Идеальный любовник

— Вы не можете оставить ее, доктор, она без памяти! — запротестовала возмущенная миссис Томас.

— Могут пройти часы, прежде чем эта женщина будет готова родить второго. Она сразу очнется, как только начнутся схватки.

Уильям Монтегью прибыл на Портмен-сквер в мерзком настроении. Последние несколько дней он провел в конторе своей компании, пытаясь спасти хоть что-нибудь, жалкие крохи от разоренной “Монтегью Лайн”. У него остался только один корабль, “Чайка”, и единственным грузом, который он договорился перевезти, оказался уголь из Ньюкасла. Сегодня после обеда к нему пожаловал поверенный, представляющий “Ливерпульскую судовую компанию”. Банковский чек, полученный ими от фирмы “Барклай и Бедфорд” за два корабля, купленных Монтегью, оказался бесполезным куском бумаги. Поверенный сообщил Уильяму, что корабли, уже ушедшие в плавание, будут востребованы в тот самый момент, когда прибудут в Лондон, и весьма недвусмысленно добавил, что “Ливерпульская судовая компания” собирается принять меры и потребовать возмещения убытков.

Уильям Монтегью, страшно злой на Джона за то, что тот сломал ногу Джеку Реймонду, начал подозревать, что его сын нанес ему куда более серьезный удар. Эта молодая свинья испарилась как дым, и, судя по всему, у Джона были веские причины так поступить. Когда тебя предает враг, к этому надо быть готовым, но предательство собственной плоти и крови — это преступление против природы. Последние несколько месяцев состарили Хитрого Уилли на десяток лет. Он чувствовал себя стариком и, что еще хуже, ощущал, что его просто использовали.

Белтон сообщил хозяину дома, что врач наверху.

— Я не чувствую никаких приятных запахов с кухни, — с угрозой произнес Уильям.

— Да, сэр, миссис Томас провела весь день с мисс Эммой. Ее время пришло.

Монтегью почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Последнюю неделю офис оставался его единственным убежищем от того бедлама, что царил на Портмен-сквер, но после сегодняшнего разговора он не может там появляться. Считается, что дом человека — это его крепость, но его собственное жилище переполнили больные, принесшие ему только тревоги, унижение и неоплаченные счета.

Монтегью нетерпеливо взглянул вверх, потом вытащил часы из кармана. Бормоча непристойности, он вскарабкался по лестнице и пошел в комнату Джека Реймонда. Пока он шел по коридору, до него доносились жалобы и стенания. Уильям переступил порог и выругался:

— Ты, кровопийца! Живешь здесь в роскоши, а сам и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить предательство! — Он взглянул на Слоуна и рявкнул: — Господи, парень, дай ему успокоительное, и посильнее. Я не могу выносить все это вытье, причитания и зубовный скрежет!

Вдруг все трое услышали женский крик.

Джек прошипел:

— Пусть помучается.

— Я должен спуститься к ней, — заметил доктор Слоун.

Реймонд взвился:

— Ради всего святого, доктор, она просто рожает, а я умираю!

— Каждый несет свой крест, — посочувствовал Слоун, глядя на Уильяма.

Они вместе спустились по лестнице.

— Сколько времени это займет? — поинтересовался Уильям, уже жалея, что приехал домой.

— Это не должно тянуться очень долго. Первый ребенок родился перед вашим приходом. Со вторым я постараюсь справиться так же быстро, если смогу. Не только вам хочется пообедать, Монтегью.

Молодая женщина на кровати мучилась в родах. Она покрылась потом, и у нее не осталось сил после пытки, длившейся целый день. Ее глаза потускнели, она побелела, как те испачканные простыни, на которых она лежала, тяжело дыша.

Слоун отвесил ей оплеуху:

— Давай, женщина, тебе еще надо как следует потрудиться.

Эмерелд открыла глаза, они расширились от острой боли, охватившей ее. Она открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. “Дайте мне умереть, дайте мне умереть”, — молила она.

— Тужься, женщина, тужься, — приказал Слоун, и каким-то образом Эмерелд выполнила то, что он от нее требовал. За дикой болью последовало ощущение хлынувшего потока, словно все жизненные соки покидали ее.

Громкий возмущенный крик наполнил комнату, и Слоун пробормотал:

— Что ж, этот достаточно крепкий.

