Отражение

— Вы американец с немецкими корнями, пьющий водку, как самый последний русский, — сделал заключение генерал.

— Угу, — отер губы Кляйн, — и мой прапрапрадедушка по отцовской линии Отто Бисмарк часто говаривал для таких умников, как Вы: «русские медленно запрягают, но быстро ездят».

— Вы еще и фольклор собираете?

— Это не фольклор, это крылатое выражение, имеющее огромную историческую ценность.

— Для нашей с Вами родины, Кляйн, большую ценность представляет информация, добываемая нами, и Вам следует сейчас же привести себя в порядок и отправляться на север.

— Вот уж хрен! — по-русски ответил Майкл.

— Да-да! Вам нужно будет взять пробы почвы, воды, короче, все, что потребуется для детального анализа. Вот — даже фотографии, любезно предоставленные нашим другом Осинским. А это фотографии со спутника. Я, кстати, уже побывал на месте...

— Какого горбатого Вы тогда не взяли эти пробы сами?

— Я был там не один, а по официальной версии для всех наших русских друзей мы собираемся там строить базу для экзотического отдыха солидных людей. Охота, рыбалка, мошкара... Короче, по полной программе.

— Среди Ваших друзей, генерал, по мнению народа, проживающего в этой стране, нет русских. Они их, по меньшей мере, называют выродками, — криво ухмыльнулся Майкл.

— Я не собираюсь обсуждать с Вами человеческие достоинства российского руководства и ведущих предпринимателей, тем более, что Вам, судя по Вашим корням, недалеко и до природного антисемитизма. Это сейчас в моде у русских патриотов.

— Ага, также модно, как у евреев занимать все ведущие должности.

— Вы уже зарываетесь!

— Скажите, генерал, когда мы сделаем эту страну послушным придатком нашей долларовой машины, а русских рабами, Вы не боитесь, что голодные рабы могут разнести в пух и прах наш славный цивилизованный мирок?!

— А кто Вам сказал, что они будут голодные? Нам нужны сытые рабы!

— Вы циник...

— Мой цинизм приносит ощутимую пользу моей стране, а Вы готовы, в конце концов, выполнять задание?!

— А у меня есть выбор? — и Майкл снова приложился к бутылке.

3

Придя в себя только через два дня, Майкл начал собираться в дорогу. Прежде чем отправиться в таежную глухомань, он справил себе все необходимые документы. Официально — он ехал составить зарисовки о Тюменском севере, обеспечить рекламу строительству будущего туристического центра для любителей экзотики. Разумеется, ФСБ давно о нем знала, но махнула рукой — нехай тешится алкоголик, такого всегда можно поменять (если возьмут), с шумом разоблачить (если понадобится), подсунуть ему дезу. Кляйн, в свою очередь, прекрасно понимал, что он под колпаком, поэтому работал нагло и почти в открытую. Расчет был прост: в России далеко не каждый мог определить, что сегодня является государственной тайной, а что нет. Если раньше даже сортиры в воинских частях нельзя было фотографировать, то теперь американские вояки педантично считали, сколько распилили своих ракет русские, присутствовали при взрывах пусковых шахт и испытаниях нового оружия. Кляйн, к тому же, подозревал, что в ФСБ, возможно, давно уже используют нейролептонное оружие, этакими малыми порциями. Для «своих». Или, может быть, просто им было не до этого. Насколько он знал, новоиспеченные правители изрядно выпотрошили и КГБ и ГРУ, и начальниками там теперь случались даже пожарники и партийные функционеры. Поэтому в самых темных коридорах российских спецслужб подолгу выясняли, кто за кого, где свои, а где чужие, и кого таковыми считать. И хотя они в одну ночь могли прихлопнуть всю мафию в стране, но не делали этого лишь потому, что под эту метлу так или иначе попадал весь Кремль и половина наместников в провинции.

Майкл Кляйн, вернув бледноватому лицу улыбчивый вид доброжелательного и немного глуповатого репортера, сам направился в бывший закрытый НИИ, откуда получил информацию об испытаниях. Он даже не задумывался, как будет объяснять свое знание, да в этом бардаке вряд ли кто и поинтересуется. Либо пошлют, либо помогут. Он просто хотел получить намного больше информации, чем имеет ее Маккаферти. Для чего? Пригодится!.. Таких, как Маккаферти, следует периодически опускать, чтобы не зарывались.

