Страница 101 из 123
— Мы и вообразить не могли, сколько можно сделать за эти деньги, — вторил господин Шнаппензип.
Я не знала, как мне реагировать на такую чрезмерную похвалу. Когда Шнаппензипы ушли, я спросила Руфуса:
— Ты ей звонил до ее прихода?
— Да, я знал, что она придет, но не подозревал, что она нагрянет сегодня и без звонка, честное слово!
— Это ты ее попросил, чтобы она назвала меня художественным руководителем?
— Клянусь, — заверил Руфус, — она это сказала по собственной инициативе.
Пребывая в хорошем настроении, я позвонила Элизабет. Пусть до ноября не рассчитывают на мое сотрудничество с их фирмой. Элизабет ответила, что они с Петером будут терпеливо ждать, когда я смогу приступить к работе в их фирме. Сколько комплиментов за один день! Когда Элизабет спросила, как вообще у меня дела, я ответила:
— Знаешь, неплохо.
После обеда Руфус помог мне перетащить мои личные вещи из кабинета с хризантемами в двадцать вторую комнату. Руфус настаивал, чтобы я взяла комнату побольше, но меня вполне устраивала и эта. Тут есть большой встроенный шкаф, английский письменный стол с семью ящиками — идеальная комната для того, кто живет здесь и работает. А бело-зеленые полосатые обои, бордюр с вьющимся плющом и зеленый, как газон, ковер действуют очень успокаивающе. Душ хоть и маленький, но славный. Эта комната в будущем будет стоить почти сто пятьдесят марок в сутки, но Руфус отказался вычитать из моего жалованья сумму, большую чем прежде. Я должна рассматривать переезд из убогого обиталища в эту комнату как небольшую надбавку к зарплате. Он сразу же подключил мне телефон. Звонить я тоже могу бесплатно.
После переезда он принес ко мне в комнату бутылку своего фирменного шампанского.
— Выпьем за то, чтобы ты чувствовала себя здесь как дома.
Да, я чувствую себя привольно как никогда. У меня появилась новая родина. Во всяком случае, на десять недель.
88
— Новость дня — Таня сообщила, что она рассталась с Вернером! — заявил мне через два дня Руфус. — Она неделю как вернулась из отпуска, но не звонила, потому что было много важных дел.
— Почему они расстались? — удивилась я.
— Она не хотела говорить по телефону, потому что звонила из банка.
— Она очень подавлена?
— Голос звучал радостно. Она предложила встретиться сегодня вечером в одном ресторане на свежем воздухе. Надеюсь, ты пойдешь?
— Если я вам не помешаю, — сказала я и подумала: если Таня сама ушла от Вернера, почему ей должно быть плохо? Таня всегда знает, что делает. Может, у нее уже следующий мужчина на крючке?
Пока у рабочих был обеденный перерыв, я перерыла свой гардероб в поисках чего-то подходящего для выхода в ресторан. Мне страшно надоело таскать грязные джинсы и майки. Единственно подходящим для этого случая было позапрошлогоднее платье из ярко-красной вискозы, как обычно купленное в C&A. Уродливый пояс — небрежно пристроченную на пластиковую полоску ткань — я выбросила там же, а без него платье выглядело словно сшитое на заказ. В наше первое лето с Бенедиктом я его часто надевала, а в прошлом году — только раз, когда мы с Бенедиктом ходили в пиццерию. К платью у меня были красные матерчатые босоножки с тонким ремешком на пятке и на высоком тонком каблуке, еще не вышедшим из моды. Платье и туфли оказались более живучими, чем большая любовь в моей жизни.
В голове мелькнула мысль: денег я сейчас зарабатываю достаточно, чтобы купить себе что-нибудь новенькое, зато времени на это у меня нет. Так, впрочем, лучше. Я хотела как можно больше отложить на свое неопределенное будущее. Чтобы освежить платье, я решила надеть свое разбитое сердце. Золото великолепно смотрелось на красном, но вечером, уже заперев комнату, все же вернулась и сняла медальон. Мне показалось как-то нетактично надеть на встречу с Таней разбитое сердце, сделанное ювелиром, от которого Таня ушла.
