Кто твой враг

— Я тоже занят, — сказал Боб. — Все заняты, такое теперь время.

— Вот-вот начнут собираться гости, твои гости, между прочим.

Боб посмотрел на часы — без двадцати восемь.

— Мне надо позвонить, — сказал он. — Зельда, послушай, я вернусь через час. Должен сперва кое-кого повидать.

Зельда застыла в нерешительности.

— Я привезу его домой к половине девятого, — сказал Норман. — Обещаю.

Едва Зельда ушла, Боб, пошатнувшись, снова восстал.

— Я мигом, — сказал он. Но на этот раз отсутствовал добрых пять минут.

— Не могу понять, — возвратясь, сказал он. — Не отвечает… — Он ухмыльнулся во весь рот. — Так на чем я остановился?

Норман сказал на чем.

— Ну да, — сказал Боб, — вот ты, ты имеешь представление, какой процент детской смертности был дореволюции? И был ли хоть один погром в Польше, — прочувствованно сказал он, — с тех пор, как к власти пришли коммунисты?

За выпивкой и разговорами прошли еще полчаса, после чего Норман вывел Боба из ресторана.

— Держи, — Боб сунул ему ключ от машины. — Будь другом, сядь за руль. — Они взгромоздились в машину. — Но сперва подвези меня на… — он назвал адрес Салли, — идет?

— Я обещал Зельде, что доставлю тебя домой к половине девятого, — сказал Норман. — А сейчас без четверти девять.

— Да ну? — Боб удивился.

Норман уверил его, что так оно и есть.

— Без четверти девять, говоришь? — Боб попытался собраться с мыслями. Почему она не берет трубку? Сердится, подумал он. Куда-нибудь вышла. Позвоню ей утром.

— Твоя взяла, Троцкий — сказал он. — Домой так домой.

Норман отвез Боба домой. Гости разошлись лишь к четырем утра, назавтра Боб спал допоздна. И так Салли умерла.

— Когда их ожидать?

— Через час, не раньше, — сказала мисс Гринберг.

Из палаты напротив доносился стариковский хрип, по коридору изредка пробегала, цокая каблучками, сестра, в остальном в палате Монреальской еврейской больницы царила тишина. Его нога, сломанная в трех местах, была подвешена на сложной системе блоков.

— Никаких фотографий, — сказал он. — Вы обещали.

— Разумеется, — сказала она. — Никаких фотографий. Включить телевизор?

— Включайте.

Однако прежде пришел мистер Гордон. Тучный, патлатый Хайман Гордон навещал его каждый день. Мисс Гринберг хотела бы, чтобы он ушел. От его непроницаемой улыбки ей было не по себе.

— Минутку, — сказал он. — Вы не могли бы расчесать мне волосы?

— Охотно.

Она бережно, с явным удовольствием расчесывала его волосы.

— Вам пора подстричься. А как, по-вашему, Джозеф?

— Да, — сказал Эрнст. — Пожалуй.

— Волнуетесь?

— Нет.

— Это, знаете ли, большая честь. Мы все гордимся вами.

— Спасибо, мисс Гринберг.

— Труди, — поправила она.

— Труди.

Изображение на экране поплыло, но тут же выправилось. Экран заполнил кубастый коротышка с бородой и червеобразными усишками; расплывшись в улыбке, он адресовался Эрнсту, Труди и Хайману Гордону.

— Добрый вечер, дамы и господа. Меня зовут Томас Хейл. Каждую пятницу мы имеем удовольствие представлять вам программу «Дебаты» — в нашей программе трое участников обсуждают какую-нибудь животрепещущую тему. Сегодня наши гости, — камера отъехала назад, — мисс Люси Морган, критик, поэт, автор книг о путешествиях, она слева от меня. — Хейл сделал паузу, послал зрителям улыбку. — Мисс Морган, насколько мне известно, у вас этой осенью выходит сборник стихов в серии «Большой формат» издательства «Бойд и Макьюен». Все верно?

Мисс Морган жалко, боязливо улыбнулась. Ледащая, костлявая, с огненными черными глазами, ртом до ушей, копной курчавых черных волос, по причине малого роста она, по-видимому, восседала на подушках или телефонных справочниках. Голос у нее оказался неожиданно низким и скрипучим.

— Да, «Путем огня» выйдет в ноябре, девятнадцатого ноября. Книга стоит доллар девяносто восемь центов.

В ответ на следующий вопрос мистера Хейла мисс Морган сказала, что на нее прежде всего повлияли Дилан Томас, Малларме и «Золотая ветвь» [149]Фрейзера.

