Потрясающий мужчина

— Вы нам очень помогли, — не унимался Руфус.

— Извините нас на минутку, господин Бергер, — сказал дядя Георг и отвел меня в сторону. — Виола, если ты хочешь доставить мне радость… Знаешь, когда Виктор рассказал мне, что у тебя все так хорошо, я подумал: вот прекрасный случай помириться с Анжелой. Я не хочу вечной семейной ссоры. Знаешь, Анжела сидит в машине, она не осмеливается прийти сюда. Зятя-выскочку мы оставили дома, не взяли с собой.

Ему бы все равно не хватило смелости увидеть меня, подумала я.

— Ну конечно, я приведу Анжелу.

— Я приведу ее сам, — предложил дядя Георг, — а по пути прихвачу себе пива.

А потом появилась Анжела. Она и в самом деле была в этом немыслимом одеянии канареечного цвета. Грейпфрут, готовый вот-вот лопнуть. Ее живот стал еще больше. Почему Бенедикт не запретил ей выставлять себя на посмешище в этом платье, если уж Анжела сама не видит этого? Хотя, наверное, это безнадежно. Анжелу уже ничто не спасет.

— Хеллоу, — протянула она.

— Привет, рада опять видеть тебя, — сказала я. Какая доблесть — вдобавок к своему животу таскать на себе килограммами украшения! — Когда у тебя срок? — вежливо осведомилась я.

— Ты же знаешь, на Рождество. Я подарю Бенни крошку Аманду.

— Ах да! — Я об этом совсем забыла. Я просто испугалась, что она может лопнуть прямо здесь, сегодня вечером.

— Это платье у тебя из того бутика, где мы тебя недавно встретили? — Она улыбнулась. Это была улыбка завистливого крокодила.

— Нет, его мне подарил Руфус. Не знаю, откуда оно.

Теперь у нее был вид крокодила, у которого из-под носа ускользнула добыча. Чтобы больше не страдать от вида моего платья, она суетливо отвернулась в сторону:

— Там один из моих друзей, тайный поклонник Меди!

Она обнаружила господина Леманна и сразу бросила меня. Я последовала за ней, но она не обращала на меня никакого внимания.

Господин Леманн беседовал с госпожой Мазур, одетой предположительно в платье от Армани. Ее подруга Аннетта была одета в ядовито-зеленое платье а-ля чарльстон с боа из страусовых перьев. Ну а уж лондонское вечернее платье Бербель не стыдно было бы надеть и Марии Стюарт.

— Хеллоу, — пропела Анжела и игриво постучала пальчиком господину Леманну по плечу. Дам она, как обычно, игнорировала.

Господин Леманн удивленно посмотрел на нее:

— Простите?

— Мы ведь знакомы, — произнесла Анжела голосом голливудской дивы. — Я подруга ненаглядной мышки Мерседес.

— Простите, меня зовут Дитер Леманн, — с вежливым поклоном сказал господин Леманн.

— Дитер? — удивленно переспросила Анжела.

— Да, это Дитер, — подтвердила госпожа Мазур с улыбкой от уха до уха.

— Да-да, это Дитер, — захихикала ее приятельница Аннетта.

Анжела застыла с открытым ротиком.

— Вы себя хорошо чувствуете? — спросила Бербель.

Я держалась в стороне, чтобы не представлять Анжелу. Бербель наверняка чувствовала бы себя рядом с грейпфрутом в шифоновых рюшечках еще хуже, чем с мужчиной в джинсах.

— Я, наверное, ошиблась, — сказала Анжела, — я, знаете ли, беременна.

— Да, — кивнула госпожа Мазур, — вы, очевидно, ошиблись.

— Ах, вы беременны, — захихикала ее подруга. — Если бы вы не сказали, я бы ни за что не заметила.

— Не хотели бы вы присесть? — участливо спросила Бербель, но таким голосом, что было ясно: Анжеле желательно сесть как можно дальше.

Анжела была вынуждена опять вспомнить о моем существовании.

— Мне надо сесть, — с упреком сказала она.

Я отвела ее к креслам. Там сидел Вернер с красоткой, чем-то напоминающей Таню. Вернер был подходящим обществом для увешанной украшениями Анжелы.

— Я бы хотела представить тебе своего ювелира, — сказала я.

