Бремя секретов

Маме восемьдесят четыре года. Она пережила не только взрыв атомной бомбы, но и дайшинсай в Канто.

Тогда ей было двенадцать лет. На следующее утро после землетрясения моя бабушка оставила маму в церкви, где о сиротах заботился священник, европеец по происхождению, и отправилась на поиски своего брата — единственного родственника, которого знала моя мама. Больше мама ее не видела. И ее брата тоже. С того дня мама стала сиротой. Она тоже родилась вне брака, как и я.

До пятнадцати лет она жила в церкви вместе с другими детьми-сиротами. Потом нашла работу — устроилась курьером в одну компанию и ушла из церкви. Священник вернул ей деньги, которые когда-то дала ему на хранение ее мать. В этой компании мама и познакомилась с моим настоящим отцом. Когда я родился, ей было всего лишь восемнадцать лет. Родила она в маленькой квартирке, где тогда жила: ей помогала акушерка и еще одна женщина из церкви.

Мама открывает глаза и что-то бормочет.

— Что ты говоришь? — спрашиваю я.

Мама молчит. Потом опять закрывает глаза.

Наверное, что-то приснилось.

Целыми днями мама почти не встает с кровати. Прошлой зимой она поскользнулась в саду, ударилась головой о камень и сломала ногу. Сразу же вызвали врача. Осмотрев ее, он сказал, что она не перенесет операции, и если боль окажется слишком сильной, то пусть принимает лекарства. С этого момента здоровье мамы начало быстро ухудшаться. Она стала плохо слышать, у нее появились галлюцинации — зрительные и слуховые. Шизуко сказала, что так же было с ее бабушкой. Она терпеливо выслушивает все, что говорит мама, хотя мамины слова не имеют ни малейшего смысла.

День ото дня мама все бледнее. Я часто думаю, отметит ли она вместе с нами праздник Бон. Врач говорит, что у нее слабое сердце и ей нужно избегать волнений.

Мама снова что-то бормочет сквозь сон. Наконец просыпается.

— В саду созрела первая тыква, и Шизуко приготовила из нее суп, — говорю я. — Очень вкусный.

— Спасибо. Я поем позже.

Я помогаю маме приподняться в постели и поправляю подушки.

— Когда мы празднуем Бон? — спрашивает она.

— На следующей неделе.

— Так скоро?

— Да, — отвечаю я, вспоминая кадры телепередачи, посвященной памяти жертв атомного взрыва в Нагасаки.

Я не напоминаю маме, что сегодня девятое августа: у нее пропало ощущение времени, а ее воспоминания путаные и беспорядочные. В любом случае это не слишком подходящая тема для беседы.

— К нам приедут внуки? — спрашивает она.

— Думаю, да.

— Мы с ними сходим на могилу моего мужа. Вдруг этот Бон окажется для меня последним, и я больше не увижу их. Я не рассчитывала прожить так долго.

Эту последнюю фразу она повторяет каждый год в канун Бона. Раньше я не прислушивался к ее словам. Но теперь у меня предчувствие, что мама права. Ее смерть — лишь вопрос времени, осталось недолго. И если я хочу, чтобы она ушла с миром, не стоит беспокоить ее расспросами о моем настоящем отце и о сестре. «Нужно обо всем забыть», — мысленно повторяю я. Стараюсь перевести внимание на что-то другое.

— Я не заслужила любви твоего отца, — неожиданно говорит мама.

Я в недоумении. Зачем говорить об этом сейчас? Но мама продолжает слабым голосом:

— Он был слишком великодушен. Человек с большим сердцем. Я согласилась выйти за него замуж только ради тебя. Я бы дала согласие кому угодно, лишь бы у тебя был отец.

— Зачем ты коришь себя? Папа был счастлив с нами, а потом со своими внуками. Ты всегда относилась к нему очень внимательно. Заботилась о нем до самой последней минуты. Причина вашей женитьбы не имеет значения, ведь вы прожили вместе почти пятьдесят лет, и вам обоим было хорошо. Это главное, разве нет?

