Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 81

Русские власти не могли пройти мимо подобных действий. Шептицкий был посажен под домашний арест; затем Брусилов вызвал его к себе и потребовал от митрополита дать честное слово, что он не будет предпринимать против русских властей ни открытых, ни тайных враждебных действий. В этом случае Шептицкий мог остаться во Львове. Митрополит-иезуит с внешней охотой дал такое слово, но держать его и не думал. Через неделю Брусилову пришлось отправить митрополита в Киев. Затем Шептицкого вывезли в глубь России, где он пробыл до 1917 года, когда Временное правительство с почестями отпустило заклятого врага всего русского из его почетного «плена» как «пострадавшего» от царизма.

Сведения разведки, поступавшие в штаб 8-й армии, говорили об одном: противник, укрепившись на правом берегу реки Верещицы и получив сильные резервы, готовился к переходу в наступление. Силы врага оставались неизвестными, но резонно было предположить, что они возросли, иначе и не могло быть речи о наступлении. Готовиться к обороне или перейти в наступление? Брусилов решил, что встречный бой будет для него выгоднее. «Такой образ действий, — писал он, — как в этом случае, так и в дальнейшем ходе кампании мне значительно помогал, ибо при встречном бое против сильнейшего противника я смешивал его карты, спутывал его план действий и вносил значительную путаницу в его предположения. Это давало также возможность точно выяснить группировку его сил, а следовательно, и его намерения».

Попытка сбить врага с Гродекских позиций фронтальным ударом успеха не сулила, но могла привести к тяжелым и ненужным потерям. Поэтому Брусилов решил обойти левый фланг противника войсками корпуса Радко Дмитриева.

С утра 26 августа (8 сентября) войска армии Брусилова начали наступление. Как и предполагал командарм, противник был готов к контратакам. Завязалось упорное сражение, продолжавшееся четыре дня.

Силы противника существенно превосходили войска 8-й армии. К тому же здесь впервые проявилось превосходство врага в тяжелой артиллерии, столь пагубное для русских войск на протяжении всей войны. Противник давил по всему фронту армии, и к вечеру выяснилось, что существенно продвинуться нигде не удалось, а потери велики. Пришлось окапываться. Командиры корпусов сообщали Брусилову, что сомневаются в возможности устоять на занятых позициях. В резерве у Брусилова имелась всего одна бригада пехоты, и он стал уже подумывать о приказе отойти, чтобы занять центром форты Львова, а левым флангом укрепиться в фортах Миколаева. Но по зрелом размышлении он все же приказал войскам правого фланга и центра действовать активно, левому же флангу — упорно обороняться. Для этого Брусилов озаботился мобилизовать все наличные резервы, запросив их и от командующего фронтом. Правда, от начальства он резервов не получил; очень огорчила командарма-8 телеграмма главнокомандующего фронта, в которой впервые появилось требование экономить боевые припасы, особенно снаряды. Брусилов считал, что в сложившейся обстановке делать этого он не может, и 29 августа (11 сентября) телеграфировал Н. И. Иванову: «В настоящей обстановке я не счел себя вправе дать войскам указания беречь патроны (снаряды. — С. С.), так как таковое неминуемо пагубно отразилось бы на духе войск. Противник атакует подавляющими силами, и недостаток войск у нас необходимо возмещать силою огня. Только [в] более спокойное время почту долгом передать войскам эти указания».

Русская артиллерия в эти первые недели войны наносила огромные потери австро-германским войскам, и об экономии снарядов не приходилось думать. Согласно действовавшим уставам австрийцы наступали густыми цепями с интервалами между пехотинцами в метр. Цепи шли в 100–200 метрах друг за другом. При таком построении на поле битвы возникала следующая картина: «Шрапнель 76-мм пушек русской артиллерии находила себе обильную жатву в скоплении 3000–4000 человек открыто наступавшего неприятельского полка на площади до 2 км по фронту и не более 1000 шагов в глубину. Не исключением бывало, что наступавшая таким образом австро-германская пехота, попадая под убийственный огонь шрапнели 76-мм полевых пушек, уничтожалась почти до последнего человека».

