Время любить

— О, проходите, дорогой мой ведущий инженер! — при этом произнеся «дорогой мой», Яковлев невольно акцентировал на слове «мой».

— Здравствуйте, Вадим Григорьевич.

— Здравствуйте, здравствуйте! С выздоровлением вас, Сергей Павлович. Когда приступите к работе? Президент уже лично звонил, интересовался новым проектом.

— Хм… Вам виднее, когда я приступлю. Для начала хотелось бы узнать — за какими железными засовами находится сейчас генератор.

— Ой, только не драматизируйте, Сергей Павлович! Вы же понимаете, такой уникальный прибор не может просто так стоять на столе! Я велел закрыть его в моей личной секретке. Так что — не переживайте. Он даже не пылится, в целости и сохранности ждет вас.

— Меня?.. — Кошкин сверкнул глазами так, что Яковлеву стало не по себе. — Что-то слишком многие интересуются ныне сверхсекретным проектом.

— На что вы намекаете? — почти взвыл Вадим Григорьевич.

— Ни на что. Но хочу вас предупредить. У вас там много в вашей личной секретке ценного имущества?

— А что?

— Если в течение двадцати четырех часов я не получу доступа к генератору, он самоликвидируется. Силу взрыва желаете знать в тротиловом эквиваленте или мегатоннах?

Яковлев был более чем озадачен. Он даже повторил Кошкина и закусил нижнюю губу. Но быстро собрался, провел рекогносцировку и понес дальше.

— Да что вы, Сергей Павлович! Никто не претендует на ваше изобретение! Хотите — хоть сейчас начнем работу над патентом! Я просто взял эту работу под личный патронаж.

— Спасибо, — процедил Кошкин, — а сейчас, будьте добры, поставьте его на место. Если вам так хочется его сберечь, назначьте дополнительную охрану у дверей лаборатории. Можете даже посадить автоматчика прямо перед ним.

— Об этом обязательно подумаю. Не волнуйтесь, генератор через полчаса будет на вашем столе. Но будьте, пожалуйста, внимательны, с вами, кстати, будут разговаривать товарищи из ФСБ. Да! И подготовьте в кратчайшие сроки отчет о проделанной работе в направлении создания ракет предупредительного залпа. Это просьба президента. Пока что еще просьба…

— Непременно, — облегченно вздохнул Кошкин, картинно откланялся и направился к двери. Уже на пороге остановился и повернулся к хозяину кабинета с неожиданно счастливым выражением лица: — Да! Поздравляю вас с назначением Вадим Григорьевич!

— Вы это серьезно? — приложил платок к лысине Яковлев.

— Абсолютно и чистосердечно. Во времена бурного экономического реформирования и создания партии нового типа, лучшего руководителя и придумать нельзя.

Сказал без малейшей иронии в голосе, и оставил Вадима Григорьевича переваривать: то ли его похвалили, то ли слишком хитроумно назвали дураком и карьеристом. Но, так или иначе, генератор через полчаса снова возвышался на рабочем столе Кошкина.

Яковлев пришел лично засвидетельствовать торжество справедливости. Он застал Сергея Павловича в раздумьях. При этом на лице инженера висела потусторонняя улыбка.

— Ну вот… — начал, было, Вадим Григорьевич.

— Ну вот, — поддержал Кошкин, нажал какую-то кнопку на известном уже пульте, в воздухе запахло озоном и генератор исчез. — Можете доложить президенту, что проект упреждающего ракетного удара оказался на сегодняшний день бесперспективным. Во всяком случае, пока он сам не сформулирует четкую оборонную доктрину, а не ту, которую ему диктуют из-за океана да из Лондона. Это, между прочим, не мои слова, а покойного Михаила Ивановича.

— Н… но… М-м-м! — Тщетно пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица, Яковлев только демонстрировал свою растерянность. — Сергей Павлович, вы же сейчас ставите крест на своей карьере!

— А у меня ее никогда не было! Я жену из-за этого потерял. Красивую и умную! Теперь не хочу потерять вторую. А крест у меня и так есть, и я буду его нести, покуда хватит сил. Мне, кстати, предложили место в университете.

— О! Я вовсе не ставлю вопрос о вашем увольнении! Вы очень ценный специалист… Левша двадцать первого века!

— Вопрос о своем увольнении ставлю я. Мне тут по ночам и поболтать теперь не с кем.

