Отражение

Степан даже встал из своего укрытия в полный рост, пытаясь получше увидеть происходящее в центре поляны. С расстояния в полторы сотни метров он мог видеть, как поднялись из густой травы одетые в камуфляж парни. Понурив головы. Кто держал руки над головой, а кто за головой. Некоторые опускали руки, стояли поплевывая, цедя матерщину сквозь зубы. Между тем, их командир продолжал о чем-то беседовать с Корчагиным, правда голос Егора Васильевича теперь уже не был слышен, словно трубный глас с неба. Двое делали перевязку раненому...

Вдруг с противоположной стороны поляны прозвучал выстрел. Все встрепенулись, камуфляжники, казалось, готовы рвануться с места — назад к оружию. Но из них никто не упал. Зато появившийся на краю поляны Тюлин с этой стороны едва был заметен. Он старательно махал стволом своего ружья, показывая, что все нормально. Объяснения его еле достигли ушей Степана.

— Рыжий какой-то зарезать меня хотел!.. — кричал Тюлин. — Так что я самооборону применил! Нафаршировал я его! Ага!.. А че делать было!? Глаза-то у него бешеные...

— Да он и есть бешеный, псих, садист, — определил Кобрин.

— Не есть, а был, — поправил Тюлин, стараясь держаться так, будто ему ежедневно приходится отстреливать садистов.

— Ты бы пересчитал своих, — посоветовал Корчагин.

— Да вроде все, одного только нет, но он не мой...

Этого разговора Степан не слышал. Павлов, Семен и другие мужики уже стягивались к центру поляны. А он почему-то не чувствовал общей наступившей разрядки. Наверное, для этих мужиков война уже кончилась. И если сделают по-умному, то заныкают где-нибудь в теулинских сараях целый склад оружия на случай повторной экспансии от сильных мира сего. Это не город, где зажатый бандитами в угол обыватель судорожно вспоминает под какую ему «крышу» кинуться. А ведь прав был Семен... Сами-то они не хуже управились. Может, бросить все, забиться в этот таежный угол, отстроить его, привезти сюда Ольгу и Андрейку?.. Да нет, привыкли уже к цивилизации. Но погостить можно. Что же дальше-то будет? Может ли быть в этой стране «нестреляющее» будущее?

— Мистер Рогозин? — услышал Степан за своей спиной. — Поворачивайтесь медленно, карабин положите на землю.

Выполнив требование, Степан повернулся.

— Давно не виделись.

Метрах в пяти от него стоял седоватый мужчина в такой же камуфляжной форме, как и у боевиков на поляне. Его «Стечкин» был нацелен в грудь Степана. Что-то резко отличало его от всех виденных им крутых. Какая-то особенная стать. Интеллигентная, чисто выбритая морда? Вот только ненависти во взгляде даже больше, чем у любого отморозка. «Еще один псих, — подумал Степан, — только в годах». И еще пытался думать о том, как добыть из-под спортивной куртки «Макарова». Почему-то не думалось. Зато была уверенность, что седой через несколько секунд выстрелит. И холодно было в груди и обидно, что ничего уже нельзя сделать.

— Тебя ж здесь загонят, как зайца. — Единственный аргумент против пули нашелся у Степана.

— Я есть иностранный гражданин, — уже специально коверкая слова, углубляя акцент, ответил Маккаферти. — Меня надо будет судить. А я делать вид, что защищался. В моей стране не принято бросать своих граждан на территории стран третьего мира!

— Ах ты гадина американская! — не выдержал Степан. — Доберемся мы еще до вашего вертепа...

— Узнал, — скривился Маккаферти.

«Семина пуля-то», — улыбнулся последнему повороту судьбы Степан Рогозин.

Глава пятнадцатая

ALTER EGO-1

1

Мужики стаскивали в одну кучу оружие «гостей». Корчагин и Кобрин спорили о чем-то, как старые друзья

— А Степан-то где?! — опомнился вдруг Семен, и тут же на северо-западном краю поляны грохнул выстрел. Откуда-то изнутри ударило в грудную клетку, а потом сдавило так, что не продохнуть. Вот-вот, казалось, лопнет от такого напряжения старый шрам. И досада, и боль, и гнев — одновременно.

— Маккаферти!.. — прохрипел Семен, и на этот хрип оглянулись все.

Все, кроме самого Маккаферти, ибо двух Рогозиных его разум воспринять не мог. Он уже бежал, не разбирая дороги, куда-то в чащу.

