Признание

И Марина смеялась. Когда она смеялась, носик, короткий, вздернутый, жадно втягивал воздух…

И Алена смеялась. Она смеялась, обхватив руками затылок и откинув голову…

Они поглядывали друг на друга сквозь зыбкую вязь смеха и уже не помнили причины, вызвавшей смех. Да и была ли причина? Просто им приятно смеяться. Их ничего не стесняло. Они прекрасно знали друг друга много лет. Всю жизнь. Хотя и виделись не так уж часто…

— Кит, Кит… Помнишь, как ты подрался из-за меня с Глебом, помнишь? В школе, — проговорила Алена.

— Дурак был, — хохотал Никита.

— Ты рыцарь был, глупый. Я тебе правилась, ты и подрался… А сейчас? Какой-то Скрипкин, господи! — Алена укоризненно качала головой.

Никита шагнул к стене, снял с крючка автомат и спрятался за шкаф. Он выставил автомат и нажал гашетку. На кончике дула замерцала лампочка, изображающая выстрелы.

— Я тебя убил! Падай! — закричал Никита.

Девушки оглянулись: в дверях стоял Глеб.

Из бесед со свидетелями по делу № 30/74.

Свидетель Н. Бородин:

«…Почему я его не любил? Трудно ответить. Человек собственных недостатков не замечает. Но в его присутствии я замечал свои недостатки, как это происходило, не знаю… Все началось с одного случая, давно, в детстве. Случай наивный. Детские обиды. Драка из-за девчонки…»

Свидетельница А. Павлиди:

«…Есть ли у меня недостатки, о которых я знаю? Человек прощает себе любые недостатки и ошибки, если о них никто, кроме него, не знает… Почему это вас интересует? Разве это относится к делу?.. В тот вечер Глеб не был пьян. Я в этом уверена».

Свидетельница М. Кутайсова:

(запись в деле) «…Вообще я никогда его пьяным не видела. Никогда. К тому же мы сели за стол после прихода Глеба, так что никто из нас к тому времени вина не пробовал…»

— Послушай, Марина, нельзя ли нам привалить к нормальному столу, сесть на обычные стулья? — Никита изнывал, сидя на детском табурете. Казалось, он опустился на корточки.

— Нельзя. Хочу, чтобы вы запомнили мой день рождения.

— И Глеб скис. Ноги затекли, да, Глебыч? — Никита выпрямил колени.

— Глеб, а, Глеб. Нам было весело. Мы встретили тебя с радостью, а посмотри, какая у тебя физиономия! — не выдержала Алена.

— Он печален оттого, что я старею, — мягко проговорила Марина.

— Кстати, сколько тебе сегодня исполнилось-то?

Пожалуй, это была первая фраза, произнесенная Глебом после появления.

Марина вскинула на Глеба зеленоватые с прищуром глаза.

— Двадцать пять. Четверть века. Кажется, я заслужила букетик цветов. Хотя бы стажем…

— Извини. Я слишком торопился.

— Кстати, ты прикатил на «чизетте»? — спросил Никита. — Мы даже не слышали треска…

— Вы очень громко смеялись!

Глеб выбрал поджаристый пирожок, надломил, но есть не стал, положил обратно в тарелку. Помолчал, к чему-то напряженно прислушиваясь, спохватился и улыбнулся.

— Жаль, что ты на мотоцикле. — Алена налила Глебу лимонад.

А Марина вдруг вспомнила о свечах. Она купила две таллинские свечи: толстые, квадратные, зеленые, с подставкой из черненого металла… Колеблющийся свет отодвинул в глубину полки с игрушками. Пуговичные глаза кукол замерцали живым осмысленным блеском.

Никита встал.

— Нам нужен тамада! Предлагаю свою кандидатуру. Нет возражений?

— Нет! — ответила за всех Марина. — Только короче! Пора уже и выпить.

— А куда нам спешить? — Алена достала сигарету, потянулась к свече и прикурила. — Говори, Кит! И помни: есть человек, который выслушает тебя до конца. Даже если ты охрипнешь. Только не забудь — десятый час.

Никита поклонился.

