Главное управление

Мы томились в затхлости пыльного чердака, оборудованного под наблюдательный пункт, в ожидании долгожданной развязки. Двое оперов из ФСБ, присев на застланную газетой несущую балку, пили кофе из термоса и покуривали, стряхивая пепел в ржавую жестяную банку. Один из оперов читал какой-то замусоленный журнал, на чердаке обнаруженный, цитируя выдержки из него и одновременно комментируя их:

– Во дела, а?! У свиньи оргазм длится тридцать минут… Ни фига се… Хочу быть свиньей в будущей жизни. У сома двадцать семь тысяч вкусовых рецепторов. Там чего, на дне, сплошные деликатесы? Тэк-с… Таракан живет без головы восемь дней, после чего умирает от голода. А я все о свинье думаю… Тридцать минут! Блоха может прыгнуть на расстояние в триста пятьдесят раз больше своего тела.

– Все равно, что человек через футбольное поле, – удивился его напарник.

– Чего там поле! Тридцать минут! Повезло свинье! Ты только представь! Э… Слоны – единственные животные, которые не умеют прыгать.

– Так оно и к лучшему, наверное, – заметил напарник.

– Львы порой спариваются более пятидесяти раз в день.

– А ты говоришь – свинья… Недаром лев – царь зверей.

– Не, свиньей быть лучше, качество превыше количества. Слушай дальше: глаза у страуса больше, чем его мозг.

– Я знаю таких людей, – сказал напарник уверенным голосом.

– А у морской звезды вообще нет мозга.

– И таких людей я знаю. Кстати, а самое несчастное животное – осьминог.

– Это почему?

– У него ноги от ушей, руки из жопы, жопа с ушами, и мозг, естественно, тоже в жопе.

– Да ладно тебе, остряк нашелся. Слушай, тут еще: люди и дельфины – единственные виды, кто занимается сексом ради удовольствия. Эй… а как же тогда свинья?

Ответа на сей вопрос чтец-популизатор не получил.

– Прибыли! – сообщил я, глядя, как к дому подъезжает грузный представительский «Мерседес», сопровождаемый машиной продажной дорожно-патрульной службы. Номерок на «Мерседесе» был полублатной, с двумя передними нулями, но с корявой серией.

Журнал был отброшен в сторону, и оперативники вмиг скучились у смотрового оконца, горячо задышав мне в затылок.

Между тем гаишники, убедившись, что заказ выполнен, тут же с места операции ретировались, счастливо избегнув задержания и неминуемых побоев, а «Мерседес» проследовал на территорию.

Прильнув глазами к окулярам бинокля, я наблюдал, как из машины сначала показался узорчатый модельный штиблет, утвердившийся на тверди земной, после высветился бритый череп, отделенный от шеи жирной складкой, и наконец из салона выпросталось туловище кавказца лет пятидесяти. Низкорослый, с тугим пузцом и коротенькими ручками, он напоминал упитанную блоху. Обрести ему устойчивое горизонтальное положение на дорожке, ведущей к дому, помог любезный верзила-охранник.

Хозяин дома заключил гостя в объятия, а прислуга тем временем извлекла из багажника два увесистых баула. Удлиненные угловатые формы этих баулов, их камуфляжный окрас и ощутимая даже издали гиревая увесистость пришлись мне не по душе. Это было оружие, не героин. А может, то и другое вместе?

Я заметил некоторую растерянность на лице стоящего рядом со мною Акимова, отличил задумчивую паузу в командной рации, находившейся сейчас в руках Тарасова, но тут грянула на выдохе его команда: «Пошли!» и – началось!

Черные тени спецназовцев перемахнули через забор, приклады автоматов впечатались во лбы любезничающих между собой пришлых и местных охранников, а далее я увидел Тарасова в бронежилете – длиннорукого, верткого, как мурена, с пистолетом наперевес кинувшегося к парадному входу, за дверью которого скрылись гость и хозяин. За ним ринулись другие бойцы, и я понял, что самое время навестить площадку основного действа.

– Ну, – сказал один опер другому, – иди первым, а я за тебя отомщу…

И напарники покинули пространство чердака, торопясь влиться в сюжет горячего мероприятия.

Их примеру последовали и мы с Акимовым: неторопливо пересекли улицу, прошли через распахнутую калитку, мельком взглянув на корчившуюся под корректирующими ударами шнурованных ботинок на дорожке прислугу.

