Явление зверя

Так вот, семья моя вполне могла считаться самой что ни на есть образцовой в социалистическом государстве. Потому что — многонациональная и многодетная. В моем классе ни у кого в семье не было четырех детей! А у меня — две сестры и брат. Кстати, когда сестры и брат учились, в их классах так же ни у кого в семьях не было столько детей… Конечно, бабушка-еврейка чуть-чуть эту образцовость подпортила. Но это — только с официальной точки зрения. А с истинно социалистической — как раз наоборот: здорово! Правда, истинно социалистической точки зрения придерживались в нашей многонациональной социалистической стране единицы: такие, как мой Дедушка. В смысле — мой латышский дедушка. Он для меня — Дедушка с большой буквы. В отличие от «просто дедушки» — моего русского дедушки Петра Андреевича Точилина. Так вот, поскольку мой Дедушка всегда и во всем бывал прав, — значит, его точка зрения является единственно правильной.

Мой Дедушка, Артур Модестович Ванагас, был одним из тех латышей, которые восприняли присоединение Латвии к СССР не как захват… А как действительное присоединение к могучему соседу. Дедушка рассказывал, что ему нравился СССР еще до того, как Латвия стала его частью. Идея гигантского многонационального государства, управляемого народными избранниками, государства, в котором все равны… Конечно, Дедушка был тогда очень юным и очень наивным. И искренне верил советской пропаганде. Но спустя много десятилетий, пережив все эти разоблачения и разочарования, он продолжал говорить, что замысел был великим! Просто претворялся в жизнь он людьми недостойными. И они погубили то, что должно было принести счастье и процветание всем народам нашей огромной страны.

Происхождение у Дедушки по тем временам считалось очень даже правильным: из крестьян. Он рано потерял отца. Жил с матерью, которую любил без памяти и которая, как я теперь понимаю, позволяла ему куда больше, чем другие латышские крестьянки позволяли своим сыновьям. Собственно говоря, моя прабабушка вообще ни в чем не препятствовала своему единственному сыну. И даже поддерживала его — по мере сил. Когда он разочаровался в религии — мать тоже перестала ходить в церковь. Перессорилась из-за него со всеми соседями. Наверное, их бы вообще затравили… Но моя прабабушка Марта была местной знахаркой. И ее в селе уважали. Любые хвори вылечить могла, а если помочь было нельзя — так и говорила. И что странно, ее диагноз всегда подтверждался. Забавно, что свою деятельность она продолжала и с приходом русских, и во время войны — до самой смерти! Кстати, Дедушка был уверен, что его мама обладала каким-то особым даром или тайным знанием, действительно позволявшим ей лечить, — при том, что медицинского образования она не имела. Он видел столько случаев исцеления, что никогда не ставил под сомнение ее деятельность. Хотя новые дедушкины друзья — из числа русских офицеров местного гарнизона — пытались его переубедить… Даже отец бабушки Лии, другой мой прадедушка, Соломон Моисеевич Лейбович, служивший в том же гарнизоне замполитом.

Дедушка в детстве отучился в трех классах воскресной школы. Но тяга к знаниям у него была огромная. Русскому его учил Соломон Моисеевич, он же преподавал Дедушке азы марксизма-ленинизма (и сталинизма впридачу)… Кажется, он был талантливым политработником, мой прадед Соломон Моисеевич! Он находил ответы на все вопросы пытливого латышского юноши, и за неполные два года знакомства сумел выковать из него настоящего коммуниста. Правда, в партию дедушка вступил только в 1944 году. Будучи уже полностью готовым к этому шагу и кровью заслужив право называться коммунистом!

Кстати, весьма знаменательно: моя бабушка с отцовской стороны — бабушка Лия — много-много лет была влюблена в дедушку с материнской стороны… В дедушку Артура Модестовича. Мне даже кажется, что она была влюблена в него вообще всю жизнь. Но может быть, это всего лишь предположения моей романтической натуры. Слишком уж много для одной семьи — две такие большие и вечные любви… А уж то, что Дедушка любил жену свою (мою бабушку Тамилу) всю жизнь и еще много-много лет после ее смерти, — это чистая правда, как бы это ни выглядело странно.

