Страница 38 из 49
Тут не могло быть никаких сомнений: на обеих фотографиях одна и та же девочка.
Комендант удивленно хмыкнул.
Затем он положил в папку рядом с лежащей там фотографией и ту фотографию, которую ему дал обершарфюрер, и запихнул папку обратно в ящик. Его позабавило данное совпадение: судьба неизменно время от времени подбрасывала ему сюрпризы.
Размышляя об этом – весьма необычном – стечении обстоятельств, он повернулся к шахматной доске.
– Ну и что мы теперь будем делать? – Яцек, подкрепившись горячей похлебкой, стал нервно бродить взад-вперед по освещенной части барака. – У нас остается не так уж много времени. Нам нужно принять решение.
Остальные заключенные – Иржи, Моше, Берковиц, Пауль, Отто – старались не встречаться с Яцеком взглядом. Мириам, находясь по другую сторону развешенной на веревках одежды, ухаживала за умирающим мужем.
– Ну, что скажете? Ты, Отто?
«Красный треугольник» отвернулся. Яцек решительно подошел к нему.
– Отто! – Капо схватил «красного треугольника» за руку и заставил повернуться к себе. – Не ты ли несколько часов назад хотел закончить все это как можно быстрее? Не ты ли торопился осуществить свой план побега?
Отто покачал головой:
– Оставь меня в покое.
Он резко дернул рукой, пытаясь ее высвободить, но Яцек не выпустил.
– Ты что, не понимаешь? Если мы не примем никакого решения, комендант прикажет убить нас всех. Твой побег станет невозможным, а побег твоих товарищей – бесполезным…
– Оставь меня в покое, я тебе сказал!
Яцек начал очень сильно нервничать.
– У нас теперь появилась возможность кого-то выбрать. Элиас лежит вон там, он уже почти мертв. Ему уже точно не выжить. Нам нужно торопиться, пока он не…
Он не успел договорить: Отто вдруг с размаху дал ему такую сильную пощечину, что он повалился наземь.
– Заткнись! – рявкнул «красный треугольник».
Яцек, лежа на полу на спине, отполз немного назад и затем потер ладонью щеку, по которой его ударил Отто.
– Вы идиоты! – проворчал он, поднимаясь на ноги и отходя в сторону. – Нас ведь могут убить всех…
Мириам ухаживала за своим агонизирующим мужем как могла. Элиас лежал на одеялах, уже успевших пропитаться его кровью. Его лицо было несимметричным: от полученных ударов правая часть превратилась в бесформенную кровавую массу. Глаз вывалился из орбиты и удерживался теперь только глазным нервом. Раввин издавал жуткие хриплые звуки. Его легкие не хотели останавливать свою работу и продолжали всасывать кислород и гнать его в уже умирающее тело. Мириам время от времени проводила по лбу Элиаса куском материи, смоченным каплями воды, еще остававшимися в одном из кранов, которыми была оборудована Wäscherei. [78]
Отто прошмыгнул между развешанной на веревках одеждой и подошел к Элиасу и Мириам.
– Что тебе нужно? – спросила у него Мириам, не поднимая на него взгляда.
– Я изучал медицину, – сказал Отто. – Я могу оказать ему помощь.
Он сел рядом с Мириам и пощупал шею Элиаса.
– Пульс у него слабый.
Глаза раввина были потускневшими. Периодически все его тело охватывала дрожь, и тогда он издавал слабый стон.
– Он мучается… – с горечью прошептала Мириам.
– Подожди-ка. У меня кое-что есть.
Из какого-то тайничка под своей одеждой Отто достал простенький тряпичный мешочек и затем вытащил из него шприц с маленькой иглой для подкожных вливаний. Пока он это делал, из-за висевшей на веревках одежды появились Яцек и Моше. Они подошли поближе.
– Что это? – спросила Мириам.
– Морфий. Нам удалось раздобыть его в санитарной части, когда мы готовились к побегу. Мы взяли его на всякий случай – если дело вдруг примет плохой оборот.
– А как тебе удалось это достать? – глаза Яцека вспыхнули. – Такого нет даже у солдат на фронте!
– Мы взяли это в санчасти, я же уже сказал.
