Лисянский

Калинин раскрыл журнал и продолжал:

— В плавании «Нева» пребывала три полных года, без двух дней. Прошла за сие время более сорока пяти тысяч миль. Две трети сего пути шлюп наш плавал самостоятельно, без соплавателя нашего «Надежды»…

— Спасибо, Данило Васильевич, за труды ваши, — поблагодарил командир, — надобно привести в порядок все шканечные журналы для отдачи в канцелярию Адмиралтейского департамента.

Не сходя на берег, командир «Невы» закончил свои записи о путешествии краткой фразой: «Таким образом, почти после трехлетнего отсутствия, мы возвратились на родину к неописуемой радости и удовольствию наших соотечественников».

Экспедиция еще не завершилась, так как ожидали возвращения «Надежды», но для экипажа «Невы» первый кругосветный вояж закончился с отдачей якоря на Кронштадтском рейде.

За кормой более 45 тысяч миль и 1095 дней плавания под парусами.

В чем же первенствовала прибывшая в Кронштадт «Нева» под командой капитан-лейтенанта Лисянского? Вот краткий, но внушительный итог.

«Нева» — первый российский корабль, побывавший у острова Пасхи. Также «Нева» первой проложила маршрут из Кронштадта в Русскую Америку, а экипаж ее защитил и отстоял владения России на берегах Северной Америки. Только благодаря настойчивости и целеустремленности командира «Невы» русские моряки отыскали неведомую землю в Тихом океане.

Экипаж «Невы» совершил первым беспримерный переход под парусами из Кантона в Портсмут, и, наконец, «Нева» первой успешно закончила кругосветный вояж.

Еще один немаловажный штрих подчеркнул полвека назад писатель-историк В. Невский в книге «Первое путешествие россиян вокруг света»: «В литературные источники о первом русском кругосветном путешествии вошла в обыкновение ошибочная тенденция писать о Ю. Ф. Лисянском лишь как о спутнике И. Ф. Крузенштерна. Однако приводимые данные показывают, что большую часть плавания Лисянский совершил самостоятельно.

В течение 532 ходовых суток корабли прошли более 45 000 миль, причем только 41,5 % по времени и 42,8 % по числу миль падает на часть путешествия, совершенную «Невою» совместно с «Надеждою», а самостоятельного плавания соответственно 58,5 % и 57,2 %.

Из 1095 дней, в течение которых продолжалось историческое путешествие, в совместном плавании корабли находились только 375 дней, в самостоятельном плавании «Нева» находилась 720 дней, что соответственно составляет 34,3 % и 65,7 %».

Таким образом, командир «Невы» фактически совершал вояж без опеки Крузенштерна и произвел открытия и новации самостоятельно.

Первый визит на берегу Лисянский нанес командиру Кронштадского порта вице-адмиралу Ханыкову. В тот же день командир «Невы» направился в Петербург с докладом к морскому министру. Адмирал Чичагов принял Лисянского довольно холодно. Равнодушно расспросив его о плавании, он недовольным тоном произнес:

— Все это так, но я не усматриваю особой выгоды от сего вояжа, который стоит больших издержек…

Вернувшись от министра, Лисянский отправился на старую квартиру. Среди встречающих на берегу, как ни странно, знакомых лиц почти не оказалось, кроме расцеловавшего его Гревенса и однокашника Иринарха Тулубьева. На квартире его ждало письмо от Анания. Летом прошлого 1805 года он отправился с эскадрой вице-адмирала Дмитрия Сенявина в Средиземное море. Накануне ухода эскадры написал письмо. Брат сообщил горестную весть — в Нежине скончался отец. Дружок его Михаил Баскаков уволился в отставку в 1804 году и жил в деревне.

Домой Юрий Федорович принес объемистый портфель с большими тетрадями — записями всех событий за время вояжа. Еще в Кантоне он договорился с Крузенштерном, что каждый опубликует свои повествования отдельно. Он начал разбирать свои заметки. После сдачи должности решил взять отпуск и, не откладывая в долгий ящик, заняться подготовкой рукописи к изданию.