Семен же быстро оправился, и твердым голосом напомнил о своих командирских полномочиях:

— Павлов и Тюлин со мной! Остальные — присмотрите за ребятками.

— Там болото, Сема, я его знаю, — остановил его дед Монин, — а бегаю я не хуже вас молодых.

— Взял бы и меня, — зыркнул исподлобья Кобрин.

— Пошли, — махнул стволом калаша Рогозин и первым ринулся к опушке, рассекая травяное море.

Степана он увидел сидящим под кедром. На спортивной куртке слева выступило большое пятно крови. Брат был бледен, но еще дышал, прерывисто и хрипло. На губах тоже выступила кровь.

— Поговорим, брат, — прошептал он, не открывая глаз.

— Побереги силы...

— Отсюда ты никуда меня не успеешь довезти...

Семен, лишь бы что-то делать, прикладывал к ране на груди куски бинтов, лишь бы что-то говорить, обещал брату, что тот обязательно поправится, что еще и не такое бывает. Бывает, но не в трехстах километрах от ближайшей больницы. И ничего не мог поделать со слезами, которые нельзя было удержать никакой волей.

— Там еще кусок спины вырвало, — прошептал Степан, — так что уймись, дай главное сказать...

И Семен замер, держа в своей руке руку брата.

— Похорони здесь, в Теулино. Где-нибудь под елочками, но чтоб небо было видно. А вот это возьми, — протянул бумажник с документами. — На кресте напишешь: «Семен Андреевич Рогозин»...

— Упаси Бог!

— Это последняя воля... Ради Андрейки...

— Ольгу не обманешь...

— А ты и не обманешь. — И просто перестал дышать.

И Семен почувствовал, как его собственное дыхание тоже остановилось, не в силах пробиться через комок, вставший в горле. И ни зарыдать, ни крикнуть, ни с места двинуться...

— Надо делать, как он сказал. Как Семен перед смертью велел, — за спиной стоял вездесущий Иван Монин.

И какая-то вязкая серая хмурь вдруг неожиданно закрыла все небо, да вырвался из-под таежных замков на свободу ветер и рванул в одну сторону все ветви и лапы. Потемнело. И оттого что происходило и внутри и снаружи вдруг расхотелось быть сильным мужиком, тело обмякло, свернуться бы калачиком и уснуть, и чтоб мать по головушке гладила да шептала чего-нибудь ласковое.

Кто там сказал, что умирающие видят всю свою жизнь, как в ускоренном кино? Некогда им... А вот те кто рядом!.. И что-то давно забытое, но всегда бывшее поблизости, в потаенном уголке души что ли, все не может прорваться наружу, а еще жуткое чувство, что все это уже где-то и когда-то было. А груза на душе стало в два раза больше.

2

По указанной Мониным тропке Кобрин все же настиг Маккаферти. После короткой перестрелки у того кончились патроны, и теперь американский генерал тихо лежал за кочкой, уткнувшись лицом в мох. Кобрин и Тюлин постреливали над его головой, когда он пытался осмотреться, чтобы выбрать пути для дальнейшего бегства. И хотя очень хотелось Кобрину продырявить эту полную советов голову, он терпеливо ждал, когда появится Рогозин.

Как Маккаферти посмотрит в живое лицо только что убитого им человека? Сразу рехнется или завопит о неприкосновенности иностранных граждан, как это у них заведено?

Мужичок Тюлин тоже принял правила этой игры и щедро посыпал дробью кусты и стволы деревьев вокруг генеральского логова.

Наконец, на тропе появились Павлов и Монин. За ними с отсутствующим видом шел Рогозин.

— Маккаферти! — крикнул он так, что по всей округе поднялись кулики, а ветер на несколько секунд утих, словно это его окликнули.

И Джеймс Олдридж Маккаферти поднял голову. Встретились два обезумевших взгляда.

— Дьявол! — сказал Маккаферти, поднимаясь на ноги, и еще что-то затараторил по-английски.

— Дьявол — это по твоей части, — медленно наступал на него Рогозин.

Генерал пятился, не разбирая дороги. Тропа осталась чуть в стороне. Его закачало на зыбкой трясине. Со следующим шагом он провалился сразу по пояс и еще зачем-то наставил на Рогозина бесполезный пистолет. В последние минуты он думал, какой пулей можно застрелить отражение убитого только что человека. Дернулся пару раз и сразу увяз по грудь.