Страница 38 из 81
Фрида Стевенсон с Дианой — их с Чапменом дочерью. Возможно, именно эту фотографию она послала Эдди в тюрьму на Джерси.
Она жила в меблированных комнатах и подрабатывала кочегаром, когда к ней прибыли двое сотрудников политической полиции. Расположившись в ее гостиной, они задали ей множество вопросов об Эдди Чапмене. Когда они ушли, Фрида обняла Диану, и в ее душе забрезжил луч надежды.
Тем временем на Креспини-Роуд Бэквелл и Тус поняли, что задач у них прибавилось: теперь им предстояло решать проблемы удовлетворения либидо своего подопечного. Помимо готовки, уборки и организации развлечений, теперь им надо было найти для него какую-нибудь нетребовательную женщину. Полицейские восприняли свои новые обязанности с веселой покорностью. До сих пор МИ-5 стремилась отвлечь Чапмена от того, что Рид деликатно называл «расслабиться с женщиной». Теперь компаньонов Чапмена проинструктировали: если он хочет расслабиться, ему следует предоставить такую возможность.
15 января, после ужина в «Лансдоун-пабе», Чапмен отправился в ту часть улицы Нью-Бонд, которая была известна как лондонский квартал красных фонарей. После торопливого торга у входа Чапмен выбрал себе проститутку, которая отвела его в квартиру над заведением. «К счастью, напротив был паб, — писал Бэквелл. — Он обещал встретиться со мной там примерно через полчаса и сдержал обещание». Через несколько дней преступник и полицейский отправились «расслабляться» вместе. В заведении под названием «Лайонз-Корнер» они встретились с двумя девушками, Дорис и Хелен, и пригласили их на ужин. Они заранее договорились, что, если кто-нибудь спросит, чем занимается Чапмен, они ответят, что он только что прибыл «из воинской части, находящейся в данный момент за границей». Эта легенда также поможет объяснить, почему он столь мало знаком с жизнью воюющей Британии. В последний раз он покинул Лондон в 1939 году, и ему потребовалось несколько недель, чтобы привыкнуть к миру карточек, пайков, отключений электричества и бомбоубежищ.
Визит на Нью-Бонд, разумеется, принес лишь временное облегчение. Вскоре Чапмен впал в куда более глубокую депрессию, нежели раньше. Его компаньоны становились все более изобретательны в придумывании развлечений. Надежно упаковав Чапмена в пальто, шляпу и шарф, они взяли его на волновавший тогда умы военный фильм-эпопею «В котором мы служим», где главную роль исполнял Ноэль Ковард — давний приятель Чапмена из его прежней жизни. Чапмена попросили быть осторожным: заметив кого-нибудь из знакомых, он должен был скрыться, чтобы затем встретиться со своими стражами в условленном месте. Поначалу идея работала: несколько раз Чапмен замечал старых знакомых до того, как они успевали узнать его. «У Эдди была одна поразительная черта, — писал Бэквелл. — Он обладал потрясающей памятью на лица и описания. Будучи в Лондоне, он часто узнавал людей, виденных им в самых различных местах, в лицо».
Однако внешность самого Чапмена также бросалась в глаза. Как-то вечером, у входа в ресторан Princ's в Уэст-Энде, Эдди нос к носу столкнулся с вором-форточником в коричневом двубортном костюме, которого знал еще до войны. Возбужденный и слегка пьяный, тот протянул руку со словами: «Привет, рад тебя видеть». Тус был готов вмешаться, однако Чапмен холодно посмотрел на знакомого, бросил: «Здравствуйте» — и продолжил путь. Однако тот продолжал идти за ним, бормоча извинения за свою ошибку и настойчиво повторяя, что Чапмен «как две капли воды похож на одного его знакомого». Чапмен, перейдя на французский, отпустил «шутливое замечание о брате-близнеце» и оставил изумленного мужчину в дверях. Бэквелл решил, что блеф сработал: «Человек извинился и ушел, пораженный, но, думаю, вполне уверенный, что ошибся». Чапмен заявил, что забыл, как зовут его знакомого, однако его компаньоны ему не особо поверили. «Думаю, вполне естественно, что Зигзаг не раскрыл личность этого форточника из чувства долга перед своими прежними товарищами-уголовниками, — сообщал Рид. — Но, в конце концов, это не наша забота».
