Молитва по ассасину

— Мне кажется, ваш телохранитель только и ждет предлога сломать мне позвоночник.

— Ему нравится меня защищать. Он и его жена следят за порядком в доме и заботятся обо мне. Мои родители скончались, а я, как старая дева, нуждаюсь в компании. — Мириам поправила чадру. — Как гласит Писание, одиночество — дверь в преисподнюю.

— Многие двери ведут к шайтану, профессор. Слишком много дверей и мало замков. Из моих же проблем одиночество — самая ничтожная.

Мириам с улыбкой опустила глаза.

— Странно находиться здесь рядом с вами. Мы встречались только раз, а мне уже кажется, будто я вас знаю много лет. Сара так много о вас рассказывала. — Она посмотрела на него. — Жаль, что ее нет с нами.

— Мне тоже.

— Мы вместе работали над книгой. Она вам не говорила?

Ракким покачал головой.

— Да, работали. Начали собирать материал, результаты исследований… — Мириам заправила под чадру выбившуюся прядь волос. — Мы собирались написать книгу об интеллектуальном упадке нашего общества после Перехода. Тема рискованная, но Сару прельщала перспектива очередной научной схватки, а я считала необходимым высказать благодарность религиозным властям за нынешние преимущества. — Она добавила в чашку еще кусок сахара и зазвенела серебряной ложечкой. — Я родилась в семье мусульман. Вы представить себе не можете, как трудно было таким детям, как я, при старом режиме. Постоянные насмешки, оскорбления. — Профессор Уоррик поджала губы. — В детстве с меня срывали хиджаб бесчисленное количество раз, а после одиннадцатого сентября стало еще хуже. Я говорю это не для того, чтобы вызвать вашу жалость. День, когда страна стала исламской, стал счастливейшим днем в моей жизни, но как социолога меня не может не беспокоить то, что происходит в стране сейчас. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Мы были первыми в мире в области науки и техники. С трудом верится, правда? Год от года у нас становится все меньше дипломированных инженеров и математиков. Наши промышленные предприятия устаревают, производительность в сельском хозяйстве падает. Заявок на патенты поступает всего сорок процентов от того количества, что было при старом режиме. — Мириам поиграла ложечкой, положила ее на блюдце и заставила руки замереть. — Слишком много говорю, да?

Ракким вздохнул, припомнив о так некстати приключившемся сбое в системе сканирования радужной оболочки. И прогнозы погоды давно стали догадками, поскольку метеоспутники давно сошли с орбит. По крайней мере, в Исламской республике никто не голодал. Не замерзал зимой из-за того, что не мог позволить себе приобрести топочный мазут. Вот жители Библейского пояса до сих пор пили кока-колу и курили каролинский табак. Еще у них часто отключали электричество, дети болели рахитом, а нищие умирали от голода и холода. Там вера не требовала раздавать милостыню.

— Разговорчивость — профессиональная болезнь преподавателя, — вздохнула Мириам. — Студенты впитывают каждое наше слово, но они — слушатели поневоле.

— Что стало с книгой, над которой вы работали?

— Три месяца назад она передумала. Без всякого объяснения причин.

— Это когда у нее состоялась помолвка с сыном посла Саудовской Аравии?

— Откуда такие сведения? — Мириам поморщилась. — Дядя, конечно, пытался сдружить ее с нефтяным принцем, и принц, несомненно, увлекся Сарой, но вы же знаете ее характер.

— Как никто другой.

Но бывший фидаин также имел представление и о характере Рыжебородого. Значит, история с помолвкой действительно оказалась вымыслом. Теперь ему оставалось выяснить саму причину подобной лжи. Кстати, состряпанной без особого изящества. Глава службы безопасности не мог не понимать: Ракким узнает правду в самом скором времени. Не пытался ли он, изобразив столь неуклюжую уловку, отвлечь его внимание от куда более важной проблемы? Вполне в стиле Рыжебородого.

— Сара перестала со мной встречаться примерно в то же время, когда прекратилась ваша совместная работа над книгой. Нет ли связи между этими событиями. Почему она отказалась от участия в проекте?

Мириам помедлила с ответом.

— Решила написать другую книгу. Но не сказала о чем. Намекнула только, что тема слишком опасная.

