Страница 27 из 78
По вопросу о степени действительности существующих трактатов, поколебленных инсуррекциею в западных провинциях, китайское правительство отвечало, что «если киргизы восставших провинций мирные китайские подданные, то, в этом случае, не может быть препятствия в применении трактата; если же это мятежники и разбойники, которые, прикрываясь именем купцов, приезжают воровски в пределы Российского государства, то неудобно было бы, конечно, дозволять им вести торговлю». Сказано было также, что «возмущение в означенных провинциях временное и что китайское правительство возвратит их под свою власть, а потому кульджинский трактат имеет быть соблюдаем по прежнему, в полной силе».
По поводу эмигрантов, принявших русское подданство, посланник наш выразил мнение, что китайское правительство может потребовать, на основании трактатов, их выдачи, если они окажутся принадлежащими к военному сословию или к военным поселениям. Отказать китайцам будет тем щекотливее, что они сами всегда, с большой готовностью и аккуратностию, выдают наших беглых, не дожидаясь даже требования с нашей стороны.
Эмигрантов, принявших наше подданство и православие, уже в 1871 году числилось 1,095 душ, остальные 15,000 большею частию уже выселились в долину Черного Иртыша.
С 1868 года и в особенности в 1869 усилилось общее движение киргизов в наши пределы. Это движение можно приписать, во-первых, распрям между дунганами и таранчами, а во-вторых нашествию Чоган Кегеня с 40,000 калмыков. Одни из перекочевавших к нам просили о принятии их в подданство, другие же, смотрели на нашу территорию как на временное убежище и не стеснялись барантовать казачьих, киргисских и казенных лошадей. Для противодействия набегам, розданы были жителям, ближайших к границе деревень сернопольского уезда и льготным казакам, старые ружья и по 10-ти патронов на человека, а для наказания кызаевцев высланы были два отряда: из станицы Лепсинской, (4 сотни казаков и 30 артиллеристов) и из Борохудзира (67 штыков, 104 коня и 2 орудия). Первый отряд отбил 15,000 баранов, а второй 5,000.
Смелое и быстрое движение наших отрядов произвело должное впечатление, и в конце декабря 6,000 кибиток кызаевцев изъявили покорность и просили принять их в наше подданство; но, во время переговоров, отряд таранчей и суваловских киргизов, силою в 2,000 ч., напал на кызаев и угнал 40,000 баранов и 2,000 лошадей и рогатого скота. Кызаевцы, для преследования барантачей, откочевали от наших пределов. Наш южно-тарбагатайский отряд не мог подать им помощи, вследствие глубокого снега, завалившего ущелья.
Между тем, кульджинский султан прислал к семиреченскому губернатору двух посланцев и предъявил протест против нападений на кызаев. В ответ на это, ему предложено: 1) принять самому меры против вторжения в наши пределы подчиненных ему киргизов, 2) выдать бежавшего в июле 1869 г. волостного Алимбека с 30-ю кибитками и 3) предоставить полную свободу нашей торговле в Кульдже.
В течении 1870 г. случаи крупной баранты уже не повторялись; разбойники ограничивались нападением на отдельных лиц и небольшие стада. Но кроме разбойников, и конный отряд таранчей, оберегавший музартский проход, также производил грабежи и убийства. Последнее нападение таранчей в мае 1870 года на пятерых наших киргизов, охотившихся за маралами, вынудило семиреченского губернатора снова войти в сношение с кульджинским султаном, для чего и послан был в Кульджу переводчик семирченского областного правления.
От кульджинского султана требовалось: 1) взыскания с виновных в нападении на охотников, 2) возвращения пленных, 3) денежной пени (кун) за одного охотника, отморозившего себе руки, 4) выдачи бежавших из наших пределов киргизов. Султан ответил, что еще не слыхал ничего о нападениях и потому распорядился о назначении следствия. На последнее же требование он прямо отвечал отказом, ссылаясь на шариат, запрещающий выдачу гостей. Военный губернатор просил также султана разрешить нашим судам плавание вверх по р. Или, для доставки дерева и каменного угля из бывшей китайской копи, — султан и на это отвечал отказом, под предлогом, что рудники попорчены, что угля едва хватает для самих, что вывоза и прежде не было и что, наконец, этого не желает сам народ.
Тогда для пресечения дальнейших беспорядков на границе и обеспечения наших киргизов от грабежей со стороны таранчей и подчиненных им кочевников, генерал-губернатор предписал занять спуск с музартского перевала, единственный проход в Тянь-Шане, соединяющий Илийскую провинцию с Алтышаром. Мера эта приведена в исполнение в конце августа 1870 г. и была тем необходимее, что Якуб-бек, видя невозможность подчинить себе дунган и таранчей путем переговоров, прибег к оружию и, при помощи китайцев из Хами, занял уже несколько дунганских городов, в том числе Карашар и Турфан. Владея музартским перевалом, мы могли не допустить Якуб-бека занять Кульджу и создать в нашем соседстве сильное мусульманское царство.
