Потрясающий мужчина

96

Все сходилось одно к одному: в понедельник пришло письмо от Элизабет. Вместе с сердечным приветом она посылала мне новый канвейлеровский каталог. На обложке была изображена сама Элизабет. Она сидела за своим красивым столом и красиво улыбалась. «От души поздравляю», — сказала я ее фотографии. Тем самым она заполучила дополнительные десять процентов скидки. В самом каталоге была еще одна фотография Элизабет. С телефонной трубкой у уха, она позировала у стола и с видом знатока рассматривала кусок древесины, который держала в другой руке. За ней во всю стену висел большой календарь деловых встреч на целый год, густо исписанный. Я узнала на календаре четкий почерк Петера. Это он мастерил бутафорию для фотоснимка. Под фотографией было написано: «Рады сообщить вам, что нам удалось получить согласие преуспевающей группы дизайнеров по интерьеру «Лейбниц и партнер» на оформление нашего ярмарочного стенда на выставке «Международная мебель для офисов».

Выдающееся достижение. Я показала каталог Руфусу:

— Вот где я скоро буду работать.

Руфус удрученно покачал головой:

— А ты не можешь остаться здесь?

— В качестве кого? — задала я встречный вопрос. — С ноября госпожа Шнаппензип оставит меня только в роли уборщицы.

Руфус в ответ только вздохнул.

Потом я показала каталог Харальду.

— Красивая женщина, красивый стол, много красивых стульев, — равнодушно резюмировал он и продолжил свою работу. Это было единственное, что его интересовало.

Метр за метром закрашивал он черную мерзость сначала в серый цвет, потом в белый, грунтовал голубым. Затем опять появились облака. В среду вечером он, как и обещал, закончил, но остался недоволен. В четверг утром в плохом настроении кое-что подправлял. Ровно в двенадцать Харальд швырнул кисть с помоста.

— Все, довольно! Стало веселее, чем прежде.

— Раньше было веселее, — упрямо сказала я.

— Трудно сказать, — осторожно предположил Руфус.

— Сейчас веселее! — в бешенстве крикнул Харальд. — Остальное веселье предоставляется публике. Веселее некуда, иначе будет фальшиво. — Он спустился с помоста и включил внизу магнитолу.

— Ритм правильный, — объяснил он.

— А это еще что такое? — заорал Харальд, словно никогда не слышал этой песенки. Он вынул кассету, пошарил на полу и нашел свою, с «Дунайским вальсом».

Он не пригласил меня, а один закружился в танце по фойе, задрав голову к обновленным облакам.

— «Does he love me? I want to know!..»

— Теперь с меня достаточно. — Харальд нажал на клавишу и выключил музыку. — Конец песне! Здесь заканчивается власть художника! — Он тут же принялся собирать свои банки с красками.

Когда он молча отнес в машину самую последнюю коробку, я спросила его:

— Когда ты придешь вешать картины?

— Своевременно.

— Открытие через шесть недель.

— Знаю.

Этим все было сказано, все закончено.

У двери Харальд бросил последний взгляд на потолок.

— Тут я уже ничего не смогу изменить. — Потом яростно стрельнул глазами в сторону Руфуса. — Пойдем, я хочу тебе кое-что отдать.

Руфус пошел с ним к «моргану», припаркованному прямо у окна. Харальд сказал ему что-то кратко и недружелюбно, я увидела, как Руфус вытащил из своих потертых джинсов бумажник, сунул его обратно, сел с Харальдом в машину, и они уехали.

Я посмотрела наверх, на вновь законченный облачный покров. Да, он был вполне веселый. Даже очень веселый, если ты весел сам. Мое сердце сжалось еще больше: свершилось то, чего я хотела. Все было позади…

Я дала себе слово с этого момента больше не думать о конце, только о предстоящих шагах. Как только будут разобраны помосты, можно убрать синтетическую пленку, и я смогу сфотографировать фойе для гостиничного проспекта. Проспект должен быть складывающимся. На первой странице — фасад отеля, на последней — фойе во всей своей красе. Внутри — фото самых красивых комнат: комнаты в деревенском стиле с букетами цветов и небесно-голубыми лентами, сине-белой фарфоровой, бело-зеленой с плющом, а еще комнаты с розами, деловой с динозаврами и одной из комнат, украшенной картинами из галереи красавиц. Кроме того, нужна фотография какой-нибудь ванной. Людям важно знать, что их ожидает. Ну и, конечно, большая фотография столовой. Поскольку Руфус попробует сдавать этот зал для вечерних мероприятий, его нужно убрать особенно торжественно.