На полях Галиции и австро-венгерская артиллерия была наказана за плохую довоенную подготовку: она вела стрельбу с открытых или полузакрытых позиций. Зачастую русские артиллеристы первыми же снарядами накрывали вражеские батареи и уничтожали их. Наиболее убийственный пример — действие русской гаубичной батареи мортирного дивизиона в бою под Тарнавкой 26 августа. Выпустив всего 200 гранат, она подавила огонь 6 немецких батарей; на захваченной вражеской позиции осталось 34 орудия, вокруг которых лежали убитые люди и лошади.

Естественно, что Брусилов не мог велеть своим артиллеристам в такой момент вести экономную стрельбу.





На следующий день правый фланг армии Брусилова стоял крепко на месте, в центре 7-й и 8-й корпуса, правда с большими потерями, удерживали свои позиции. Левый же фланг оказался в тяжелом положении, и немалую вину в том имел начальник 48-й пехотной дивизии Корнилов. Ему своевременно был передан приказ Брусилова отойти на высоты севернее Миколаева. Корнилов этого приказа не выполнил, его дивизия была окружена, отброшена за реку Щержец и потеряла 26 орудий. Неприятель на этом участке продолжал продвижение. Ситуацию изменила 12-я кавалерийская дивизия Каледина, поддержанная 2-й сводной казачьей дивизией. В критический момент Каледин бросил в самоотверженную атаку 7 оставшихся у него в резерве эскадронов, опрокинул австрийцев и остановил их наступление. Впрочем, и действия Каледина вызвали неудовольствие командарма: остальные 17 эскадронов дивизии Каледина, сражавшиеся в тот момент в пешем строю, в атаке не участвовали, и потому она не приобрела необходимой мощи.

В полдень этого дня Брусилов получил сведения (опять авиаразведка!), что к центру позиций его армии противник собирает многочисленные колонны. Видимо, австрийцы намеревались пройти ко Львову по кратчайшему направлению. Командарм немедленно принялся собирать на участках 7-го и 8-го корпусов все свои резервы. К рассвету 30 августа в центре боевого порядка армии сосредоточилось 85 батальонов пехоты из 152 батальонов, имевшихся у Брусилова на тот момент. Сюда же сконцентрировали артиллерию, в том числе дивизион тяжелой артиллерии.

Враг располагал преимуществом в силах: против неполных 4 корпусов Брусилова в Городокском сражении действовало 7 австрийских корпусов, 21 пехотная дивизия! Общее представление о соотношении сил Брусилов имел уже во время сражения, тем не менее и не думал ограничиваться оборонительными действиями. Командирам 7-го и 8-го корпусов велено было наступать. Расчет состоял в том, чтобы сбить наступательный прорыв противника, спутать его планы. Этот расчет оправдался: 7-й и 8-й корпуса, правда, продвинулись недалеко, но противник, израсходовав резервы, не смог нанести мощного удара.

К этому времени резко ухудшилось положение австро-венгерских войск, сражавшихся к северу от 8-й армии, против 4-й и 3-й русских армий. Разбитые, они начали отступать. Выдержав удар противника на Львов, армия Брусилова сделала свое дело. 30 августа (12 сентября) австрийцы попытались снова наступать против войск 8-й армии, но, будучи отбиты, начали отходить. Сражение под Городком окончилось победой русских. 30 августа Брусилов телеграфировал в штаб Юго-Западного фронта: «Долгом службы и совести считаю свидетельствовать, что войсками было проявлено высшее напряжение, о стойкость и доблесть их противник разбился. Твердое и невозмутимо спокойное руководство командирами корпусов в критические минуты, которые бывали не раз, вырывало победу» [15].

Противник понес в сражении огромные потери — до 50 процентов состава, и даже более. Управление австро-венгерскими войсками нарушилось, случалось, что по нескольку дней солдаты не получали продовольствия. В плен сдавались тысячи вражеских солдат — группами и в одиночку. Особенно охотно сдавались русским солдатам из порабощенных Габсбургской монархией славянских стран — чехи, сербы, словаки: те из читателей, кто знаком с «Похождениями бравого солдата Швейка», имеют прекрасное представление об этом.

15

Один из командиров корпусов армии Брусилова, Радко Дмитриев, тут же получил, повышение: был назначен командующим 3-й армией. Генерал Рузский стал командовать Северо-Западным фронтом.