжек. Его невольно охватил ужас.

Филиппа увидела это по выражению его глаз и лица и почувствовала комок в горле. Она резко прикрыла ноги, встала и плотно закуталась в пеньюар. Ее панцирь снова водрузился на привычное место.

— Комедия закончена, — объявила она безжизненным голосом. — Я переночую в соседней комнате. Будь так любезен, отдай приказ о возвращении в порт. Я с утра уеду в аэропорт.

Она сделала шаг по направлению к двери.

Но Энрике поймал ее за руку. Она посмотрела на запястье, за которое он удерживал ее.

— Дай мне уйти, Энрике. Нет никакой необходимости в словах. Прости, что так получилось. Я надеялась, что мы обойдемся без подобных сцен и расторгнем наш смешной брак, не заходя так далеко. Но в результате, — ее голос стал еще более глухим, — я поняла, что не смогу тебя убедить по-другому. А теперь, пожалуйста, позволь мне уйти. Я соберу свои вещи и пойду в другую каюту.

Энрике сел на кровать и увлек ее за собою, продолжая удерживать за руку.

— Филиппа, что случилось? — тихо спросил он.

Она уставилась на золотистый узор ковра, который почему-то начал двоиться в глазах. Немного помолчав, Филиппа заговорила.

— Мне исполнилось пятнадцать, когда я попала в автомобильную катастрофу. За рулем сидел старший брат одноклассника. Он вез нас домой из кинотеатра. Я... не очень помню детали. Все произошло внезапно — какое-то стекло на дороге, то ли выброшенная бутылка, то ли еще что-то, — и нас вынесло прямо на стену. Я была на переднем сиденье, и меня придавило. Я оказалась зажатой в ловушке. Потом спасателям пришлось с большими усилиями извлекать меня оттуда. В больнице... врачи хотели... хотели... — ее голос прервался, — ампутировать ноги. Они сказали, что ноги так повреждены, что ничего нельзя сделать.

Продолжая упорно смотреть на ковер, Филиппа не замечала ни затаенного дыхания мужчины, сидящего рядом, ни того, как внезапно он еще сильнее сжал ее руку.

— Мама не позволила им и потребовала, чтобы они сделали невозможное. И они сотворили чудо. Я долго, очень долго находилась в больнице, много месяцев. Потом как-то все срослось, и я начала передвигаться на коляске. Они говорили, что я никогда не смогу ходить. Но мама сказала, что я буду ходить обязательно. Постепенно, шаг за шагом, я начала учиться ходить заново. Меня поместили в специальную клинику, где занимаются реабилитацией после травм. Все это длилось очень долго. Пришлось сделать еще одну операцию. Я опять была отброшена назад, но мама сказала, что не надо унывать, потому что теперь я наверняка начну ходить. И я пошла.

Узор на ковре принял обычные очертания. Филиппа успокоилась. Энрике слушал, затаив дыхание.

— Единственная проблема — я не могу слишком много ходить и танцевать. Ноги начинают болеть. Зато я могу подолгу плавать, особенно по утрам, когда никто... не может меня увидеть. — Она быстро заморгала. — Мне так повезло. Невероятно повезло. Об этом я узнала в больнице. Другим повезло гораздо меньше. Для меня сейчас главное — не перенапрягаться. Тогда все будет в порядке. А то, что я не смогу выйти замуж, ничего страшного... — Ее голос перешел почти в шепот. — Я уже приняла это как данность. Разве какой-нибудь мужчина захочет жениться на мне, если увидит эти шрамы...

Энрике тихо отпустил ее руку и медленно сполз на ковер к ее ногам. Его темные волосы переливались в бликах светильников как черный атлас. Он положил руки на ее бедра и под тонкой прозрачной тканью пеньюара ощутил неровность иссеченной шрамами кожи. Очень медленно он отодвинул ткань в сторону.

Филиппа попыталась отодвинуть ноги и остановить его, но он, с силой сжав бедра руками, положил ей голову на округлые колени.

Потом медленно, очень медленно и нежно начал гладить бедра, колени, икры и лодыжки, покрытые глубокими шрамами. Так же мягко и медленно он осыпал ее многострадальную кожу ласковыми поцелуями.