– Смотрите! – заорал Яцек, обращаясь к остальным заключенным. – У него есть морфий! Значит, он не кто иной, как доносчик! И вот тому доказательство! Эсэсовцы дали ему морфий на тот случай, если с ним здесь, в бараке, что-то случится!
– Угомонись, Яцек! – сказал Моше.
Капо замолчал. На его лице читались одновременно и гнев, и страх.
Заключенные, еще остававшиеся по другую сторону развешенной на веревках одежды, тоже подошли к тому месту, где лежал Элиас.
Отто взял шприц поудобнее и воткнул кончик иглы в руку раввина. Через несколько минут тот перестал дрожать, дыхание выровнялось.
«Красный треугольник» снова пощупал пульс Элиаса.
– Больше он уже не испытывает мучений. Во всяком случае, мне кажется, что не испытывает.
– А как же теперь ты?… Твой побег…
Мириам, не договорив, с благодарностью посмотрела на Отто. Тот пожал плечами.
– Можно как-нибудь обойтись и без морфия. Я не смог помочь своему отцу и своему брату, но зато мне, по крайней мере, удалось что-то сделать для Элиаса. А что касается побега… Он, пожалуй, уже не состоится.
– Как сказать, – вмешался Моше. – У нас еще есть время.
Отто фыркнул.
– Ну и что? – сердито сказал он. – Мы сидим здесь, в этом бараке, со вчерашнего вечера. Через три часа, когда Arbeitskommandosотправятся на работу, мои товарищи дадут деру – со мной или без меня. Скоро уже рассветет, а я все еще сижу в этом бараке. Так что ничего у меня не получится.
Яцек, повернувшись к остальным, тут же затараторил:
– Вы слышали? Он – доносчик! И теперь этому есть подтверждения. Сначала он рассказывает нам о плане побега, а затем говорит, что убежать у него уже не получится! Он пытается водить нас за нос!
– Хватит, Яцек! – сказал Иржи. – Эту реплику ты уже произносил. Какие у тебя следующие слова в тексте нашей пьесы?
– Мой побег не был никаким вымыслом, – сказал Отто суровым тоном. – И я вам сейчас это докажу. – Отто повернулся к Яцеку. – Ты потом будешь держать язык за зубами, да? В противном случае мои товарищи вспорют тебе живот и подвесят за кишки. А вот Пауль…
Немец иронически улыбнулся:
– Вы мне не доверяете? Мне что, отойти в сторону и не подслушивать?
– Считай, что у нас тут внутрисемейное собрание, – сказал Моше. – Я уверен, что, когда ты был маленьким и жил в родительском особнячке где-нибудь в Баварии, тебя укладывали в кроватку, если взрослым было нужно о чем-то между собой поговорить.
– Ну хорошо, как хотите. Я отойду в сторонку, вон туда. Позовите, когда закончите секретничать.
Он бросил взгляд на Мириам и все еще не пришедшего в сознание Элиаса и затем удалился в глубину темной части барака.
Отто молча подождал, когда Пауль отойдет подальше. Затем все заключенные – кроме Пауля, Мириам и Элиаса – собрались вокруг стола. На них сверху тускло светила лампочка, отчего на их лицах легли тени.
– Вы знаете, что пару недель назад немцы начали строительство нового участка – за пределами нынешнего внешнего ограждения, – очень тихим голосом начал говорить Отто. – Они называют его «Мексика». Arbeliskommandosразгрузили уже очень много лесоматериалов, привезенных на поездах.
– Да, это верно, – кивнул Иржи, – лесоматериалов там уже огромные штабеля.
– Именно в них мы и собирались спрятаться.
– В штабелях лесоматериалов?
– Нам удалось внедриться в те Arbeitskommandos,которые там работают. Днем нетрудно затеряться среди нескольких сотен заключенных, занятых на строительных работах. Например, когда они находятся в умывальной комнате или стоят в очереди за похлебкой. Я и еще двое человек должны были затем спрятаться в штабелях лесоматериалов.
– Вас искали бы целых три дня, ты об этом знаешь.
– Вот мы и сидели бы там три дня.
– Вас бы нашли. У них есть собаки.
– Мы учли и это. Табак и керосин – вот наше магическое средство. Даже самая хорошая ищейка не сможет взять след, если пропитать одежду табаком и керосином.
– Ну, а что после того, как пройдут эти три дня?
78
Прачечная (нем.).