С первых же дней на шлюп потянулись именитые гости. Едва Чичагов доложил о прибытии «Невы» Александру I, тот пожелал наведаться в Кронштадт и побывать на «Неве». Накануне «Неву» отбуксировали в Петровский канал для разгрузки товаров. Первыми же из сановников прибыли с визитом министр коммерции граф Николай Румянцев и товарищ министра внутренних дел Павел Строганов. Строганов три года назад пожертвовал книги для библиотеки, которую везла в Америку «Нева». Лисянский провел их по кораблю, показывал образцы привезенных товаров. Коробицын принес в кают-компанию бухгалтерские книги, доказал прибыльность вояжа. Перед уходом Румянцев предупредил Лисянского:

— Завтра поутру его величество государь изволили пожелать осмотреть «Неву», приготовьте все как следует.

Рано утром из Петербурга прибыл Александр I. Он прошел по верхней палубе, поздоровался с офицерами и матросами. В каюте командира разглядывал диковинки: раковины, кораллы, деревянные поделки, маски из Русской Америки. Удивился, узнав, что до сих пор в бочках сохранилась солонина, заготовленная три года назад.

— И что же, она съедобна? — спросил слащаво Александр I.

— Ваше величество, вчера на обед команда кушала, и все здоровы, — ответил Лисянский.

— И можно попробовать?

— Извольте, ваше величество, через четверть часа фуршет будет в кают-компании приготовлен, — заверил командир.

— Ну-ну, подождем, — Александр I продолжал рассматривать коллекции, а Коробицын бросился накрывать стол.

Попробовав солонину, сухари, царь запил водой, взятой в тропиках, и одобрительно причмокнул губами.

Вскоре после визита Александра I Юрий Федорович узнал о высочайшей награде — император пожаловал его орденом Владимира 3-й степени. Его срочно вызвали в Петербург для вручения награды. Указ гласил: «Во уважение на усердную и ревностную службу флота капитан-лейтенанта Лисянского и особливые труды понесенные им в совершении благополучного плавания нашей волею всемилостивейше пожаловали мы его кавалером ордена нашего Св. Владимира третьей степени…»

После вручения награды министр коммерции Румянцев объявил о денежном вознаграждении:

— Его императорское величество повелели выдать вам ежегодную пенсию из Государственного казначейства три тысячи рублей. А кроме того, — Румянцев добродушно покашливал, — Российско-Американская компания в знак ваших заслуг перед нею дарует вам десять тысяч.

В тот же день ему объявили о присвоении звания капитана 2-го ранга. Прошел день, и из Петергофа пожаловало царское семейство — императрица Мария Федоровна с великими князьями Николаем и Михаилом и великими княжнами Екатериной и Анной. После осмотра шлюпа их угостили чаем…

Визиты царственных особ тяготили.

— Слава богу, — проговорил Лисянский, когда гости ушли на шлюпке, — кажется, все царствующее семейство побывало у нас, теперь и за дело пора.

На следующий день началась разгрузка товаров, а 19 августа Кронштадт салютовал возвращению «Надежды».

Встреча командиров шлюпов прошла сдержанно. Видимо, Крузенштерн был недоволен тем, что «Нева» не зашла на остров Святой Елены и опередила «Надежду». Спустя день-два в кают-компании заговорили о происшествии на острове Святой Елены. Там в своей каюте застрелился лейтенант Головачев. Причину никто не объяснил. Офицеры «Надежды» отмалчивались. Все прояснилось, когда в гости к Коробицыну пришел его дружок, приказчик Федор Шемелин, плававший на «Надежде».

— Покойный Петр Трофимович, несмотря на разницу в возрасте и положении, был со мной в самых дружеских расположениях, — рассказывал Шемелин за ужином в кают-компании, — а сблизило нас то, что он, так же как и я, весьма не одобрял действия господина Крузенштерна по отношению к нашему благодетелю Николаю Петровичу Резанову.

Шемелин поведал, как переживал все грубые выходки Крузенштерна Головачев, пытался его и других офицеров, нападавших на Резанова, урезонить. В ответ слышал одни насмешки и оскорбления. После выхода из Кантона он замкнулся. Видимо, его мучила совесть, что он был бессилен противостоять произволу капитана. С ним он держался строго официально.

— Как-то накануне прихода на остров Святой Елены, — продолжал Шемелин, — он вдруг подошел ко мне и дал мне свой бюст, который ему сделали по заказу еще в Кантоне, и сказал: «Возьмите, пожалуйста, этот бюст себе, в мою каюту часто попадает вода, я боюсь, что он испортится…» Потом он отдал мне большой запечатанный конверт. «Тут мои бумаги, — продолжил он, — ежели со мной что случится, сохраните их…» А потом вдруг добавил: «А отдайте бюст Николаю Петровичу Резанову».