— Ох, это мальчик, хвала Господу, — произнесла миссис Томас, торопливо беря покрытого кровью новорожденного из рук доктора.

Пока Слоун мыл руки, он смотрел на девочку, вымытую и спеленутую миссис Томас. Кухарка положила ее в ногах кровати. К несчастью, она все еще дышала. Доктор Слоун собрал свою сумку и вышел из комнаты. Монтегью, возвращавшийся с пустой кухни, оказался как раз за дверью.

— Монтегью, вам должно стать легче. С этим мерзким делом покончено.

— Вы нашли место для этого отродья?

— Да. К счастью, выживет только один. Я зайду утром, чтобы подписать свидетельство о смерти и забрать у вас другого.

— Отлично, Слоун. Я выйду с вами. Здесь мне сегодня пообедать не удастся.

В комнате роженицы миссис Томас взглянула на Эмерелд, чтобы узнать, слышала ли та ужасные слова, произнесенные мужчинами. Но измученная молодая женщина, казалось, не осознавала, что происходит вокруг нее. Кухарка давно знала, что Уильям Монтегью — отвратительная старая свинья, но теперь она поняла, что у него кровь холоднее змеиной. Да и доктор Слоун не лучше, бессердечный старый боров. Она пожалела, что не привела к Эмерелд повитуху. Возможно, девочке это бы и не помогло, если крошка недостаточно сильна, чтобы выжить, но матери требовалось внимание.

Новорожденный мальчик, вымытый и спеленутый кухаркой, так сильно кричал, что та не стала тратить время и мыть Эмерелд. Вместо этого она отогнула в сторону ее ночную рубашку и приложила ребенка к груди. Он тут же шумно засосал, торопясь насытиться. Казалось, Эмерелд впала в забытье. По мнению миссис Томас, молодая женщина выглядела смертельно больной.

Кухарка выпрямилась и положила пухлую руку на разболевшуюся спину. Она оставалась на ногах почти с рассвета и чувствовала, что вот-вот свалится. Подвинув кресло к кровати и устроив поудобнее усталые кости, она обеспокоенно взглянула на крохотный сверток на постели, потом перевела взгляд на мать.

Все это было слишком для миссис Томас. Она понимала, нужно что-то сделать, но не знала, что именно. Служанка смотрела на закрытые глаза Эмерелд и молилась, чтобы та уснула. Миссис Томас решила, что здесь она бессильна. Все в руках Господа.

Глава 33

Если Шон О'Тул не стоял у штурвала “Серы-1”, то он мерил шагами палубу. К тому времени когда корабль подошел к лондонским докам, Килдэр проделал пешком половину пути до Англии. Он понимал, что состязается со временем, хотя нет никакой надежды, что ему удастся успеть до того, как у Эмерелд начнутся роды. Ему хотелось забрать ее из мавзолея на Портмен-сквер и отвезти в красивый дом на Олд-Парк-лейн, где они провели такие счастливые часы. Более того, ему хотелось присутствовать при рождении своих детей. Шон понимал, что обязан как-то исправить то, что сделал с ней. В жизни каждого мужчины есть свой решающий, поворотный момент, и теперь настал его час.

В два часа ночи “Сера-1” бросила якорь. В три часа огромный черный экипаж отвез троих пассажиров к дому Монтегью на Портмен-сквер. Шон выпрыгнул из кареты, взлетел вверх по ступеням, и его кулак обрушился на дверь. Белтон, заснувший в холле в ожидании Уильяма, вскочил на ноги так быстро, что налетел на медную стойку для зонтов. Ругаясь на чем свет стоит, дворецкий открыл дверь и, к своему ужасу, увидел перед собой не хозяина, мистера Монтегью, а его врага, горой нависшего над ним. И, что еще хуже, этот мужчина явно намеревался снова ворваться в дом, как он это уже проделал однажды.

— Вы не можете войти. Сейчас глубокая ночь!

О'Тул подавил рвавшееся наружу желание применить силу.

— Отойди в сторону, — спокойно произнес он. — У меня закладная на этот дом. Он принадлежит мне.

Белтон потерял дар речи и отступил, давая возможность войти не только О'Тулу, но и сопровождавшим его мужчине и женщине.