— Недавно мне довелось быть в Грузии, в командировке. Там мне сказали: «Твоя речь, Никита, напоминает горный ручей — не может ни на чем задержаться…» Но я все-таки задержусь. Я не стану говорить о достоинствах нашей именинницы. Их все знают, видят. Я для начала хочу поговорить о другом… Собрались близкие люди. Родные люди, я не боюсь этого слова. Мы знаем друг друга всю жизнь. Хоть мы и прожили неполных тридцать лет, но все равно это тридцать лет…

— Ну тебя к черту, Кит! — Марина протянула фужер и чокнулась с Аленой. — За мое здоровье! Чтобы я была богатой и счастливой. Чтобы мои враги сейчас, в эту минуту, схватили по инфаркту, а друзья выиграли в спортлото по «Москвичу». Ура!

Никита выпил, поставил фужер на стол и включил магнитофон…

Они танцевали медленный танец. Глеб смотрел поверх головы Марины, в его зрачках отражались огоньки свеч.

— Странный ты какой-то. — Марине надоело ловить его взгляд.

— Налили мне лимонад. И еще… — Глеб оставил Марину, плеснул в фужер шампанского. — Кит! — крикнул он. — Почему ты разошелся с женой? Мы давно не виделись. Расскажи, Кит, старым друзьям. Поделись!

Никита в недоумении взглянул на Глеба. С чего это он?

— Расскажи, Кит! Развесели, — не отступал Глеб. Он взял бутерброд и встал позади Никиты и Алены, повторяя их движения.

— Отстань! Ты много о чем рассказываешь? — Никита медленно покачивался в такт музыке.

Марина взяла Глеба за руку, потянула в сторону:

— Перестань! Не все можно вышучивать.

— Все! — выкрикнул Глеб. — Все! Убежден.

Никита обернулся. Его и без того тонкие губы были сжаты и, казалось, провалились, затягивая нос и подбородок.

— Что ж, слушай. Притчу о легкомысленном юноше. Слушай и учись. Поначалу все было нормально. А потом оказалось, что мы не любим друг друга. Меня раздражало в ней все — походка, голос, манера смеяться. Все-все… К концу рабочего дня у меня портилось настроение — надо было идти домой. У нее были жесткие волосы. Когда она причесывалась, от расчески отлетали искры…

— Может, ты женился на Бабе-Яге? — не выдержала Алена.

Никита достал записную книжку, извлек маленькое паспортное фото и протянул Глебу. Миловидное девичье лицо улыбалось доброй улыбкой…

— Ну а как она вблизи? Ничего была? — произнес Глеб.

Никита с изумлением уставился на Глеба.

— Так ведь ты ее не любишь? — выкрикнул Глеб. — И фото у тебя случайно в кармане оказалось, да? Молчишь?

— Не твое дело, болван! — Никита сел на табуреточку, придвинул колени к подбородку и уставился на огонек свечи.

— А ты с удовольствием рассказал бы нам все о ней, верно? Рассказал бы! — Глеб нажал на клавишу, и магнитофон смолк. — Ты рассказал бы? — Голос Глеба был тих, едва уловимая пауза отделяла каждое слово.

Алена в недоумении взглянула на Марину: что это с Глебом? И выпил-то всего ничего. Марина молча пожала плечами. Отошла к окну, взяла в руки плюшевого одноглазого зайца. Он нравился ей больше всех игрушек.

— Я хочу знать: боится он рассказать об этом или стыдится? Я хочу знать, — так же негромко продолжал Глеб. — Может, она и ушла от тебя, Кит, потому, что ты оказался не тем, кто ей нужен, а? И ты боишься нам рассказать. Или стыдишься? Ведь иногда мы не столько боимся рассказать о своих поступках, сколько стыдимся…

Глеб умолк. Лицо его заострилось. Он к чему-то прислушивался, там, за окном…

Алена шумно прошлась по комнате. Глеб, не скрывая испуга, взглянул на нее, словно умолял не шуметь, оставаться на месте. Алена накинула на плечи кофточку.

— Слушай, с какой стати ты суешь нос не в свои дела? Другой бы давно дал тебе в морду! И вообще ты нам портишь веселье. Марина готовила, старалась. А ты все портишь…

Алена взглянула на дверь. Кто-то осторожно шел по лестнице…

Дверь распахнулась. На пороге стояла дворничиха в полушубке и платке. Она оглядела зал. Узнала Марину. Перевела взгляд на Никиту, затем на Алену. Глеба она не заметила. Тот стоял в дальнем темпом углу.

— Веселитесь. Слышу музыку, вижу свет. Думала, может, кто из пацанов залез, схулиганить.

— Свои, тетя Настя. День рождения у меня. — Марина взяла со стола фужер, налила вина и прихватила пирожок. — Угощайтесь.

Дворничиха кивнула, подобрала подол фартука, вытерла руки.