Страница 91 из 116
Если бы я не был предупреждён, я бы вообще Ленку не узнал. Изменилась не только внешность. Изменилась походка, став слегка деревянной, изменилась пластика движений, стиль одежды… Пересекались на встречных курсах. Ещё издали, увидев столь отсутствующий вид и столь механические движения, я понял, что Сашку надо стряхивать сразу — всё равно не заметит. Прав был. Она и меня-то заметила только когда я с ней поздоровался с дистанции полуметра. Разговор не вышел. Ленка спросила одно — продолжаю ли я заниматься фотографией и походами. Когда ответил, что нет, — заметила, что жаль. От всех моих вопросов — уходила. Только нейтральные темы. Дурацкие темы. На прямой вопрос о двух звонках, при которых звонивший молча слушал, а потом вешал трубку, причём один из них был в новогоднюю ночь, тех, про которые я физически чувствовал, это она, — не просто отрицание, а отрицание с театрально поставленной артикуляцией голоса и улыбкой до ушей. Двойственность, которую заметила Аня, — не просто имела место быть, она определяла всё ощущение от разговора. Улыбка при каждой фразе, выразительная, но механическая. Мимика… Как будто передо мной некий экспериментальный робот с первой черновой программой лицевой мимики, в которой тупо прописаны «позы» лица, долженствующие быть при произнесении того или иного слова. Но губы — дрожат, и в глазах — боль. Непробиваемо. Любой вопрос, любое предложение — одна и та же последовательность улыбок при ответе. Руки висят плетьми. Беру за руку — никакой мышечной реакции вообще, только лёгкая общая напряжённость мышц. Не до деревянности, чуть-чуть. Приподнимаю ей руку. Никаких изменений в мимике. Начавшаяся улыбка продолжает развиваться. Зрачки — не шелохнутся. Лицо отдельно, глаза отдельно, тело отдельно. Отпускаю. Рука падает. Никаких изменений в динамике улыбки. Немного сдвигаюсь сам – продолжает смотреть туда, где я был только что. Нас обступают плотным кольцом человек шесть из «ассистентов», в том числе двое знакомых Ленке — она их не видит. И это мне не показалось, потом я её спросил прямо. Она действительно никого не видела. Наверное, самое правильное слово — зомби.
Через пять минут Аня увела Ленку, сказав потом, что просто почувствовала, что той становится очень плохо. Возможно, это было ошибкой, даже почти уверен, что здесь была ошибка, но — Аня была в плотном контакте, она могла видеть многое, чего не видел я. И она — слышала Ленкин рассказ, чего опять же не слышал я, так что могла оперировать информацией из двух источников. В этот момент — на острие атаки была Аня, и только она могла решить, кому отдавать пас.
По пути к метро девушки продолжали разговор. Вкратце — Ленка рассказала Ане свою версию всей истории. Разумеется, отличающуюся от моей. Ненамного. Главное различие — в роли матушки. В Ленкиной версии матушка была бедной заблудшей овечкой, которая не ведает, что творит. Про наркотики разговора не было. Но Ленка много говорила о том, что продолжает любить меня и будет любить до конца жизни. О том, что со мной у неё масса всего общего, а с Мишей — общего нет ничего. О том, что те полгода со мной были непрерывной сказкой, которая не повторится. О том, что уже сто раз вернулась бы ко мне, но, пока существует Миша, она этого не сможет сделать. О том, что купила лодку и сейчас пытается купить болотные сапоги, чтобы весной провезти Мишу по тем речкам, по которым возил её я. Что замуж она за него не вышла и никогда не выйдет, так как в любом раскладе хочет иметь резерв свободы, да и люди они слишком разные. О том, что ещё одна-две таких случайных мимолётных встречи — и она опять пойдёт за мной куда угодно…
Страшная штука — винт. И вдвойне страшная — потому, что не представляет интереса для правоохранительных структур. Сетей транспортировки и торговли с крупными партиями зелья нет и быть не может, так как срок хранения готовой дури измеряется несколькими часами при неумелой варке и несколькими сутками при высокотехнологичной. Больших денег тоже нету, так как варится по простейшим технологиям на кухне из дешёвых и легкодоступных компонентов, самый нелегальный из которых — эфедрин, выпускаемый фармакологической промышленностью, во многих странах продающийся свободно, а в нашей — хоть и по рецепту, но достать нет проблем. Да и изготовление винта, вместе с употреблением, происходят внутри замкнутых мелких групп — варщик и сколько-то потребителей. Варщика выбить — варить станет другой из той же группы, благо секретов нет, а процесс примитивен. Выбить целую группу — от неё ни одной ниточки на другие группы не потянётся, замкнуты группы. Невыгодная вещь для милиции — ловить винтовых, нельзя на этом громкого дела слепить, которое в газеты попадёт, а потом начальство по головке погладит.
