Потрясающий мужчина

— Но где найти хорошего художника? — прервала я полет его фантазии. — У тебя так здорово получается с хорошими мастерами, может, найдешь и художника?

— Это очень просто. Михаэль даст объявление в свой журнал «Метрополия». Художники прочитают, придут сюда, а тебе останется только выбирать.

Руфус загорелся. Он сразу же позвонил Михаэлю, договорился с ним о встрече.

— Когда выйдет очередной номер журнала? — поинтересовалась я, когда Руфус вернулся.

— К сожалению, только через две недели, — ответил он.

Зато уже через три дня, воскресным утром, без всякого предупреждения появилась госпожа Шнаппензип с супругом, облаченным в костюм с галстуком. Я как раз стояла на стремянке в фойе, соскабливая следы лака с оконных стекол, и выглядела соответственно. Госпожа Шнаппензип, напротив, выглядит блестяще. Она почти такая же коричневая, какой была гостиница до ее отпуска. Она так потрясена неожиданной красотой своего белого отеля с золотыми розетками на синих балконах, что от умиления у нее размазывается тушь.

Доктор Шнаппензип — очень солидный мужчина, значительно старше своей жены. Обращается он ко мне, несмотря на мои загаженные джинсы и, к сожалению, еще более загаженную футболку, как к светилу в области архитектуры.

— Моя жена уже говорила мне, что вы работаете очень аккуратно. Я могу это только подтвердить, — сказал он, вдоволь налюбовавшись мраморными стенами.

Госпожа Шнаппензип нашла фойе «ошеломляющим». Широкий и в то же время скромный бордюр из искусственной лепнины по периметру потолка, маскирующий источники света, она не восприняла как новый, а изумленно воскликнула:

— Фантастика! Совсем как раньше!

Я приподняла кусок пленки с пола, и, хотя мозаичный пол еще не отполирован, она ахнула:

— Еще красивее, чем прежде.

Когда мы сняли пленку со стойки, чтобы продемонстрировать отделанную под мрамор регистратуру, она сделала вид, что падает в обморок от восторга. Стеклянный лист на стойке она одобрила. Ничто не выглядит чище, чем лист чистого стекла.

Руфус вызвал по телефону госпожу Хеддерих. Она была очень рада вновь увидеть господина Шнаппензипа, который с неподдельным интересом стал расспрашивать о состоянии здоровья клана Хеддерихов. Как и следовало ожидать, госпожа Хеддерих начинает плакаться, а потом, без всякого перехода, говорит:

— Скажу честно: так, как сейчас, у нас никогда не было.

— Что вы имеете в виду, госпожа Хеддерих? — попытался выяснить муж хозяйки.

— Так красиво не было! — благостно воскликнула госпожа Хеддерих.

Госпожа Шнаппензип пожелала немедленно осмотреть готовые комнаты. Для каждой комнаты она нашла новый восторженный эпитет:

— Восхитительно! Изысканно! Шикарно! Умопомрачительно! Потрясающе! Роскошно! — В комнатах для бизнесменов — без картинок с динозаврами — она восклицает: — Идеально! Самобытно! Классически! Утонченно!

Ванные комнаты, душевые и туалеты с полами в черно-белую клетку и стенами, до половины выложенными белым кафелем с узкой черной кромкой, она нашла «роскошными». А то, что зеркала по меньшей мере втрое шире раковин, — «абсолютно роскошным».

— Потрясающе изысканно, — высказался Шнаппензип.

При осмотре моей любимой комнаты, восьмой на втором этаже — той самой, оклеенной обоями с большими букетами и небесно-голубым фризом, с голубым деревенским шкафом, занавесками в голубую полоску и белыми керамическими лампами на тумбочках, покрытых глазурью точно в цвет отциклеванного пола, — она долго не могла успокоиться.

— Божественно! Очаровательно! Абсолютно восхитительно! — На этом, казалось, ее запас восторженных эпитетов иссяк.

Даже господин Шнаппензип не смог удержаться:

— Просто чудесно!

— Пока это все, остальное еще не сделано.

Попав снова в коридор, госпожа Шнаппензип излила свои восторги по поводу невероятной элегантности желтовато-дымчатой структуры окраски стен. Что-то она скажет, когда увидит дорожку со львами, подумала как раз я, когда услышала ее возглас:

— Ах, вот где ваш кабинет! — Она обнаружила вывеску на первой комнате: «Руководитель строительных работ: Виола Фабер».

