Страница 2 из 48
— Нет, конечно, нет. — Что бы они сказали, если бы знали, что она и в глаза не увидит Сью? Шотландия — да, Сью в Пиблсе — нет. Однако для начала будут открытки, чтобы они не догадывались. Виды Эдинбурга или что-нибудь в этом роде. «Вот здесь я пробыла полдня».
— Как быть с результатами экзаменов? Ты точно не хочешь, чтобы я переслала их тебе?
В дом Сью? Она поежилась. Майлс не сказал ей, как выкрутиться в этом случае.
— Абсолютно уверена, спасибо. Если сдала плохо, то не хочу знать об этом на каникулах.
— Конечно, не хочешь, — с нежной насмешкой произнесла мать. — Наверняка ты сдала отлично, как всегда.
Миля за милей уносились прочь родные места: ровная свежая зелень отцовского гороха, бобов и картофеля, соседское поле с аккуратным пунктиром стогов сена, развалины аббатства одиннадцатого века, а далеко слева их сопровождал тридцатифутовый береговой обрыв, сдерживающий жадные воды Северного моря.
Дорога свернула от берега, в обход Поттер Хейгама с прижавшимися друг к другу прогулочными корабликами, Кэтфилда и Кейстера с его летними лагерями, уже открытыми, но еще не заработавшими в полную силу. Отсюда снова поворот к побережью, и далее вдоль Норд Денеса до Грейт Ярмута. Северное море бывает очень серым и волнистым; в этот день оно было прохладного серебристо-голубого цвета.
— Приятное место Ярмут, — огорошил ее отец неожиданным замечанием. Несколько миль он был очень молчаливым спутником. — Совсем неплохо было бы тебе попробовать устроиться там.
Она уже почти забыла. Мать, сообщая ей о должности учителя, которая в конце месяца станет вакантной, сделала это с типичным для нее безразличием: «Просто я подумала, милая, что ты, наверное, захочешь продвинуться дальше в своей области».
— Если бы ты обзавелась небольшой машиной, то смогла бы жить дома, — продолжал отец. — Мне всегда очень нравился Ярмут. И тебе тоже, раньше, — подчеркнуто добавил он.
— Мне и теперь он очень нравится, — правдиво ответила она; если хоть сколько-нибудь любишь жизнь, то невольно испытаешь притяжение этого оживленного, веселого города. — Но я не думаю, чтобы они захотели взять меня меньше, чем на год. — Это было проверочное заявление, хотя и ужасно нечестное. Весной ей исполнится двадцать один.
Молчание отца показало, что он воспринял подтекст, словно холодный душ. Он не выносил неприятностей, не желая ни создавать их, ни сталкиваться с ними, и избегать их ему удавалось достаточно успешно.
Она пылко произнесла:
— Папа, прости меня, но ты понимаешь, что я собираюсь выйти замуж за Майлса?
Он посмотрел на нее. У него были добрые серьезные глаза, синие, как кобальт, как английское небо.
— Ну, надо отдать тебе должное, ты этого и не скрывала и имеешь право решать сама. Я признаю это. Но вот что я еще скажу тебе. — Он заметил, как внезапно изменилось выражение ее лица. — Держись, радость моя, совсем ни к чему так на меня смотреть. Я доволен тобой. Наверное, я не очень хорошо умею произносить речи, но знаю, что три недели назад ты была очень плохого мнения обо мне и все же согласилась с тем, что я говорил. Другая девушка могла уехать и сотворить какую-нибудь глупость, о которой потом жалела бы всю жизнь.
О нет, подумала Джоанна, пожалуйста, только не это…
— Если бы я сотворила ее с Майлсом, — пробормотала она, — то не пожалела бы.
На этот раз, к счастью, синие глаза остались прикованными к потоку автомобилей, направлявшихся на рынок.
— А Майлс? — небрежно осведомился их обладатель. Джоанна онемела от изумления. — Знаешь, здесь требуются двое, — заметил отец. — И этого должно хватить на всю жизнь.
К ней вернулся дар речи.
— Да, папа, знаю.
— Тогда начни как следует, радость моя. Это только разумно. Мы с твоей матерью были помолвлены почти два года.
— Это я тоже знаю, папа, — с нежностью сказала она. — И это ничего не изменило. Вы ведь тоже были уверены с самого начала.
Его резковатое чисто английское лицо вдруг расплылось в улыбке.