Кульджинский султан тотчас переменил тон и поспешил выслать 2-х захваченных охотников, прося отозвать музартский отряд, во избежание могущих последовать столкновений, если и он выставит свои войска. В ответ на это, генерал Колпаковский напомнил султану об отказе его выдать беглых, и затем потребовал возвращения еще третьего охотника, посоветовав при этом не выставлять таранчинского отряда, если он желает избежать столкновения. Охранять же караваны мы сумеем и одни.
Кульджинский султан вел себя так, что у нас признано было за лучшее, до принятия каких-либо решительных против него мер, действовать на границе так, как бы султанской власти вовсе не существовало.
В интересах России более всего было-бы желательно восстановление, в раздираемых анархиею провинциях, законной власти Китая. Манчжурское правительство, хотя и слабо, но все же правительство. Оно всегда стремилось сохранить дружеские к нам отношения, всегда заботилось об охранении границы, которая по растянутости своей не могла быть одинаково действительно охраняема нами самими, оно же, кончало всегда тем, что уступало нам в спорных вопросах.
Если наше невмешательство требовалось вначале восстания в Китае, то впоследствии, когда бессилие китайского правительства перед инсуррекцией сделалось очевидно, мы, в видах собственного интереса, должны бы были помочь Китаю, иначе анархия и беспорядки еще долго будут раздирать соседния нам провинции, в явный ущерб нашей торговле, нашему спокойствию и, наконец, нашему политическому влиянию.
Переговоры, веденные в начале 1870 г. директором азиатского департамента тайным советником Стреуховым с китайскими посланниками: гг. Бюрлинганом, Чжи и Суном, не дали ничего определительного относительно усмирения западных областей, но этих послов не только не пугала мысль о возможности нашего вмешательства в дела этих областей, но они как бы желали этого.
Плодородная долина р. Или, с своим прекрасным климатом, могла бы без нашего вмешательства достаться или дунганам, или Якуб-беку, который легко проникнет сюда по завоевании Урумци.
Ни дунгане, ни кашгарцы, как более сильные и более предприимчивые чем таранчи, не могут быть терпимы нами вблизи наших границ, которые, в противном случае, сделаются театром постоянных волнений и грабежей. Если и при таранчах, на расстоянии 250 верст между Алатау и Тянь-Шанем, мы вынуждены были держать на границе три отряда (борохудзирский, чунджинский и тяньшанский), которые все таки не в состоянии были уберечь страну от нашествия грабителей, то, с занятием Кульджи более предприимчивым народом, наше положение конечно еще более бы ухудшилось. В августе 1870 г. шайка наших и кульджинских киргизов напала, на проезжавшего по почтовому тракту в Копальском уезде, майора Здоренко. Разбойники ограбили его, нанеся при этом 15 ран. В тот же день эта шайка разграбила станцию и угнала лошадей.
18 сентября сделано нападение на отряд казаков, высланный на розыски партии, захватившей незадолго перед тем двух наших солдат. Когда у нас сделались известны имена разбойников, напавших на Здоренко, то к султану Абиль-Огля было написано (23 ноября) письмо с требованием выдачи этих людей и ограбленного имущества. Султан велел арестовать разбойников, запросил Колпаковского о приметах почтовых лошадей, обещал продолжать розыски, но относительно выдачи нам задержанных разбойников — умолчал. Это обстоятельство дало нам повод командировать в Кульджу, для производства следствия на месте, начальника судебного отделения семиреч. областного правления, г. Чистопольского, а для дипломатических переговоров — капитана генерального штаба барона Каульбарса. Посольство это не имело успеха: султан не исполнил ни одного из предъявленных требований и даже сам настаивал, чтобы мы убрали тянь-шаньский отряд, стоявший на р. Уртень Музарт, грозя в противном случае употребить силу. Развязка близилась… В конце декабря откочевали в Кульджу киргизы рода кызай, ограбившие по дороге несколько аулов. Вследствие этого, весной 1871 года, решено было сделать поиск в пределы кульджинского ханства, к озеру Сайрам-Нор. В апреле 1871 года бывший меркинский волостной управитель — прапорщик Тазабек так же бежал в Кульджу с 1.000 кибиток, после безуспешных нападений на высланный против него отряд. Султану предъявлено было требование о выдачей Тазабека в семидневный срок к 3 мая. В этот день все наши пограничные отряды (чунджинский, борохудзирский и кетменский) произвели рекогносцировки приграничного пространства и были встречены таранчинскими войсками. Окончив рекогносцировку, отряды возвратились на свои места. Это обратное движение принято было таранчами за отступление, в виду неудачи. Таранчи сами перевалили через хребет на нашу сторону и напали 14 мая на кетменский отряд… Перчатка была брошена… Ряд стычек в период сосредоточения наших войск и затем несколько больших сражений (под Алим-ту — 16 июня, под Чин-ча-го-дзи 18 июня и под Суйдуном 19 июня) быстро привели войну к блистательному окончанию: 21 числа султан сдался военнопленным, а 22 — войска наши вступили в столицу!