Госпожа Хеддерих показала мне в одном из кухонных шкафчиков стопку почти старинных камчатных салфеток и предложила для праздничных случаев складывать их в форме митры епископа. Но это отняло бы слишком много времени и было неоригинально. Мне показалось проще и эффектнее скреплять салфетки бантом из атласной ленты, и я закупила розовую, зеленую и золотую ленты. Лента была дорогой, однако намного дешевле, чем рабочее время, потраченное на складывание салфеток в форме митры. Но я отдала несвежие салфетки в прачечную, поэтому не могла сейчас заниматься ими.

Зато я могла, раз Харальд не брызгал больше в фойе краской, снять, наконец, пленку с кресел и розово-красных мраморных столиков.

Руфус к обеду не вернулся. Не приехал он и после обеда, когда я просматривала кухонные шкафчики в поисках приличных вазочек, а нашла лишь банки из-под огурцов и бутылки из-под сока. Его не было и в пять часов, когда я соскребала бритвой в нижних туалетах шпатлевку с кафеля. День был жаркий, в такую погоду хочется сидеть в тени. Быть может, Руфус с Харальдом отдыхали от стресса, сидели где-нибудь и толковали о Боге и мире, искусстве и отелях, о динозаврах…

В шесть я закончила свой рабочий день, приняла душ, отмыла вспотевшие волосы и принялась ждать. Их не было уже больше пяти часов.

В половине восьмого стемнело. Я испугалась. Что могло случиться? А вдруг несчастный случай? Харальд был сумасшедшим водителем, я это испытала на себе.

Безотчетный страх овладел мною. Я выглянула на улицу, ветер кружил листья и собирал их в кучи. Наверное, будет гроза.

Чтобы отвлечь себя от ожидания, я проверила во всех комнатах, закрыты ли окна, и сосчитала плечики в шкафах. Я хотела, чтобы на каждого жильца приходилось по дюжине плечиков. Вчера, когда я выходила за маленькими фарфоровыми крючками для туалетов первого этажа, я опять обнаружила перед дешевым магазинчиком плечики — их просто выставили в коробке за дверь. Я решила быстренько сходить за ними. Сегодня «длинный четверг», магазины работали до девяти, может, там появились новые плечики. А приду, глядишь, уже и Руфус вернется.

В самом деле, я нашла восемнадцать плечиков. Когда я вернулась, было уже полдевятого. Дверь отеля по-прежнему закрыта, в окнах не горит свет.

Я поднялась на второй этаж, распределила вновь добытые плечики и вдруг услышала звонок в дверь. Трезвонили без остановки, словно это был сигнал тревоги. Я выбежала на балкон. Это не Руфус, у него свой ключ.

Внизу стоял Харальд.

— Это ты, Харальд? — крикнула я.

— Да.

Рядом с Харальдом стоял мужчина в черном костюме.

— Где Руфус? Что случилось?

— Спускайся вниз! Открывай!

Я помчалась вниз.

Страшно разволновавшись, я зажгла свет, открыла дверь, но, увидев улыбку Харальда, успокоилась. Слава Богу, на несчастный случай не похоже. Мужчина, стоявший возле Харальда, тоже ничем не напоминал похоронного агента. Скорей он походил на музыканта в костюме с блестящими лацканами, белой рубашке и бабочке.

— Ну и дела, — произнес мужчина рядом с Харальдом. — Она меня больше не узнает.

Харальд ухмыльнулся.

Это был Руфус.

Боже — это был Руфус. Руфус с короткими вьющимися волосами! Руфус с двумя бровями! Руфус без растительности на лице! Руфус в смокинге…

97

— Руфус! — вскрикнула я и бросилась ему на шею. Я чуть было не поцеловала его в губы. Он прижал меня к себе. Почувствовав его мягкую щеку на своем лице, я слегка задрожала. Или это Руфус дрожал? — Руфус! Как ты выглядишь?!