— Твоего ювелира?! — Анжела сначала осела от зависти, а потом выложила обе руки на свой живот, чтобы Вернер мог получше рассмотреть коллекцию ее колец и браслетов. Жеманно, как всегда, она сказала Вернеру: — Если у вас есть что-нибудь симпатичное и для меня, я бы зашла к вам. Но должна предупредить вас, моя кожа переносит только золото семьсот пятидесятой пробы.

— У меня для вас ничего нет, — холодно ответил Вернер, — я не торгую ширпотребом. Но если вы захотите красивую вещь по индивидуальному заказу, возьмите мой адрес у Виолы.

Анжела возмущенно поднялась:

— Мне нужно к папе! — Однако направилась к плиточнику во фраке. По ее жестикуляции можно было понять, что она изливает свою желчь по поводу наглости моего ювелира.

— Ты можешь повредить своей репутации, — заметила я Вернеру.

— Да что ты! Те, что носят подобные вещи, ничего не покупают у меня. Пусть рассказывает всем обо мне, это порадует моих клиенток. — Он принялся дальше любезничать с красавицей, похожей на Таню.

Позже я увидела Анжелу, сидящую в углу с моей матерью. Они увлеченно беседовали о родах.

Было уже начало девятого, когда Руфус постучал по своему бокалу. Он поблагодарил гостей за то, что они пришли, и рассказал историю реконструкции отеля. При этом он благодарил всех, кто в этом участвовал, в очередности их появления: сначала Таню, потом свою сестру и зятя, когда дошел до меня, под гром аплодисментов была раздавлена не одна роза на моем платье. Он упомянул всех рабочих, сердечно благодарил моего дядю, Элизабет за ее поддержку, не забыл и Харальда с графиней Вартенштайн. Потом, опять под аплодисменты, Руфус объявил, что мы идем осматривать комнаты.

Руфус повел одну часть гостей, я другую. Лишь Анжела осталась сидеть внизу. С нее и так было достаточно. Больше сотни нарядных людей в праздничном настроении толпились в коридорах. Сначала мы осмотрели второй этаж, показав и те комнаты, где жили наши гости. Всеобщий восторг на третьем этаже был уже даже в тягость. Но я обрадовалась, что Элизабет взяла назад все свои нелестные слова об обоях в цветочек. Ее комментарии мне были важнее, чем безудержная похвала, потому что она мыслила профессионально.

— Хорошо, что ты поместила картины под обычное стекло, а не под матовое, не дающее бликов, — заметила она. — Современное стекло не подходит к репродукциям старых картин.

— Я тоже так считаю. К тому же обычное стекло дешевле. Только динозавры под матовым стеклом.

— В случае с динозаврами это не противоречит стилю, — подтвердила Элизабет.

Во время экскурсии по четвертому этажу Харальд вышел последним вместе со мной из комнаты с розами.

— Как хорошо, что вы тут спите, — шепнул он мне.

— Как ты об этом догадался? — испугалась я.

Он взял мою руку и поцеловал кончики пальцев.

— Там на полу стоит твой лак для ногтей, а лосьон для бритья рядом, вероятно, принадлежит Руфусу. Какой идиллический натюрморт!

Если бы Харальд не показал мне лак и лосьон, я бы их ни за что не заметила: красный лак и черный флакон лосьона коварно сливались с ковром. Сегодня утром, прибираясь, я поставила оба флакончика на пол и забыла о них.

— Харальд, как ты замечаешь такие вещи?

— Потому что я хочу их замечать.

Элизабет услышала наш разговор и засмеялась:

— Комната, в которой вы разместили нас, тоже очень неплоха.

В девять начался банкет. Каждый мог садиться где хотел и с кем хотел. Всюду царило приподнятое настроение, праздничный шум нарастал. Без четверти десять слегка захмелевшая госпожа Хеддерих, прекрасно себя чувствовавшая, прошла с гонгом и попросила всех выйти в фойе: шеф снова желает выступить.

Руфус встал у стола, на фоне роз, и меня переполнила гордость, когда я увидела его. Однако сейчас у него был более взволнованный вид, в руке он держал записку, и рука его немного дрожала. Он прислонился к столу.

— Уважаемые дамы и господа, дорогие друзья, я хотел бы вам кое-что показать. — Он кивнул господину Хеддериху, стоявшему у конторы в довольно тесном костюме.

Господин Хеддерих вынес из конторы большой сверток и положил его перед Руфусом на пол. Руфус раскатал его. Это был ковер госпожи Футуры.

«Что же сейчас должно произойти? — подумала я. — Он что, собирается пустить ковер с молотка?»