Страница 52 из 94
— В масть фамилия, — заметил Тихонов.
— Ага, — кивнул Зуйченко. — Я тут кассетку привез интересную. Беседа в бане, в интимной обстановке. После послушаете. Теперь — горячая новость: в Москву из Черногорска приехали некие Мослак и Длинный. С интересным заданием: уничтожить Ферапонта.
— Конкуренты решили сыграть на нейтральной территории? — спросил Громов.
— Да не совсем так… Есть у Ферапонта правая рука и лучший дружок — некто Урвачев…
— Перегрызлись?
Зуйченко пожал плечами.
— Опять-таки типичная история. Крысы в бочке. Два лидера — перебор. Иначе и быть не могло. Так вот. У Мослака — телефон мобильной связи. Номер имеется. Думаю, нелишне послушать…
— Это сделаем, — сказал Громов. — А ты где, Саша, остановился-то?
— Нигде пока. В машине…
— Вот тебе ключ. Я теперь один живу, жена с дочкой в отпуске на даче… Поезжай, отоспись. А вечером пойдем с тобой в ресторан. Поужинаем. Прекрасный ресторан под названием “Соколиная охота”. Там вечером должны наши клиенты из Калуги собраться, вот мы и посидим неподалеку, понаблюдаем… Составишь компанию в оперативном мероприятии?
— О лучшем предложении и не мечтал! — с искренней признательностью отозвался гость столицы. — Я — парень корпоративный, мне без команды — никуда…
— Ну и поиграешь на нашем поле, — резюмировал Громов. — Общие правила те же… Оружие в командировке отмечено?
— Я же сказал: дорога была непростой…
— Понял.
ПРОЗОРОВ
— Ну, наконец-то! — проворчала Ада, впуская Прозорова в квартиру. — А я уж извелась совсем. Тебя три часа не было…
— Профсоюзное собрание, — устало произнес Иван Васильевич. Волнение Ады было ему приятно. — Вот что, дорогая, — бросая пакет в угол, сказал он. — А не пойти ли нам в какой-нибудь уютный ресторанчик? Только не в центр… А здесь, всего в двух кварталах отсюда, есть довольно уютное местечко… Ресторан “Соколиная охота”. Осколок советского общепита. Любовно отшлифованный временами повсеместного частного предпринимательства. Вокально-инструментальный ансамбль, шницель отбивной, салат из свежей капусты и прочие кулинарные прелести. Правда, я там не был уже года полтора, но, надеюсь, все осталось по-прежнему…
— Почему бы нет? — сказала Ада.
— Решено. Десять минут на сборы. А я, пока ты собираешься, выпью, пожалуй, рюмку коньяку…
До ресторана шли пешком.
“Огни притона заманчиво мигают…” — ерничая, напевал Прозоров, проходя мимо застывших у двери мордастых охранников и ведя за руку свою последнюю, как он это отчетливо понимал, любовь.
Стоял полуночный час, зал был наполовину пуст, в нем тихо и ровно шелестел приглушенный ропот голосов, какой бывает, к примеру, в театре во время антракта, и если бы не резкий звяк упавшей вилки, стук ножа о тарелку, чей-то пьяный выкрик, хлопок пробки от шампанского, сопровождаемый взрывом смеха из дальнего угла, то у Прозорова определенно бы сложилось впечатление, будто он попал в перерыв какого-нибудь концертного действа…
Впрочем, в правильности такой своей ассоциации он вскоре убедился, ибо усмотрел на небольшой полукруглой эстраде в центре зала одиноко торчавшие пюпитры, лежавшую на стуле скрипку, матово поблескивающий на крышке рояля саксофон, три гитары, скученно прислоненные к стене у боковой неприметной двери и потому будто бы чем-то совещающиеся… Определенно, только что музыканты ушли на кратковременный роздых.
Официант подвел парочку к свободному столику, принял заказ.
Трое мужчин за соседним столом прекратили жевать и уставились на Аду.
“То-то же…” — самодовольно подумал Прозоров.
Боковая дверь открылась и на эстраду, вытирая губы, гуськом стали подниматься музыканты.
Прозоров, в ожидании Ады успевший выпить на кухне три объемных рюмки, чувствовал теперь легкое праздничное опьянение и переживал тот кратковременный блаженный момент, который бывает у людей в самом начале застолья. Мир вокруг него сиял свежо и обновленно, люди казались исключительно симпатичными и, в сущности, замечательными существами. Он прекрасно понимал иллюзорность своего мироощущения, но ему вдруг захотелось выпить еще и еще, чтобы приумножить свою радость.