Всю семью бабушки Лии немцы убили сразу после захвата гарнизона. А бабушку Лию, тогда еще семнадцатилетнюю девочку, укрыла в своем доме прабабушка Марта. И укрывала ее у себя всю войну — пользуясь тем, что они жили весьма изолированно от остальной деревни. А Дедушка ушел в партизаны. Сначала в их местах было два отряда: советские солдаты, оказавшиеся в окружении, и отряд латышей, враждебно относившихся к любым захватчикам. Потом отряды слились в один, и им из Москвы прислали инструктора. Ужасно, но после войны многие латыши из того отряда так и не вернулись в свои дома — продолжали воевать уже против русских. Разумеется, их всех перебили. Дедушка всегда сожалел об этом, хотя и осуждал земляков.

Дедушка весьма прославился в годы своей партизанской юности. А потом их отряд влился в ряды победоносной Советской Армии и дошел до Берлина. В Берлине Дедушка с тяжелым ранением попал в госпиталь, где и познакомился с бабушкой Тамилой.

Она была старше его на три года. Из интеллигентной, даже аристократической семьи, хотя тогда аристократическое происхождение старались скрывать, тем более что родные бабушки Тамилы были репрессированы. Она была очень красивой женщиной, великолепным врачом и ученым — после войны она написала несколько научных работ по проблеме хирургии мозга.

Они с Дедушкой были, что называется, не ровней друг другу во всех отношениях. Но как же они друг друга любили! Быть может, Шекспир смог бы про это написать достойно… Или — Пушкин. А больше — никто.

После войны они приехали в Латвию. Бабушка Лия, промечтавшая всю войну о том, как дедушка Артур вернется к ней и как они поженятся, была очень разочарована. А прабабушка Марта приняла невестку хорошо. Они во многом находили общий язык. Все-таки обе лечили людей, хотя и по-разному!

Бабушка Лия вскоре вышла замуж за дедушку Петра Андреевича, он тогда служил в местном гарнизоне. Потом у них родился мой папа. А потом они уехали в Москву.

Дедушка Артур Модестович с бабушкой Тамилой жили в Риге. У них родилась моя мама. А когда маме было восемь лет, бабушка Тамила умерла от инфекционного менингита. Так что Дедушка воспитывал мою маму один. О том, чтобы жениться снова, не могло быть и речи. Дедушка продолжал любить бабушку Тамилу. Смерть разлучила их, но повлиять на дедушкины чувства так и не смогла.

Когда мама окончила школу, она захотела учиться в Москве, в МГУ. Дедушка не понимал, чем так уж плох Рижский университет, но не препятствовал. Считал, что маме будет полезно пожить в общежитии. На время экзаменов мама поселилась у бабушки Лии. Вот тогда-то и начался ее роман с моим папой, хотя знакомы они, конечно же, были с детства. Он уже учился на геофаке МГУ и провожал ее на экзамены. Мама не поступила — не прошла по баллам, а задействовать свои связи Дедушка, разумеется, не пожелал, потому что это было бы нечестно. Он искренне считал, что преимущество при поступлении в высшее учебное заведение дают только знания абитуриента, а не влиятельные родственники! Кстати, мама по сей день этого ему простить не может. Столько слез она пролила из-за того, что ее в списках принятых не оказалось…

Не хотелось ей тогда возвращаться домой. Знала, что Дедушка без дела сидеть не позволит, заставит пойти работать. Причем наверняка в то место, где ей не понравится! Но где она сможет приносить максимум пользы государству…

В августе 1967 года ей исполнилось восемнадцать, и мой будущий папа предложил моей будущей маме путь к спасению: пожениться. Они подали заявление в загс. Бабушка Лия и дедушка Петр Андреевич были не против, мама им всегда нравилась, а для бабушки, я думаю, была в этом еще и сладость победы над Дедушкой, который так и не поддался ее чарам, да и над бабушкой Тамилой тоже — соперницей! Известили Дедушку, он приехал… Он, конечно, считал, что им рано жениться. Но его, конечно, не послушались. И мама с папой поженились. На следующий год мама, уже беременная Никой, благополучно поступила на геофак. И после первого семестра ушла в декретный отпуск!