Потрясающий мужчина

Руфус велел рабочим по всем вопросам обращаться ко мне. Они, кажется, приняли это к сведению. Я рисую большой плакат и приклеиваю его внизу у входа:

Руководство строительными работами:

Виола Фабер, комната 1, второй этаж.

На той же неделе появились каменщики. Но ремонт фасада нельзя начать, потому что пока нет новых стекол. Каменщики начали работать в доме. Я удивилась, как быстро все делается, на что Руфус хвастливо заявил:

— Надо уметь найти хороших мастеров.

И я не могу с ним не согласиться.

Трех жильцов, въехавших на длительный срок, и двух постоянных клиентов, которые пока никак не хотят съезжать, мы переселили на второй этаж. Мисс Плейер убирает комнаты, снабжает рабочих пивом и помогает очищать от хлама комнату за комнатой.

Зять господина Хеддериха должен вернуть всю ненужную нам мебель обратно фирме «Каритас». Оказывается, фирме она не нужна, и мы должны оплатить вывоз. Руфус скисает, и тогда зять все же забирает мебель бесплатно. Между делом расчищается и подвал. Там я обнаруживаю восемь очень хороших стульев — предположительно, из первоначальной обстановки отеля. Сэкономлены еще по меньшей мере две тысячи марок! Господин Хеддерих с большой охотой берется отчистить стулья наждачной шкуркой и отполировать.

Мне срочно надо закупить ковры и обои. То, что может предложить наша строительная фирма, слишком банально или очень дорого. Самое главное — ковры. Я опять обхожу распродажи. Остатки, которые я приглядела в прошлый раз, к счастью, еще не проданы. Кроме того, мне попадается красно-бурый ковер с узором из темных квадратов с классической извилистой каймой. Почти стопроцентная шерсть, три на четыре метра и всего лишь двести восемьдесят марок. Продается за бесценок, потому что сбоку горелое пятно длиной с метр. Я уже помню наизусть все размеры комнат; этот ковер точно вписался бы во вторую, десятую или девятнадцатую. Только при входе остался бы ненакрытый метр. Там можно было бы отциклевать пол и покрыть его лаком.

— На то место, где пятно, вам надо что-нибудь поставить, — рекомендует продавец.

Эта идея мне и самой пришла в голову. Я поставлю там кровать. На этом буром ковре хорошо будет смотреться старая, вновь отполированная мебель, если ее обить тканью с каким-нибудь африканским узором. Не хватает только обоев. К такому ковру непременно нужны обои, иначе будет впечатление чего-то давящего и душного.

Ковры доставлены. Чтобы съездить за обоями, я беру старенький «универсал» Руфуса. Покупаю скромные обои в сине-белую, зелено-белую, желто-белую полоску и сине-белым бидермайеровским узором. Потом мне смешивают синюю матовую краску в тон обоям, чтобы покрасить тумбочку. Она, правда, с мраморной плитой, но само дерево такое запущенное, что тумбочка выглядит не античной, а убогой. В новом синем варианте она обретет деревенский шарм. Впрочем, с крашеной мебелью важно не переборщить, иначе возникнет эффект отремонтированной задешево детской комнаты. В зелено-белой комнате два стула будут покрашены в матовый зеленый цвет и перетянуты материей в зелено-белую полоску. В общей сложности у меня теперь есть обои для восьми комнат и ковры для шести.

Я оплачиваю все чеками, уже подписанными Руфусом, где мне остается только проставить сумму. Продавщица в самом деле верит, что я одна из тех шикарных дам, которых показывают по телевизору и которых мужья заваливают подобными чеками.

Когда я ей говорю, что работаю дизайнером и приобретаю обстановку для отеля, она понимает, что я просто трудяга, и восхищение в ее глазах гаснет.

83

Я позвонила Элизабет, чтобы она порекомендовала мне что-нибудь из мебели для длинных гостиничных коридоров. Она рекомендует срочно проверить ассортимент у «Хагена и фон Мюллера». Если я могу выгодно что-то купить в фешенебельном салоне Элизабет, считает Руфус, нечего раздумывать. К тому же это идеальная возможность навестить родителей.