Для директора НИИ Майкл приготовил красивую легенду, что посредством его журнала некая научно-изыскательская фирма в США ищет партнеров, проводящих аналогичные работы в России. Совместные проекты, финансирование... Мир! Дружба! Жвачка! Тампакс! Любому руководителю оголодавших НИИ, НПО и проч. от такого предложения шибает в нос пресловутой «зеленью». Доллар победоносно лишает армию работы!

И Кляйн не ошибся. Директор собственноротно заглотил наживку, затребовал из архива столько папок, что их пришлось доставлять в его кабинет на специальной тележке. Причем на многих из них стояли грифы «для служебного пользования», «секретно» и даже «сов.секретно». Майкл не обрадовался: невостребованные идеи русских ученых на ближайшие несколько часов не входили в его планы. Хорошо, что этого не видят конгрессмены, они напрочь отказались бы финансировать разведку. Вместе с директором, рот которого практически не закрывался, восхваляя достоинства отдельных изобретений и научной мысли его подопечных в целом, они до вечера провозились со всей этой макулатурой. Помимо нужной ему информации, Майкл накопал еще уйму такого, отчего Пентагон будет нервно ерзать, раздумывая: «хотят ли русские войны?» А если вдруг захотят?

Нужная папка лежала почти на самом дне. Майкл спокойно выразил буйный интерес (до этого он старательно выражал его раз десять по другим поводам, дабы впоследствии скрыть подлинный), а директор при этом сник.

— Эту работу мы делали по заказу КГБ и, к сожалению, она была неудачной. Тогда я не был директором и не имел отношения к отделу, который этим занимался. А КГБ — сами знаете...

— Знаю-знаю... — кивнул Майкл.

— Короче говоря, здесь речь идет о воздействии на человека, его мозг и психику, особым родом направленной энергии. Насколько я знаю, тогда в качестве подопытных кроликов выделили целую роту солдат-добровольцев, и все закончилось какой-то жуткой трагедией в сибирской тайге. Ведь и место для этого выбирали особое. Ну, знаете, всякие там аномалии и прочее. Чертежей прибора не осталось. Тут только характеристики различных вариантов воздействия. Я не вдавался в подробности, но понял, что они в основном отрицательные, суицидовызывающие... Депрессия, одиночество, подавленность, страх... Исключение, пожалуй, составляет только неуемная радость. Все эти воздействия к тому же вызывают различные внутренние и психические болезни, алкоголизм, скажем, короче те, которые бесполезно лечить обычными способами. Я определил всю эту галиматью — синдромы, которые в народе называют порчей.

Ах, Маккаферти-Маккаферти, а ты, дядя, целый год ползал по джунглям, кланялся на Гаити жрецам Буду, уговаривал африканских колдунов позволить разместить в их хижинах и квартирах свои приборы... А русские и здесь нас обставили.

— А где остальные документы? Это же интересный материал для любого журналиста! Представляете, если кто-то все же создал нейролептонное оружие!

— Да, конечно. Но все бумаги изъяли чекисты, у нас остался только один работник, который участвовал или имел к этим опытам какое-то отношение. Да и он не в себе. Пьет, знаете ли.

«Знаю, — подумал Кляйн, — я с ним пил».

4

Маккаферти провожал Майкла в аэропорту. Не забыл отчитать его за нерасторопность. Майкл вежливо улыбался, извинялся: мол, простите генерал, потребовалось время, чтобы вернуть себе боевой вид, Вы правы — я злоупотреблял, но теперь готов выполнить и перевыполнить, как когда-то обещали все русские. Таким подобострастием Кляйн без труда искупил свою пьяную болтовню. Генерал же, оттаяв, окончательно вошел в роль гениального руководителя. Он показал Кляйну фоторафию, где стояли обнявшись трое военных:

— В центре — серб. Командир отряда. Он Вас не интересует. Справа — владелец фермы, тот, кому может не понравиться Ваше появление — Алексей Павлов. Слева — Семен Рогозин — этот вообще стреляет без предупреждения, а американец для него ругательное слово. Был бы Вам очень признателен, если по выполнении основного задания Вы сделаете лишнюю дырку в его голове.