Мама молчит. Я не знаю, что еще сказать. Вспоминаю, что говорил мне отец, когда я учился в университете: «До брака с мамой я был женат на женщине, которую родители выбрали мне в жены. Я был благодарен им, потому что она оказалась красивой и заботливой. Но потом они начали вмешиваться в нашу жизнь и осуждать все то, что делала моя жена. Я оказался бесплодным. Раньше я этого не знал. А родители, особенно мама, упрекали мою жену в том, что она не может забеременеть. Мне никак не удавалось оправдать ее, и вскоре она меня бросила. Об этом я жалею до сих пор. В первый раз в жизни я был в полном отчаянии. Как-то раз, проходя мимо одного из домов, я увидел на ограде объявление. Это оказалась церковь, и священник, европеец по происхождению, искал человека, который мог бы починить крышу. Я вошел внутрь и предложил ему свою помощь. Там я вас и встретил, тебя и маму. Родители были против моего второго брака. Мама даже наняла частного детектива, чтобы навести справки о прошлом твоей мамы. Она сказала: „Эта женщина даже не знает, куда подевался отец ее ребенка!“ Но я не послушал родителей. И уехал в другой город. Только не думай, Юкио, что я пожертвовал родителями и своим наследством ради вас с мамой. Наоборот, это вы спасли меня от унылой жизни, которую я вел с детства в их доме. Я всегда был слишком послушным и поступал так, чтобы угодить им. Мне необходимо было оказаться в ситуации решающего выбора, чтобы освободиться из-под их влияния».

Вспоминая эти слова отца, я размышлял о жизни моей мамы. Я тогда сказал отцу: «Наверное, мама тоже нуждалась в тебе. Все приходит к единому знаменателю. Главное — что мы были счастливы, верно?» И он ответил: «Да, сын, ты прав».

Он одобрял мое решение жить самостоятельно, вдали от дома и от мамы, которая была слишком сильно привязана ко мне, единственному сыну. Единственному, в ком текла ее кровь. Отец предупредил меня, что если я не уйду из дома, мне будет трудно потом обрести независимость. «Не хочу, чтобы ты повторял мою ошибку», — прибавил он. Окончив университет в Нагасаки, я устроился на работу в Токио. Мама рассердилась не на шутку: «Это слишком далеко! Почему ты не захотел работать в каком-нибудь городе рядом с Нагасаки, поблизости от меня? Вся моя жизнь — в тебе. Ты мне нужен!»

По правде говоря, я искал работу в Токио, потому что надеялся найти там сестру и своего настоящего отца. К тому же мне хотелось выяснить, были ли у него еще дети, кроме моей сестры, с которой я когда-то играл в парке. С тех пор прошло восемнадцать лет, и возможно, что он с семьей переехал в другой город. Тем не менее я рассчитывал, что смогу начать поиски именно в Токио.

Прежде чем отправиться в Токио, я попросил маму сказать мне по крайней мере фамилию моего отца. Как я и ожидал, она отказалась наотрез: «У него есть семья — жена и дети. Не нужно вмешиваться в их жизнь. Его жене ничего о нас не известно».

Тогда я решил узнать у папы адрес церкви и имя того священника. Папа удивился: «Невероятно! Ты не забыл! Шинпу-сама, должно быть, уже больше семидесяти лет. Как бы мне хотелось снова его увидеть. Но вряд ли после бомбардировок Б-29 церковь стоит на прежнем месте и вряд ли Шинпу-сама остался в живых». Папа дал мне также адрес родителей господина Хорибе и сказал: «Можешь как-нибудь зайти к ним. Они меня хорошо знают, ведь мы с господином Хорибе в Токио были близкими друзьями». Родители господина Хорибе? Это же бабушка и дедушка Юкико! У меня заколотилось сердце. Значит, есть надежда отыскать Юкико. Папа даже не подозревал, какие мысли вертелись у меня в голове.

Церкви на прежнем месте не было, папа оказался прав. Я обошел множество других церквей, расспрашивая священников о той, в которую мы ходили с мамой. К моему удивлению, никто не знал ни о церкви, ни о священнике-европейце, ни о двух женщинах, которые там работали. Я был в недоумении. Мне сказали, что после войны город сильно изменился.

И я бродил по этому изменившемуся городу. Едва заметив девушку моего возраста, я тут же останавливался как вкопанный и шел за ней, пока она не исчезала из виду. Такое случалось на улице, на вокзале, в ресторане, в парке… Повсюду я искал девушку, похожую на меня.