Лучше не бывает

— Октавиен, поторопись. Я уверена, что Дьюкейн теперь мне все расскажет, я имею в виду — насчет женщин, о своем прошлом. Он расскажеттеперь.

— Ты собираешься расспрашивать его?

— Да, я не боюсь Дьюкейна.

— Думаешь, я боюсь? Что ж, может быть, в некотором роде. Мне невыносима мысль, что этот человек может плохо подумать обо мне.

— Да, мне тоже. Тебе не кажется все же подозрительным, что он завел слугу?

— Нет, не кажется. Дьюкейн не гомосексуалист.

— Октавиен, ты когда-нибудь видел этого слугу?

— Нет.

— Я спрошу Дьюкейна об этом слуге тоже. Он не способен лгать.

— Он способен смутиться.

— Да, тогда я попробую разузнатьоб этом слуге. Я зайду, когда Дьюкейна не будет дома, и посмотрю на него.

— Кейт, милая, неужели ты действительно думаешь…

— Нет, нет, конечно. Дьюкейн безупречен. Это в нем и восхищает.

— Безупречен? Этого нельзя сказать ни об одном человеке.

— Безупречен. Вот почему он неуязвим.

— И ты неуязвима. И я.

— Дорогой Октавиен, как мне нравится, что мы все друг другу рассказываем.

— Мне тоже.

— Бог в небесах, и на земле благоволение. Иди спать, дорогой.

— Сейчас приду.

— Дорогой, ты такой кругленький…

— Ты готова, дорогая?

— Да, я готова. О, дорогой, угадай,что Барби привезла в качестве подарка для дома — она прячет его для твоего дня рожденья.

— Что?

— Часы с кукушкой!

8

Дьюкейн через стол смотрел на Мак-Грата, учрежденческого курьера, сидевшего напротив.

Шелковым голосом Дьюкейн спросил: «Я получил информацию, которая побуждает меня думать, что вы, мистер Мак-Грат, были связаны с недавней продажей прессе непристойной истории, касающейся мистера Рэдичи».

Дьюкейн ждал. В комнате было жарко. За окном приглушенно шумел Лондон. Маленькая беззвучная муха резко спикировала на руку Дьюкейна.

Светло-голубые глаза Мак-Грата пристально смотрели в лицо Дьюкейна. Потом Мак-Грат отвел глаза и закатил их, будто делая упражнение. Потом несколько раз моргнул. Он опять посмотрел на Дьюкейна и доверчиво и робко улыбнулся.

— Ну-у, сэр, я думаю, это уже вышло наружу, правда, — сказал Мак-Грат.

Дьюкейна раздражал неопределенный шотландский выговор, не дававший возможности определить, из какой именно местности он происходит, и цветовая гамма, присущая этому человеку. Мужчина не имеет права иметь такие рыжие волосы и белую кожу и такие бледно-водянистые голубые глаза и, в довершение всего, такой сладкий розовый рот. Мак-Грат был воплощением дурного вкуса.

— Я хочу получить некоторую информацию от вас, мистер Мак-Грат, — сказал Дьюкейн, торопливо, с видом делового человека роясь в бумагах и стряхивая приставучую муху. — Прежде всего, я хочу знать, в чем заключается эта история, которую вы продали, а затем я задам вам еще несколько дополнительных вопросов.

— Меня выпрут? — спросил Мак-Грат.

Дьюкейн колебался. Конечно, увольнение Мак-Грата было делом решенным. Однако в данный момент Дьюкейн нуждался в его сотрудничестве. Он ответил: «Я этим не занимаюсь, мистер Мак-Грат. Начальство, несомненно, сообщит вам, если срок вашей работы здесь истек».

Мак-Грат положил руки, слегка поросшие рыжеватыми волосами, на стол и наклонился вперед. Он доверительно сказал:

— Готов биться об заклад, что меня турнут. Будете спорить?

Дьюкейн теперь понял, что у него интонации кокни.

— Я бы хотел иметь копию той истории, мистер Мак-Грат. Можете ли вы снабдить меня ею?

Мак-Грат откинулся назад. Он поднял брови со слегка испытующим видом. Брови были чуть рыжеваты и почти незаметны на его лице.

— У меня нет копии, — сказал он.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Дьюкейн.

— Клянусь, у меня не было копии, сэр. Я же не записывал эту историю. Да и не больно-то ловок я в писании. Вы же знаете этих журналюг. Я просто рассказывал, а они записывали. Потом они перечитали это мне вслух, и я подписал. Сам я ничего не писал.