Уткнувшись окровавленными носами в бетонный настил, со сцепленными на затылках запястьями, бандиты, чувствовалось, были ошеломлены несуразностью такого налета, и полагаю, их куда меньше бы удивил прилет инопланетян на выстланный перед домом газончик с шелковистой травкой, нежели наш недружественный визит в заповедное мафиозное логово.

Мы поднимались по крыльцу, когда где-то в отдалении, на верхних этажах, хлопнули с явными паузами три выстрела. Гулких, пистолетных, без сухого автоматного подсвиста, а значит, стрелял не спецназ.

По лакированной веерной лестнице мы взбежали на второй этаж, очутившись в просторном холле, застланном узорчатым паркетом, с кожаной гостиной мебелью и проекционным телевизором. Из холла вглубь этажа расходились два коридора. В один из них, дергая по пути ручки дверей, ринулся Акимов. Я, помедлив в замешательстве, последовал его примеру, наугад ринувшись в другой коридор. По пути вытащил из кобуры пистолет, дослав патрон в ствол.

Одна из дверей была приоткрыта, я осторожно сунулся в нее и – увидел Тарасова. Сбросив бронежилет, в расстегнутой рубахе, распаренный, как после бани, он судорожно пытался раскрыть заевшую створку окна. У ног его стояла объемистая, наглухо застегнутая спортивная сумка. Поодаль на полу, возле журнального столика, валялись недвижимо два тела, в которых я без труда опознал хозяина и его гостя. Под телами, упорно пропитывая светленький ковролин, медленно, словно нехотя, растекалась кровь, и запах ее – резкий, гниловатый, с металлическим душком, – ударил мне в лицо вязко и липко, как ком глины.

– Проветриваешь? – повернул я во рту словно замороженный язык.

Тарасов зорко и холодно посмотрел на меня. На лбу его прозрачно набухали пупырины пота. И в этом его встрепенувшемся ястребином взгляде сразу же вспыхнул озлобленный расчет и досада. Не друг и не соратник стоял перед ним, а враг и помеха. Я понял это мгновенно, нутром, и ствола, направленного ему в грудь, с линии огня не убирал.

Тут створка окна подалась, он улыбнулся мне вымученно, сунул голову в сумрак, царивший за домом, кивнул сам себе со значением, словно что-то различив в темноте, и, примерившись, швырнул сумку вниз. Раздался далекий шорох кустов, затем он обернулся в мою сторону и сказал, задушено откашлявшись:

– Сейчас сюда туча народа приблудится. Закончим формальности, выйдешь из дома, с тыла перелезешь через забор, заберешь сумку и уедешь. Ты ведь на своей машине? Вот и хорошо. Объяснения потом…

В комнату вломились спецназовцы:

– Ну, чего тут у нас?

– Стреляли, кто быстрее. Я выиграл, – беззаботно поведал Тарасов, кивнув на трупы.

Только тут я заметил пистолет, косо покоившийся на мертвой ладони хозяина дома. И такая грубая и неестественная подложенность была в этом пистолете, что так и тянуло подправить ее нарочитую фальшь.

Командир спецназа оглянулся на теснившихся в проеме двери бойцов, приказал:

– Все по комнатам! Все проверить! – И, дождавшись, когда стихнет в коридорах рокочущий топот, отвернув с лица маску, продолжил:

– Слышь, Вадим… На стене вон кинжалы висят, возьми один, второй трупешник не вооружен, проблемы будут…

Откатав на рукоятке кинжала и на ножнах отпечатки пальцев убитого, мы спустились вниз, на первый этаж.

Фары подъехавших машин освещали двор, как киношные софиты.

Прибывшие эксперты, прокурорские, местные менты заполонили особняк, а я, сидя на лавочке у ворот, глядел, как группировщиков запихивают прикладами в тесное жестяное чрево автозака и сваливают на крыльцо кучу оружия из привезенных баулов.

Всхлипывающий Дима, сидя на стульчике на веранде, размахивал руками, повествуя о своих злоключениях участливо внимающему прокурору и ошарашено осматривался по сторонам, как ослепленный прожекторами филин.

А мною владела озлобленная досада. Я понимал, что разрушил комбинацию Тарасова, и в какой-то момент мог быть без трепета приплюсован им к тем двум покойникам на втором этаже. Что это за сумка, спешно брошенная им в кусты? Неужели он спер наркотики? Неужели это входило в его план? Но если так, сумка сейчас же приобщится к делу, я не наркоделец и не пособник таковым. Кстати, следов наркотиков в доме покуда не обнаружено, а в привезенных баулах находились гранатометы. Так о каком же «Герыче» тогда шла речь?