— Справа от меня, — сказал мистер Хейл, — Чарльз Лоусон, теле- и киносценарист. Мистер Лоусон, насколько мне известно, завтра вечером в кинотеатре «Ши» состоится премьера вашего фильма «Все о Мэри». Все верно?

— Похоже на то. Иначе, разве я мог бы позволить себе такой костюм?

Мистер Лоусон в ответ на следующий вопрос мистера Хейла сказал, что на него самое существенное влияние оказали его психоаналитик, жена и деньги, в такой вот последовательности.

Экран снова заполнило сияющее лицо мистера Хейла.

— Сегодня мы будем спорить о том, нужно ли канадским писателям и художникам уезжать из страны, чтобы развить свой талант. — Хейл сделал паузу, улыбнулся. — Я полагаю, сегодня наш спор будет особенно жарким, потому что мисс Морган на следующей неделе отплывает в Англию. Думается, она надеется обосноваться там. Меж тем Чарльз Лоусон, надолго покидавший Канаду, недавно вернулся, чтобы обосноваться здесь.

— Переключить на другой канал? — спросила Труди.

— Нет, — сказал Эрнст. — Хочу смотреть этот.

— Чарльз Лоусон — очень хороший человек, — сказал Хайман Гордон.

— Я видела его пьесу на той неделе, — сказала Труди. — Та еще пошлятина.

— Чарльз Лоусон, — почтительно поведал Хайман Гордон, — мог бы сделать карьеру в Голливуде, но он стоял за свободу слова. А это дорогого стоит.

— Он что, из этих, из коммунистов? — спросила Труди.

— Потише, — попросил Эрнст.

— Постоять за свободу в наши дни, — сказал Хайман Гордон, — это дорогого стоит.

— Тихо, — сказала Труди. — Мы мешаем Джозефу.

— …Канада испытывает культурный голод, — заключила мисс Морган.

— Не стану утверждать, что в плане театральной и культурной жизни Торонто может соперничать с Лондоном, — сказал мистер Лоусон. — Но — притом, очень большое но, — уезжая в эмиграцию, канадские писатели и художники своей стране ничего дать не могут. Я жил в Лондоне. И мне довелось повидать, как многообещающие таланты — а таких было немало — оказывались на дне, на дне бутылки «Джонни Уокера».

— Уж не хотите ли вы сказать, что стоит мне переехать в Лондон, и я стану алкоголичкой?

— Я уверен: мистер Лоусон выражался иносказательно.

— Я — канадец, — сказал мистер Лоусон, — и тем горжусь. Мисс Морган права в одном. Культурным раем Канаду назвать еще нельзя, но, — распалялся он, — если наши даровитые поэты будут и дальше убегать в более благополучные — я намеренно употребляю это слово, — благополучные страны, развить канадскую культуру нам не суждено. — Он подался вперед. — Англия, мисс Морган, мертва. Ей конец.

— Возможно, и так, — сказала мисс Морган. — Но там, по крайней мере, есть люди, которые читают стихи.

Томас Хейл откинулся в кресле.

— Весьма спорное утверждение, мисс Морган. Я — канадец. И я читаю стихи.

— Старая дева, — сказал Хайман Гордон. — Тьфу.

Труди Гринберг закаменела.

— Гоголь, — сказал Хайман Гордон. — Вот это поэт так поэт.

— Прошу вас, — сказала Труди. — Мы мешаем Джозефу.

— Байрон, — сказал Хайман Гордон, — вот кто, по-моему, поэт.

— …всего лишь из-за классовых различий?

— Извините, — сказал мистер Лоусон, — но мы не хотим, чтобы наш ребенок рос в стране, опутанной паутиной предрассудков и привилегий, погрязшей в чванстве. И мы ни за что не отдали бы Дэвида в частную школу.

— Не понимаю, какое отношение это имеет к нашей теме, — сказала мисс Морган.

— Весьма своевременное замечание, — поддержал ее Хейл. — Вопрос, какое образование выбрать для ребенка, неуместен.

— Конечно, конечно, — сказал мистер Лоусон, — но мне хотелось бы снова обсудить с мисс Морган проблемы экспатриантов после того, как она поживет в Лондоне с мое.

149

«Золотая ветвь» — пользовавшаяся большой популярностью книга Джеймса Джорджа Фрейзера (1854–1941), английского ученого, исследователя истории религий. Фрейзер развивал сравнительный метод в этнографии.