— Комната еще не отремонтирована, — попыталась я сдержать ее порыв.

Несмотря на это, госпожа Шнаппензип продолжала стоять перед дверью, как кошка перед холодильником.

— Вы все-таки хотите ее увидеть? — вынуждена была в конце концов спросить я.

— Если это вас не затруднит.

— Пожалуйста, входите.

— Но ведь это же… — она не смогла подобрать подходящих слов при виде серых хризантем на коричневых обоях, — ужасно, чудовищно! И этот линолеум… Омерзительно! Но почему вы не возьмете одну из отремонтированных комнат?!

— Потому что ко мне постоянно ходят рабочие в грязных ботинках.

— А что там за ширмой? — поинтересовалась госпожа Шнаппензип.

Интересно, что она ожидала там увидеть? Боится, что я там спрятала фальшивое гостиничное серебро?

— За ширмой моя кровать. Я не хотела принимать рабочих, сидя на краешке кровати, поэтому отгородила ее своей ширмой.

Госпожа Шнаппензип была поражена:

— Как, вы еще и спите здесь? Там, где вам приходится принимать рабочих! Руфус, это уже чересчур! Ты что, не мог предоставить госпоже Фабер приличную комнату?

— Ах ты, господи, — смущенно пробормотал Руфус. — Я это как-то выпустил из виду.

Господин Шнаппензип сконфуженно уставился под ноги.

— Это вышло очень просто, — попыталась объяснить я. — Руфус тут ни при чем. Я сама хотела жить на втором этаже, поскольку строители начали с последнего. И мне совершенно все равно, где я живу.

— Вы должны перебраться в восьмую комнату! — настойчиво сказала госпожа Шнаппензип.

— Ни за что, — решительно возразила я, — иначе рабочие своими грубыми башмаками поцарапают весь пол.

Руфус тяжело охнул:

— Сделай одолжение, выбери себе наверху, по крайней мере, симпатичную спальню.

— Хорошо, я переселюсь в двадцать вторую. Красивая одноместная комната.

— Самая маленькая. Сами видите, какая Виола невыносимо скромная, — сказал Руфус чете Шнаппензип.

Оказавшись в коридоре, госпожа Шнаппензип опять окунулась в свои восторги.

— Ты видел премиленькие латунные таблички с изящно написанными номерами на этих чудных дверях? — обратилась она к мужу. — Где вы нашли таблички, выполненные с таким вкусом?

— На дверях и нашли, Бербель, — сказал Руфус. — Они всегда там были, только почернели с годами. Виола лишь отчистила их и отдала отполировать.

— Латунные гвозди, которыми они прибиты, новые, — пояснила я, — старые стальные не подходили.

— Неужели такое возможно? — воскликнула хозяйка.

— Это вы отлично сделали, — вторил ей муж.

— Мы еще далеко не закончили, — сказал Руфус, пытаясь спустить их на землю. — И хотя мы зверски экономили… — На этом недвусмысленном намеке Руфус замолк.

Госпожа Шнаппензип не стала задавать вопросов, а похвалила Руфуса за блестящую идею перенести дату открытия на ноябрь, когда уже все вернутся из отпусков, но еще не утонут в предрождественской суете. Господин Шнаппензип одобрительно ей поддакивал.

К сожалению, объявила госпожа Шнаппензип, ей предстоит в ближайшие недели опять уехать. На этот раз не в отпуск. Она должна сопровождать мужа на лечение. Их дочь Микки сейчас во Франции в загородной школе, а Бенни — он же Шнаппи, в общем, сын, будет гостить у школьного приятеля. Бенни, собака, поедет с ними на курорт. Но как только госпожа Шнаппензип сможет, она тут же подъедет, потому что ей это будет так любопытно, как все будет выглядеть в готовом виде!

— Мы планируем устроить в фойе выставку картин, — не утерпела я, когда они уже прощались, и рассказала, почему это будет совершенно бесплатно.

— У вас грандиозные идеи! — с энтузиазмом воскликнула госпожа Шнаппензип.

Я набралась смелости и сказала:

— Руфус мне сообщил, что вы не возражаете против того, чтобы я поработала здесь до ноября.

— Мы вам так благодарны, что вы взяли на себя художественное руководство этим проектом! Один Руфус никогда бы не справился, он и сам это знает. Вы даже не представляете, как много это для нас значит! — горячо воскликнула хозяйка.