Шустрый официант между тем уже успел обернуться и теперь хлопотал вокруг Прозорова и Ады, выставляя на середину стола запотевший графинчик водки, бутылку красного сухого вина, салаты, закуски, хлеб…
— Горячее через минуту, — предупредил он, отступая, и добавил еще нечто услужливое, что утонуло в пронзительном гуле ожившего вдруг микрофона.
Вслед за оглушающим радиотехническим звуком раздалось покашливание, изданное лысым краснолицым барабанщиком, который, прочистив горло, объявил развязным, с ноткой приблатненности тенорком:
— А сейчас по просьбе гостей из Калуги исполняется песня “Братва, не стреляйте друг друга…”
— Самое время выпить, — сказал Иван Васильевич, воспользовавшись секундной паузой. — И вот что еще хочу тебе сказать, покуда я трезвый… А мне почему-то ужасно хочется сегодня напиться…
— Мне тоже, — неожиданно поддержала его Ада.
— Почему бы нет… — улыбнувшись, повторил ее слова Прозоров и поднял рюмку. — И пока я трезвый, я говорю тебе: Ты единственная и неповторимая…
— А как же администраторша в “Парадизе”? — ехидно перебила Ада.
— Анатомия и физиология, — нашелся Иван Васильевич.
— Ясно, Прозоров… Старый, похотливый лис.
— Старый, Ада… — непритворно вздохнул Прозоров. — Такой груз на мне… Давай, выпьем за это. Знаешь, за что? “Я не буду больше молодым…” Вот за что…
Заревела музыка, взвыл саксофон, взвизгнула скрипка.
В дальнем углу ресторана за большим столом пили стоя.
“Братва из Калуги”, — без труда догадался Иван Васильевич.
— Мне нужно кое-кого помянуть, — наливая себе еще одну рюмку, сказал он. — Не чокаясь…
Ада что-то говорила ему в ответ немыми губами, пытаясь преодолеть музыку.
— Не важно, — сказал Прозоров и выпил.
Невесть откуда взявшийся официант проворно расставлял новые блюда.
— Я ведь люблю тебя, Ада, — вслух признавался Прозоров, зная, что слова его пропадают втуне, что никто его не услышит. — Ну и пусть, — продолжал он, чувствуя, как сладко трепыхнулось в груди сердце и как внезапно повлажнели глаза. — И не надо слышать. Но, честное слово, никак не ожидал от себя…
Ада молча и серьезно глядела на него. Прозорову вдруг показалось, что она все слышит, и он немного устыдился своей сентиментальной расслабленности.
“А и пусть!.. — подумал он. — Надо же когда-нибудь отпустить тормоза и пожить по полной своей воле…”
Еще дрожал в табачном мареве последний аккорд прозвучавшей песни, а он уже поднимался со стула. Отметив с некоторым удивлением, что его слегка пошатывает, Прозоров невольно подобрался и старательным твердым шагом направился к эстраде.
— Песня, — сказал он, обращаясь к лысому барабанщику. — Сколько стоит песня?
— Хорошая песня стоит дорого, — пожевав губами, сказал лысый, с видимой привычностью оценивая платежеспособность клиента, возраст, вкусы и процент алкоголя в крови. — Стольник.
— Ага, — Прозоров вытащил сто долларов. — Ага…
– “Не жалею…”? — спросил лысый.
— Именно, друг! “…не зову, не плачу…” Именно!
— Как объявить?
— Без объявления, — решительно мотнул головойПрозоров. — Мы же не из Баку… Я свой.
Иван Васильевич шел к столу, а за его спиной приблатненный тенор уже и жалел, и звал, и плакал…
Прозоров молча сел за стол, оперся подбородком о кулаки и пригорюнился…
Ада с любопытством и с легким недоумением поглядывала на него.
— Как-то скоро кончилась песня, — сказал Иван Васильевич. — Не успел толком вчувствоваться. Если ты не против, я еще раз поставлю пластинку.
— Давай, — пригубив бокал, кивнула Ада.
Сцена повторилась вновь, но и на этот раз Прозоров не успел “восчувствовать” как следует…
— Давай! — озорно блеснув глазами, опять разрешила Ада.
Прозоров отправился к барабанщику.