М7

― Нет.

― А почему? ― Ее действительно ввел в ступор ответ Кати.

― Сама не знаю.

― Не нравится, что ли? Или женат?

― Не женат. И нравится. Просто я его боюсь ― а он меня близко не подпускает. Так и живем на расстоянии вытянутой руки.

― Странно. Он же тебе и машину купил, и вон ― посмотри вокруг: тебе двадцать один ― а ты директор спортивного клуба. Благодаря его участию, кстати.

― Во-первых, не директор, а управляющая, а во-вторых, ты только не строй из него добродетеля ― он все-таки имеет свои сорок пять процентов клуба и прибыли. И машину я взяла у него в кредит.

― Да, но мог бы иметь все сто и заниматься этим без тебя.

― Да, мог бы, но со мной же веселее?

Или нет? А правда? Почему В. не мог заниматься «Сатурном» без Кати? Тем более что этот доход ― капля в море в финансовой истории В.

В тот вечер Кати не могла уснуть, ворочалась с боку на бок и спустя час перебралась с одного конца кровати на другой. А терзали ее вопросы вроде «Почему у них с В. никогда не было даже банального секса?» Он же мужчина в самом расцвете сил, она молодая, приятная девушка. Да, несколько раз были ситуации, когда, казалось, вот-вот он ее поцелует ― или это сейчас так вспоминалось. Когда около двух ночи вопросы стали размножаться в геометрической прогрессии, Кати накинула на себя первое попавшееся платье и прыгнула в машину. Несколько раз она думала позвонить В. и предупредить о своем приезде. Сказать, что ей всего-то нужно пять минут, чтобы поговорить и все выяснить. Но она и сама не заметила, как, держа в руке телефон, оказалась у ворот его дома в Салтыковке.

Далекий лай собак разрезал позднюю ночь на обрывки чужих снов. От шума мотора проснулся спящий в теплое время года во дворе алабай В. по имени Грант. Он лаял грозно, как будто отправлял Кати по всем нецензурным направлениям, но та не сдавалась: начала мигать дальним светом ― прекрасно зная, что окна спальни В. выходят на уличную сторону.

Не подействовало.

Тогда Кати, взъерошенная, в длинном трикотажном платье, напоминающем халат, вышла из машины и начала нетерпеливо теребить звонок на высокой чугунной калитке.

Грант стих, а возле крыльца загорелся свет, калитка с щелчком открылась, и Кати направилась в сторону дома ― В. стоял в дверях в пижамных штанах на голое тело.

― Что-то случилось? ― сонно спросил он, пытаясь сообразить, который час.

― Да. Случилось. Прошло три года. Я так больше не могу. Я думала, любовь живет три года ― но моя слишком живучая. И я сейчас лежала в кровати и думала, почему у нас не было романа. Почему у нас с тобой до сих пор не было ничего, даже секса? А потом поняла, что у нас с тобой никогда и не будет романа. И в этот момент мне стало так обидно, что я лежала, переживала, била кулаком подушки...

― И ты решила меня разбудить? Чтобы не одной обидно было? ― В. жестом показал, что с подобными речами лучше пройти в дом или на террасу в глубине двора.

― Я с тобой серьезно. А ты все время шутишь.

― Да не шучу я. Просто я такой, ― В. подошел к бару, налил бокал вина, потом кинул взгляд на Кати, перелил содержимое в большой резной стакан из бледно-лилового стекла и, заполнив его доверху, протянул ей для успокоения.

― И такой ты мне нужен. ― Кати покорно взяла стакан и подняла взгляд на В. Он присел на корточки и ладонями обхватил руку Кати.

― Мне сорок, тебе ― двадцать один... И пусть почти двадцать два ― все равно между нами практически двадцать лет разницы. Зачем я тебе нужен? Мы с тобой находимся по разные стороны от молодости ― я уже давно перешагнул на сторону заката, в то время как ты гуляешь по предрассветному туману. Найди себе молодого и будь всегда неправа. В чем проблема-то? Кто мне рассказывал, что ищет прекрасного принца с ужасным характером? Я уже слишком стар, чтобы быть принцем. Ты молодая ― у тебя еще вся жизнь впереди.