— Она и так уже прошлась по религиозным чувствам доброй половины населения. Решила так же поступить и со второй?

— Сара была испугана. Когда вы в последний раз видели ее испуганной?

Улыбка слетела с лица Раккима.

— Она беспокоилась обо мне, — продолжала Мириам. — Приезжала только на такси, просила не звонить. Мы всегда оставляли друг другу записки…

— И вы даже предположить не можете, о чем она собиралась написать?

— Она отказывалась говорить об этом. — Профессор Уоррик сцепила ладони. На подушечке среднего пальца правой руки Ракким увидел углубление от ручки. Очевидно, она придерживалась традиционного подхода к созданию научных трудов. — Не знаю, поможет ли вам это, но последнее время Сара в основном приезжала сюда, чтобы воспользоваться моей библиотекой. У меня много узкоспециализированных книг. Они достались мне от отца. Книги и его дневники.

— Ваш отец — историк?

— Инженер-геолог. — Мириам гордо подняла голову. — Он был весьма своенравным человеком, но отличным инженером. Строил плотины, мосты и стадионы по всему миру.

Перед глазами Раккима материализовалась карта с отметиной на берегу Янцзы.

— Он работал в Китае?

— Да, в течение многих лет.

— На строительстве плотины «Три ущелья»?

— Откуда вы знаете? — вскинулась Мириам, однако ответа дожидаться не стала, — «Три ущелья» — величайшая плотина в мире. Мой отец был лишь рядовым членом команды. Хотя он не руководил проектом, но все же очень гордился участием в этой работе. Они начали предварительные изыскания задолго до Перехода, кажется, в одна тысяча девятьсот девяносто втором году, но и после завершения проекта раз в год приезжали в Китай, чтобы проверить состояние конструкции. Янцзы — река непредсказуемая, и инженерам приходилось корректировать мощность потока.

— Значит… Сара собиралась написать о Китае?

— Я спрашивала ее об этом. Она ответила, что ему будет посвящена лишь незначительная часть книги, но в детали вдаваться не стала. Тогда я решила, что она сама расскажет обо всем, когда придет время. Она поэтому исчезла? Из-за книги, над которой работала?

Ракким пригладил короткую бороду.

— Вы с ней часто разговаривали о вашем отце? Она интересовалась его работой… политическими взглядами?

— Едва ли. Он был скрытным человеком. Я ведь почти не общалась с ним. Думаю, Сару в основном интересовали книги. Она — блестящий исследователь. Как и все хорошие историки.

— Тогда, полагаю, мне тоже следует взглянуть на вашу библиотеку. Если вы не возражаете, конечно.

— Не возражаю. И надеюсь, вам не будет скучно. После смерти отца я просмотрела его записи. Он всегда держал их под замком, и я вообразила, будто в них содержится какой-то страшный секрет, который позволит мне понять, что творилось в его душе. — Мириам покачала головой. — Я любила его, но с трудом осилила первый том. Никаких откровений, только обширный и подробный набор банальных высказываний. — Она разгладила чадру цвета морской волны. — Понятия не имею, что углядела в этих бумагах Сара, но она неотрывно изучала их неделя за неделей.

— Я бы тоже хотел их увидеть.

Мириам словно не слышала его.

— Вы абсолютно такой, каким описывала вас Сара. Воин с добрыми глазами. Она очень любит вас. А я всегда ей немного завидовала. — У нее покраснели щеки.

— Перестали бы завидовать, если бы познакомились со мной ближе.

Мириам улыбнулась.

— Сара рассказывала, что в доме, где она росла, царили тишина и покой. Потом появились вы, и там сразу стало шумно и весело. Она утверждала, будто только вы не боялись Рыжебородого. Кроме нее, конечно.

— Жить под одной крышей с Рыжебородым можно только при условии, если его не боишься. Или, по крайней мере, умеешь не показывать свой страх.

— Я вижу, вы способны выжить в любой ситуации. — Мириам постучала ложечкой по чашке. — Вот я — совсем не такая. Впрочем, мне не доводилось подвергаться серьезным испытаниям… Мне повезло. У меня есть дом, достаток, работа в университете. Все идет своим чередом. Вы были сиротой, жили на улице. Не могу представить, что вам пришлось пережить.