В наркологии действие винта и симптоматика винтовой наркомании прописаны также слабо, преимущественно теоретически. По тем же причинам — кастовость и неинтересность для милиции, винтовые наркоманы попадают ко врачам-наркологам только на той фазе, когда у них уже разрушена половина органов. Так что те их и перепасовывают к другим врачам. Для лечения посаженных систем организма. Когда я допёр, что дело скорее всего в винте, точнее, не сам допёр, а друзья подсказали и доказали, и убедился, что медицинская литература здесь помощник слабый, — мне пришлось самостоятельно найти несколько действующих винтовых наркоманов и четырёх бывших, двое из которых уже полные инвалиды, заручиться гарантиями их друзей, открывающими двери и развязывающими языки, и как следует с ними потолковать. И такая вот раскрылась картина.
Подлый это наркотик. Варится он на основе эфедрина, потому большинство даже считает, что действующее вещество там тот же эфедрон, что и в мульке. А чорта с два. Действующее вещество там первитин, он же метаамфетамин, что намного серьёзнее. По действию это психостимулятор, близкий к кокаину и амфетамину, но психостимулятор с двумя исключительно своеобразными побочными действиями.
Первое из них есть то, ради чего данный препарат разрабатывался изначально, кажется, в двадцатых или тридцатых годах. Получен он был при поиске химии, которой предлагалось кормить проституток в борделях, дабы активнее себя в постели вели. Второе — определяет его применение в наши дни в армии США (не постоянное, а разовые дозы перед боем в отдельных родах войск). Первое — таково. В течение получаса после приёма дозы принявший становится абсолютно внушаемым, абсолютно управляемым и абсолютно безвольным. В большей степени, чем под гипнозом, и даже в большей степени, чем под скополамином или другими «сыворотками правды». Второе — это именно выраженный психостимулятор, резко обостряющий скорость мышления, обостряющий чувственность, поднимающий скорость принятия решений и подавляющий усталость до тех пор, пока не наступит откат.
Вот отсюда и получается вся подлость винта как наркотика. Физиологической зависимости он не вызывает, но сила психологической зависимости, так как она складывается из трёх факторов сразу, говорят, превышает силу физиологической зависимости от героина или от алкоголя. Мало того, что бедняга привыкает к ускоренной работе нервной системы, как с кокаином. Мало того, что теряет способность к получению без наркотика полного сексуального удовольствия… Так ещё и попадает в рабскую зависимость от варщика, особенно если тот хоть чуть-чуть в этом разбирается. Гипнотическое внушение — штука предельно страшная и мерзкая при злоупотреблении.
Как удалось выяснить, свойства винта и даже его упрощённого варианта, мульки, как стимулятора сексуального — довольно частый предмет «злоупотреблений». Этот наркотик можно не только колоть, но и нюхать и глотать… Запах не особо сильный и неприятный, вкус тоже. Можно легко подмешать практически во что угодно, подсунуть девушке, её сразу становится гораздо легче уговорить, а потом она превращается в сексуальную рабыню, так как однократно испробованный секс под винтом или под мулькой – может отшибить всякое желание к сексу «обычному». В некоторых компаниях шпаны из-за такого применения упрощённые варианты винта так и называются «сексовкой».