— Хорошо подумайте, — примирительно попросил Вадим Григорьевич.

— Хо-ро-шо подумаю, — по слогам разложил акцент на слово «хорошо» Кошкин.

— Вы до какого на больничном? — будто и не было предыдущего разговора.

— Да я по жизни больной, Вадим Григорьевич, — подмигнул Кошкин, как будто похвастался долгосрочным освобождением от уроков физкультуры в школе.

— Ну, вы, если надо, больничный пролонгируйте…

— Как? Пролонг… Чего? Есть же великий русский язык, Вадим Григорьевич! Это же так просто: продлите! Про-дли-те… Вы никогда не думали, что я могу сделать его бесконечным?

* * *

В аллее у подъезда своего дома Кошкин буквально напоролся на мощный кулак. И тут же услышал знакомый голос с наглой хрипотцой:

— Притормози!

Инженер от неожиданности оторопел и, прежде чем на его голову обрушился страшный удар, успел шевельнуть мыслью: до чего ж много подонков ныне развелось! Додумывать пришлось, падая, но та же тренированная рука быстро вернула Сергея Павловича в вертикальное положение, сдавив его горло воротом рубахи. Сокрушительная сила удара лишила Кошкина всякой воли к сопротивлению. Находясь в состоянии, которое боксеры называют «грогги», он одновременно слушал наседавший хриплый голос и судорожно пытался сообразить, каким образом он мог бы нанести хоть какие-то увечья своему неожиданному сопернику.

— Пульт! Врубаешься? Пульт. Чем быстрее, тем меньше мучений.

— Можно было и не махать кулаками, забирай… — Кошкин достал из кармана дистанционник с надписью “Toshiba”.

Верхотурцев ослабил хватку на вороте сорочки Сергея Павловича, и тот получил элементарную возможность дышать полной грудью.

— Вроде сходится, — прищурился на прибор Петр Матвеевич.

— Он родимый, — сплюнул кровавую пену инженер.

— Ежели что не так, я тебя из любой секретной лаборатории выну и пошинкую.

— Одно не понятно, на хрена попу гармонь?

Верхотурцев ни иронии, ни вопроса не понял. «Опять придется новый пульт к телевизору покупать», — раздраженно подумал Кошкин. Еше ему очень захотелось садануть своему мучителю коленом между ног, но, на всякий случай, Сергей Павлович сдержался. Разумнее было предполагать, что разогнувшись, господин Верхотурцев превратит скромного инженера в отбивную. Но хотелось очень…

Видимо, желание Кошкина было услышано. Некто, не уступающий габаритами Петру Матвеевичу, толкнул его со значительной силой в плечо, отчего тот временно оставил Кошкина в покое.

— Какого лешего тебе от моего лучшего друга надо?

Конвульсивно сработала память, вытолкнув на поверхность теплую майскую ночь у подъезда, шумное обилие зеленых фуражек, пустых и полных бутылок. И хрустящие маринованные огурчики.

— Гриша! Корин! — признал спасителя Сергей Павлович.

— Яволь, май френд! — расплылся в широкой улыбке Гриша, но тут же получил от Верхотурцева прямой удар в челюсть. Плюхнувшись на основную точку опоры, он озадаченно посмотрел наверх, но в состояние «грогги» в отличие от Кошкина не впал. Зато нападавшего он мгновенно опознал по удару.

— Петя! Какого лешего?.. Мы же не на ринге!

— Бля! — ругнулся Верхотурцев. — Земля круглее, чем я думал.

— А то! Пепел Джордано Бруно заровнял все ямки и выпуклости! Какого хрена ты лупишь моего друга Серегу?

— Друга? — Верхотурцев отступил на шаг, с ухмылкой глянул на пульт в левой руке, зло подмигнул Кошкину. — Да тоже по дружбе! — потом обратился к Корину, каковой напрасно ждал, что бывший напарник по спаррингу подаст ему руку. — Вот что, Гриша. Повезло сегодня нашему другу. Но у меня к тебе большая просьба, ты меня не видел! А лучше всего, если ты меня не знаешь, — и для вящей убедительности напоследок толкнул Кошкина в грудь.

— Не понял? — вскинул брови Гриша.

Но ответом ему хлопнула дверца иномарки и взревел мотор.

— Он у тебя забрал что-то? — Корин неторопливо поднялся на ноги.