― В чем проблема?! ― Кати перешла на крик. ― Проблема в тебе. Что стоит мне кого-то найти, ты сразу натягиваешь свой поводок. Начинаешь звонить, шутить свои шутки про то, какие у нас красивые будут дети. Заявляться ко мне в три часа ночи с бутылкой вина, сидеть молча или рассказывать про свою молодость, а потом в четыре часа, нелепо обняв, сбегать спать в гостиную на диван! Это ты ведешь себя, как будто тебе двадцать один. А мне сорок. Вот скажи мне прямо сейчас ― ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ! Произнеси это вслух. Озвучь ― может, тогда мне полегчает.

― Ты мне нравишься, и ты это знаешь.

― Тогда уже я спрошу, в чем проблема? Почему у нас никогда ничего не было?

― Проблем у нас не было именно потому, что у нас ничего не было. Ну что, мне надо было обязательно спать с тобой? ― В. поднялся и перебрался в кресло.

― Ну хотя бы ― да! ― возмущенно выпалила Кати.

― И зачем? Секс в нашем с тобой случае ведет к отношениям.

― И-и-и-и-и-и-и-и...

― А я в отношениях ценю простоту и удобство, комфорт. Ты пойми, чувства, эмоции ― это все здорово, классно... Но это иногда не для жизни... Да, ты вызываешь во мне массу переживаний и чувств. С тобой весело, интересно, здорово ― но я уже прекрасно в силу возраста понимаю, что мы не сможем комфортно для нас обоих сосуществовать, если будем вместе... Что ты сама же сбежишь через две недели, потому что яркие краски ― да, но в остальном я человек взрослый и бездушный, я не готов размениваться и переживать по мелочам. Я хочу свободы. А ты пока вряд ли меня поймешь ― люди не принадлежат друг другу, и все, что можно получить от человека ― это ровно то, что он готов тебе дать. А ты не готова мне дать молчаливый комфорт и уют. Ты не готова быть той, кто просто молчит и не задает вопросов. Да, я эгоист. И я не хочу, чтобы ты сейчас окунулась во всю пучину разочарований, пусть еще попрыгают перед тобой те, кто верит, что миром правит любовь, будут готовы к сценам, скандалам, всем этим краскам... Ты на самом деле не готова быть со мной. С тем, кто я есть на самом деле. Вот с этим, ― В. показал на себя, ― человеком, которому, как это ни мерзко звучит, уже практически все в этой жизни параллельно. Я не романтик. И мне уже не двадцать один. Повторюсь, тебе это не надо.

― Откуда ты знаешь? Ты что, меня настолько хорошо выучил, что можешь с уверенностью сказать, что я чувствую и что мне надо по жизни? ― Кати практически залпом осушила стакан и, приподняв его, показала, что не откажется от повторения.

― Ты мне сейчас не поверишь ― но именно так!

Внутри Кати все смешалось: злость, недоумение, слезы.

― У тебя есть сейчас женщина? ― как будто всеведующая Пифия, расположившаяся на плече, снова шепнула Кати тайну, а та ее вмиг озвучила.

― Ну, есть ― и что это меняет? Если тебя это утешит ― я ее не люблю, по крайней мере, в твоем понимании любви. ― В. присел к Кати и скользнул взглядом по ее лицу.

Он оказался совсем близко с ней и попытался обнять, но Кати неоднозначно и нервно увернулась.

― Ты пойми, я вообще не уверен, что мне это все надо ― чтобы кто-то маячил у меня перед глазами каждый день. Это сначала тебе кажется, что ты готов вытерпеть все ― только потому, что ты любишь. Но потом ты понимаешь, что любовь со временем уходит вместе с терпением. И начинаются измены, ругань ― но зачем мне все это тебе рассказывать. Ты ж потом замуж не пойдешь? ― В. смеялся, и теперь Кати становилась ясна природа его шуток, а то, что с каждым последующим словом его голос становился все более убаюкивающим, начинало ее злить.

― Если ты все знаешь, поведай, что со мной будет дальше?

― Ты выйдешь замуж за молодого и будешь всегда неправа.

― Твои слова ― да Богу в уши. Вот ты мне тогда скажи, на фига было проводить со мной столько времени? Видеться через день, звонить через час, помогать мне во всем, быть рядом, держать за руку... Ты мне ответь, когда ты тогда приехал ко мне в три часа ночи с бутылкой вина ― это был дружеский визит?

― Мы оба знаем, что не существует дружбы между мужчиной и женщиной.

― Ты мне так и не ответил, зачем? ― Кати в силу возраста встала в позу и пыталась изо всех сил прижать В. к стенке, раздвигая ненужные границы откровенности. Она знала, что за этими границами лежит боль. Боль, способная ее излечить и уберечь от бездушной, немой и неразделенной любви.