Когда я, вся в красном, спустилась в фойе, Руфус признался, что поначалу не узнал меня. Он произнес это так серьезно, что я спросила себя, как же выгляжу обычно. Подумав, решила, что это вполне возможно: ведь обычно я являюсь в виде серой уборщицы или заляпанного краской пугала для рабочих.
Таня уже ждала нас в ресторане. Она сидела одна в дальнем углу, приветливо махая нам. Не похоже было, что она только что пережила любовную драму. В ушах висели бриллиантовые серьги Вернера.
После обычных приветствий типа «Ну и загорела же ты!» и «Какая была погода?» и после того, как мы заказали себе пива, Руфус без обиняков спросил ее:
— Дорогая Таня, расскажи нам, почему ты рассталась с Вернером?
— Сексуальная несовместимость, — моментально выдала Таня.
— Что это значит?
— Это деликатная тема, — засмеялась Таня, — хотя довольно часто встречающаяся. У меня нет никаких извращенных наклонностей, и у Вернера, к счастью, тоже, но, скажем так: в сексуальном плане он слишком искусственный для меня. Чересчур много выкрутасов, чересчур много инсценировок. Словом, любит много экшен.
Руфус погрузился в размышления. Потом сказал:
— А ты не думаешь, что иногда можно идти на компромиссы? Ради любви?
Таня не идет на компромиссы, подумала я, Тане подавай только идеального мужчину.
— Разумеется, я придерживаюсь мнения, что в любом партнерстве нужно часто идти на компромиссы, — воскликнула, к моему удивлению, Таня, — но сексуальную несовместимость я считаю проблемой, которая со временем не становится легче, а только усугубляется. Если в сексе партнеры не подходят друг другу, компромиссы приведут лишь к разочарованиям.
— Как на это реагировал Вернер? — спросила я. Я всегда идентифицировала себя с брошенными.
— Мы весьма дружелюбно простились с мыслью о совместном будущем. Вернер — непоколебимый оптимист. Включая ярко выраженную склонность к изменам, в отпуске я это явственно почувствовала. И если с таким мужчиной с самого начала иметь сексуальные проблемы, можно с секундомером ждать, когда он пойдет налево. А этого я бы не потерпела.
— Но серьги его ты сохранила, — заметила я.
— Разумеется, я их сохраню. Или, может, ты думаешь, что я их получила в подарок?
— Ты сама сказала, что они от Вернера.
— Конечно, они от Вернера, но, само собой разумеется, я их оплатила. Вернер — щедрый человек, но не может после двух недель знакомства дарить мне дорогие серьги. Такое бывает только в дешевых романах и в телерекламе. Ювелир не может раздаривать свои украшения. Так же, как я не могу дарить акции, только потому что работаю в банке.
— Я тоже думал, что он тебе их подарил, — сказал Руфус.
— Даже если бы я получила их в подарок, мне бы не пришло в голову возвращать их назад. Ибо до того момента, как мужчина что-то дарит, он сам получает предостаточно. Ничто не оплачено так дорого, как украшение, полученное в подарок от мужчины.
Она обратилась ко мне:
— Ты, наконец, подсчитала, сколько стоили твои сережки с фиалками?
Я промолчала.
К счастью, тут Руфус произнес:
— Тогда выпьем за нового!
— Виола его уже знает, — улыбнулась Таня. — Он скоро подойдет.
— Кто? — У меня захолонуло сердце. Кого я знала? Бенедикта?! Нет, этого не может быть. Руфус! Нет. Кто-нибудь с курсов? Кто же это?
— Я даю своему старому другу Детлефу новый шанс, — не стала испытывать нашего терпения Таня.
— Ах, Детлеф! — протянул Руфус.
— Обратно к Детлефу? — Я была удивлена не меньше Руфуса.
— Почему бы и нет? У него есть неоспоримые преимущества. Что он и доказал какое-то время назад. И почему я должна вечно искать? Мне уже не восемнадцать, и я не так наивна, чтобы полагать, будто каждый новый сексуальный опыт станет большой страстью. При тщательном анализе рынка все чаще приходишь к выводу, что лучше старого ничего и не найдешь.
— Но вы же постоянно ссорились!
— За восемь месяцев, что мы прожили порознь, славный Детлеф кое-чему научился. К примеру, убирать за собой вещи. И он понял, сколько стоит жизнь в одиночку.