Это наверняка правда, подумал Дьюкейн.

— Сколько они вам заплатили?

Бледное лицо Мак-Грата стало плоским.

— Финансовые дела — это личное дело человека. Сэр, можно…

— Я бы советовал вам немного снизить тон, мистер Мак-Грат, — сказал Дьюкейн. — Вы поступили крайне безответственно, и у вас могут быть серьезные неприятности. Почему вы продали эту историю?

— Ну, видите ли, такой джентльмен, как вы, сэр, даже не подозревает, что значит — нуждаться в самом необходимом, сэр. Я продал ради денег, сэр, и я этого не стесняюсь. Я просто оказался первым, сэр, и вы на моем месте поступили бы так же.

Наглый парень, думал Дьюкейн, и, кажется, законченный негодяй. Хотя Дьюкейн полностью не осознавал этого, но в огромной степени его адвокатской карьере помешало то, что ему не хватало способности представить внутренние мотивы подлости, на которую он сам не был способен. Его воображение, проникая в мир зла, просто преувеличивало его собственные проступки. Поэтому его суждение о Мак-Грате как о «совершенном негодяе» было беспомощным и абстрактным. Дьюкейн не мог представить себе, что это значит быть вот таким Мак-Гратом. Полная непроницаемость для него такого рода подлости, как ни странно, сделала Мак-Грата более интересным для него и даже более симпатичным.

— Хорошо. Вы продали это ради денег. А сейчас, мистер Мак-Грат, я хочу, чтобы вы рассказали мне как можно более подробно то, что вы уже передали прессе о мистере Рэдичи.

Мак-Грат опять закатил глаза, стараясь тянуть время. Он сказал:

— Я уже плохо помню…

— Вы думаете, я поверю вам, — сказал Дьюкейн. — Продолжайте. Нам нужно знать все как можно скорей. И если вы мне поможете, я тоже смогу помочь вам.

— Ладно, — сказал Мак-Грат, в первый раз несколько разволновавшись, — ладно…

Потом он сказал:

— Мне нравился мистер Рэдичи, сэр, да, нравился…

Дьюкейн ощутил вспышку интереса. Он почувствовал себя ближе к Мак-Грату, как тореро, который смог притронуться к быку…

— Вы хорошо его знали? — спросил Дьюкейн мягко. Ему часто приходилось допрашивать людей, и ему хорошо было знакомо это ощущение — как будто в тихой комнате прядется паутина симпатии, заглушающей недоверие. Дьюкейн чувствовал себя слегка виноватым в том, что умел хорошо это делать. Уметь «разговорить» человека — не просто, дело не в том, что ты говоришь и даже не в том, как ты это говоришь, для этого надо обладать талантом, который вырастает из интуиции и почти физически ощущаемых телепатических эманаций.

— Да, — сказал Мак-Грат. Он положил руки на стол и рассматривал их. Его руки были удивительно чистыми. Муха села на руку, но он не стряхивал ее. Мак-Грат и муха смотрели друг на друга. — По мне, он был очень милым господином. Я помогал ему кое в чем. Вне работы.

— В чем? — спросил Дьюкейн.

— Ну, ему нужно было кое-что для занятий магией. Я часто приходил к нему домой в Илинг.

— Вы хотите сказать, что приносили ему какие-то предметы, необходимые для магических ритуалов?

— Да, он был чудной человек, этот мистер Рэдичи. Безобидный, вроде лунатика. Он все знал о разных магических штуках, об ее истории, обо всем таком. Вы никогда не видели таких толстых книжек, какие у него были. Он был настоящий волшебник, он много знал.

— Что же вы ему приносили?

— О, разное. Никогда не догадаешься, что ему понадобится в следующий раз. Однажды ему нужны были перья, белые перья. И всякие травы и масла. Я обычно брал их в магазинах здорового питания. А иногда ему требовались птицы, мелкие животные, мышки, к примеру.

— Живые?

— Да, сэр. Я их покупал в зоомагазине. Там меня в чем-то заподозрили в конце концов.

Дрожь прошла по телу Дьюкейна.

— Продолжайте, — сказал он.

— А кое-что он сам добывал — дикие растения, паслен и всякое такое. Он хотел научить меня распознавать их, чтобы я мог поехать за город и накопать для него, но мне не хотелось.