Этот инцидент лишь усилил недовольство Чапмена его полутюремным существованием, позволявшим ему видеть тот Лондон, который он знал, но не быть частью его. Он потребовал встречи с Уинстоном, младшим братом, который, насколько он знал, служил в армии, однако ему сообщили, что, «согласно имеющейся информации, его брат в настоящее время находится в Индии» (что было неправдой). Как-то ночью он решил, выбравшись из окна дома на Креспини-Роуд, сбежать в Уэст-Энд, однако совесть не позволила ему сделать это, поскольку «это было бы не в интересах работы и его товарищей». Однако он скучал по старым друзьям и однажды попросил Рида найти Бетти Фармер. Рид не был уверен, ищет ли Чапмен этой встречи с амурными целями или просто хочет извиниться за то, что столь эффектно бросил ее в обеденной зале отеля на Джерси три года назад. Как и в других случаях, мотивы действий Чапмена было трудно разгадать: он был человеком, всегда оставлявшим для себя лазейки, от природы неспособным сделать ставку, не обеспечив достаточно надежной страховки. Однако последним следом Бетти Фармер было ее слезное заявление в полицию Джерси в 1939 году. Она исчезла. Рид решил, что это к лучшему. Эмоциональная жизнь Эдди и так была усложнена сверх всякой меры.
В конце концов было решено устроить Чапмену встречу с одним из немногих его друзей, заслуживающих доверия, — режиссером Теренсом Янгом, служившим на тот момент в контрразведке одной из бронетанковых дивизий вооруженных сил метрополии. В предыдущие годы Янг успел обрести некоторую известность как подающий надежды режиссер, и теперь его все время пытались вытащить с армейской службы и пристроить к производству пропагандистских фильмов. Говорят, что сам Черчилль выказывал личный интерес в этом деле. Маршалл из В1А встретился с Яном за чашкой чаю в «Клэридж» и спросил, захочет ли он встретиться с Чапменом на условиях строгой секретности, чтобы «поговорить о старых друзьях» и «поддержать его дух». Янг с радостью согласился, присовокупив, что часто задумывался о судьбе своего старого грешного приятеля. «Он сказал, что Зигзаг — мошенник и всегда останется таковым, но при этом неординарная личность», — докладывал Маршалл.
Янг своими описаниями дополнил картину гламурного и порочного мира, в котором жил Чапмен перед войной, его знакомых из числа людей кино, театра, литературы, околополитических и дипломатических кругов, его популярность, «особенно среди женщин». Маршалл поинтересовался, можно ли доверять Чапмену настолько, чтобы привлечь его к работе в разведке? Янг ни минуты не колебался: «Ему можно доверить самую сложную миссию в уверенности, что он с ней справится и не предаст пославших его туда. Однако вполне вероятно, что в один прекрасный день он ограбит того, кто его послал, — чтобы затем выполнить миссию и вернуться к ограбленному с докладом». Другими словами, на него можно полностью полагаться в том, о чем с ним договорились, тогда как во всех остальных отношениях он человек крайне ненадежный.
Чапмен и Янг встретились за поздним ужином в небольшом угловом кабинете «Савоя». Присутствовавший здесь же Маршалл следил, чтобы все прошло гладко. Они, похоже, «были рады видеть друг друга, беседа была очень оживленной», — докладывал Маршалл. Однако с количеством выпитого разговор все более и более переключался на войну, и Янг упомянул о том, что, по его мнению, победа союзников «неизбежна». Чапмен отрезал, что такие разговоры не более чем «самодовольная ограниченность», после чего стал петь дифирамбы «идеализму Гитлера, а также силе и эффективности германского солдата». Невзирая на все педагогические усилия Бэквелла и Туса, последствия столь долгой жизни среди нацистов все еще давали о себе знать. На обратном пути к дому на Креспини-Роуд Маршалл предупредил Чапмена, что высказывать подобные вещи — «неосмотрительно, вне зависимости от того, сколько в них правды».