Я хотела уехать в среду днем, но пришел сантехник и начал устанавливать арматуру в душе. Оказалось, не хватит и получаса, чтобы с ее помощью получить что-либо, кроме обжигающего кипятка или ледяной воды. Мне пришлось внушать мастеру, что для отеля с каждодневно меняющимися жильцами такие смесители абсолютно непригодны. Их необходимо немедленно заменить на более простые. В итоге я пропустила два поезда и приехала к своим родителям в Мюнхен довольно поздно.

Прямо у двери мать сунула мне в руки завернутый в подарочную бумагу сверточек и сказала:

— Тебя с нетерпением ждут, Виола. Это твой подарок для Сольвейг.

Тут же примчалась Сольвейг с воплем «Хочу подарок!», вырвала у меня из рук сверток и стрелой убежала опять. Мать бросилась за ней.

Отец сидел с Аннабель в гостиной. Не успела я сесть, как сестра заявила:

— Я разговаривала с Анжелой по телефону. Похоже, беременность идет ей только на пользу.

— Это меня интересует меньше всего, — сказала я истинную правду.

— И Бенедикт счастлив, — продолжала Аннабель. — Он так мечтал о ребенке!

— Это что-то новенькое! — сказала я, и это опять было истинной правдой.

— У меня, правда, сложилось впечатление, что господин Бенедикт больше мечтает о новом автомобиле, — заметил отец. — Путь к сердцу одних мужчин лежит через желудок, а других — через машину.

Аннабель проигнорировала высказывание отца.

— Анжела сказала мне, что это будет девочка, и ее назовут Амандой, потому что это дитя любви.

— Дитя любви! Обалдеть! — воскликнул отец.

А я невозмутимо произнесла:

— Думаю, ребенка Бенедикта стоило назвать каким-нибудь автомобильным именем — например, Опелия.

Отец от смеха чуть не свалился со стула. Аннабель лишь презрительно взглянула на меня:

— Ты не хотела подарить ребенка Бенедикту! Теперь приходится отвечать за последствия.

— Я переживаю последствия этой истории с большим удовольствием, — сказал отец. — Пусть Георг финансирует карьеру своего зятя, у него больше денег, чем у меня.

Ребенок, которого Аннабель подарила неизвестному шведу, прибежал и захныкал:

— Я хочу мороженого, эта глупая бабушка не дает мне мороженого.

— В холодильнике больше нет мороженого, — в отчаянии сказала мать.

— Я его съел, — сообщил отец.

— Злой дедушка! — обиженным детским голосом протянула мать.

Аннабель поцелуем просушила слезы на лице Сольвейг и мягко спросила:

— Мое бедное дитя! Захочешь ли ты после этого оплачивать злому дедушке пенсию, когда вырастешь?

Нет, у Сольвейг такого желания не было. Отцу это было безразлично. Он свою пенсию зарабатывает сам, сказал он.

Когда Аннабель с Сольвейг наконец ушли, отец налил себе виски и залпом выпил, с отвращением скривив лицо.

— Каждый вечер приходится быть дедушкой. Мне это до смерти наскучило. Теперь я понимаю, почему мужчины в моем возрасте увиваются за молодыми женщинами. Те хоть не изображают из себя бабушек.

Чтобы переключить его на другие мысли, я отдала ему следующую часть долга. Он порадовался, но недолго. Выпив еще один бокал виски, отец сказал:

— Дедушке пора бай-бай.

Мне стало его жалко. Он заметно постарел. А ведь в каждом иллюстрированном журнале пишут, что дети позволяют родителям сохранять молодость! Что же произошло?

84

Чтобы не терять понапрасну времени, я встретилась с Элизабет прямо у входа в салон «Хаген и фон Мюллер». Она появилась в суперэлегантном черно-белом летнем костюме — не исключено, что от Шанель.

— Я приобрела его для деловых встреч. Тебе это тоже вскоре понадобится.

Мне? Вряд ли! Я живу на стройплощадке посреди серых хризантем. И с тех пор, как Бенедикт исчез из моей жизни, мне все равно, как я выгляжу.

Но Элизабет сказала:

— Когда твой гостиничный проект будет готов, тебе понадобится новая работа. Может, мы возьмем тебя к себе. Но я поставлю непременным условием, чтобы у тебя был хороший костюм. Помни об этом, когда будешь наниматься ко мне.