— Ладно, Джо, тут ты меня поймала. Если вы знаете друг друга такими, какие вы есть на самом деле, без всяких прикрас, и все еще хотите провести всю оставшуюся жизнь вместе, меня это вполне устраивает. И когда придет время… — он явно не собирался сдаваться полностью, — ты, может быть, подумаешь о том, чтобы обвенчаться вон там. — Он безмятежно мотнул головой в сторону южного фасада церкви Святого Николаса.
— Почему именно там? — спросила она, не сводя глаз с остроконечной башни и трансепта [1], в витражном окне которого были изображены птицы и лодки.
— Просто подумал, что тебе это могло бы понравиться, — ворчливо ответил он. — Именно здесь мы с твоей матерью хотели пожениться. К несчастью, Гитлер нам помешал.
— Не знаю, папа. Я подумаю. В конце концов, у вас с мамой все сложилось хорошо. — Как раз в это время над церковной площадью прозвучали двадцать три ноты из баховской мессы си-минор. Было без четверти три. Отец быстро свернул на Конж, и через две минуты автомобиль въехал на насыпь, мягко прогрохотал по мосту и остановился.
— Э, не собираешься ли ты остаться у Сью насовсем, — пошутил отец, поднимая чемоданы. Сердце ее пропустило удар и замерло, а он продолжал: — Хотя, наверное, мне бы уже следовало привыкнуть. Твоя мать тоже упаковывает целый сундук каждый раз, когда отправляется отдыхать.
И ей самой тоже уже следовало бы знать, подумала Джоанна с болезненной улыбкой. Он был последним человеком, способным что-то заподозрить или бросить вызов. Он считал само собой разумеющимся, что она говорит правду.
Последний неспешный вопрос у поезда:
— Кстати, а где сейчас Майлс?
— О! — Она опять глупо вздрогнула. — Дома. — В данный момент это было правдой. Майлс был в Дублине и будет там до вечера. Его самолет отправляется в семь.
— Я полагаю, ты время от времени будешь ему писать, — еще одна шутка. Она машинально улыбнулась. — Скажи ему, чтобы он снова приехал повидать нас.
Она кивнула, ощущая, как кровь прилила к щекам. Затевая все это, она была готова ко всему, кроме, вероятно, доброты и привязанности. Не следует ли ей, как это ни поздно…
— Осторожней, Джо! — Рука отца смахнула ее с пути другой путешественницы, девушки примерно ее возраста, ведущей за руку курчавую африканскую девочку, совершенную фею в красной парке.
У малышки, обнимавшей огромного игрушечного панду, обе руки были заняты, ей нечем было ухватиться за поручень. Она с сомнением приподняла ногу в белой туфельке и снова опустила ее. Эдвард Дайкс быстро шагнул вперед и поднял ее на ступеньку. Последовал обмен улыбками и благодарностями, и в это время прозвучал свисток кондуктора.
Пахнувший табаком поцелуй приземлился на щеку Джоанны.
— Славная малышка, — с одобрением произнес отец и закрыл дверь купе.
Через минуту поезд беззаботно запыхтел с ярмутского Воксхолла. У него было тридцать пять минут, чтобы добраться до Нориджа, и его-то ничто не волновало. Масса времени, масса времени, уютно посвистывал он, семь означает секрет, масса времени.
Масса времени, масса времени… Но времени было недостаточно. Через несколько часов она будет с Майлсом, а через несколько недель станет его женой.
Песенка колес изменилась. Почему я выбрала тебя? Почему я выбрала тебя?Она засмеялась про себя. Можно сказать, что она вообще не выбирала. Майлс просто вошел в ее жизнь. «Настоящая оккупация», — сказали некоторые. И теперь поезд говорил что-то еще. Знаю почему. Знаю почему. Что-то, о чем она не сказала бы ни одной живой душе, потому что они плохо подумали бы о Майлсе, а ведь даже то полное паники мгновение было вызвано любовью. Она так и сказала дрожащим голосом, в ужасе, что может потерять его.
— Ну и хорошо. Давай поженимся, — весело сказал Майлс. — Что нам мешает?
Похоже, только ее родители. Его родители ничего об этом не знали. Они не станут возражать, заверил ее Майлс, но, конечно, сейчас им нельзя сказать, ведь это вовлечет их в обман. Выходом из положения может быть Шотландия, продолжал он. Если ты можешь доказать, что прожил там определенное время, то после шестнадцати лет разрешение родителей не требуется. В сущности вообще глупо ехать домой.
1
Трансепт — поперечный неф готического собора.