Улыбка зверя

Но кто знает, быть может, начальство имело в данном вопросе свои особенные виды и сознательно хитрило с кадровыми позициями и повышениями званий, создавая в подразделении максимально эффективное саморегулирующееся звено, где недостатки одного сотрудника гасились бы достоинствами другого, где импульсивность и резкость одного купировались бы осторожностью и осмотрительностью другого, где прирожденная интуиция одного дополнялась бы холодным аналитическим расчетом другого?..

Начальство поступило действительно тонко, и результаты его кадровой политики превзошли все ожидания — отделение работало с предельной результативностью, хотя именно на данную структуру сыпались повседневно и неутомимо жалобы из различных прокуратур.

Тем не менее когда по Москве в очередной раз прокатилась волна убийств, курируемых именно что следователями столичной прокуратуры, сыскные мероприятия по делам были переданы юриспрудентами в карнавальных погонах непосредственно “двум капитанам”.

Поначалу сыщикам пришлось работать буквально днем и ночью, выискивая во всех этих преступлениях хоть что-то общее, выявляя логическую систему, обнаружив которую можно было бы просчитывать ходы наперед, прогнозировать, совершать упреждающие шаги. Но все эти убийства, происходившие и в московских квартирах, и в подмосковных лесах, объединяли всего лишь две общих черты: во-первых, преступления совершались с подчеркнутой жестокостью, а во-вторых, в большинстве случаев жертвами становились либо уроженцы города Черногорска и его окрестностей, либо люди, каким-то образом с ними связанные. Но сдвиг в анализе обстановки произошел тогда, когда сыщики обнаружили и выковыряли из плинтуса пулю, которую поленились извлечь неведомые убийцы и получили информацию от экспертов, что данное оружие уже два раза успело засветиться в Черногорске, откуда также посылались официальный запросы в центральную пуле-гильзовую картотеку. Сей факт означал, что преступники — члены устойчивого сообщества, действуют крайне нагло и неосмотрительно, поскольку безоглядно уверены в своей неуязвимости и ненаказуемости.

Связавшись с Черногорском и одновременно подняв материалы отдела, занимающегося “славянскими” группировками, в Главном управлении по оргпреступности легко просчитали фигуру, стоявшую за преступлениями — бизнесмена Ферапонтова, уже давно облюбовавшего столицу и уверенно в ней обустроившегося.

Однако оперативная информация — всего лишь ступенька на длинной и шаткой лестнице, которую извечно предстоит пройти, подбираясь шаг за шагом к доказательной базе в разоблачении ушлых и юридически подкованных гангстеров.

— Олег, ну сколько можно медлить! — восклицал Игорь Тихонов, бегая по кабинету. — Все же ясно, как день: надо срочно выезжать в Черногорск! Мы, между прочим, могли еще позавчера туда смотаться, поработать там, взять документы и вернуться…

— Нет, Игорек, — задумчиво отвечал Громов. — Надо, брат, выждать… Я тебе и позавчера то же говорил…

— Ну и что ты выждал?

— А вот, почитай-ка сегодняшнюю прессу… — Громов нагнулся, вытащил из портфеля сложенную в четверть “Центральную газету”. — Есть тут статейка одна, любопытнейшая статейка, я тебе доложу… А позавчера ее еще не было. А мы бы, не прочитав этой статейки, явились бы в Черногорск кое-кому на потеху…

— Что еще за статейка? — Тихонов развернул газету.

— Да вон, на второй полосе… “Траектория “Белой стрелы” называется…

— Да читал я эту туфту! Мало ли что журналюги для сенсации загнут…

— А ты подзаголовок погляди….

— Так… “Призраки тридцать седьмого…” Любопытно.

— Вот-вот, Игорек… Действительно, любопытно. Дался им, между прочим, этот тридцать седьмой год. Незаконные, видишь ли, репрессии… Подумать только, до этого самого тридцать седьмого года, когда двадцать лет подряд миллионами истребляли простой народ, да русское офицерство, да священников, гимназистов, учителей — все это, выходит, были самые что ни на есть “законные” репрессии. А как до них самих дело дошло, как их самих в соственную же мясорубку затянуло — сразу репрессии стали незаконными…

— Погоди, не отвлекай, — Игорь Тихонов, нахмурившись, быстро читал статью. — Да, гляди-ка, что творится… Санкции прокурора, ордера на арест… Трое рубоповцев в черногорском СИЗО…

— Чувствуешь, какое там гнездо осиное наши ребята ковырнули? То-то же… А ты рвешься туда с бухты-барахты… Здесь, брат, надо основательно подготовиться…

В дверь осторожно постучали.

— Не заперто, — крикнул Тихонов.

На пороге стоял невысокий человек с дорожной сумкой на плече и внимательно разглядывал поднявшегося с места Олега Громова.

— Ба! — сказал вошедший и радостно улыбнулся. — Направили к Громову. А я иду по коридору и думаю, не тот ли это Громов…

— Тот, тот, — шагнув навстречу гостю, подтвердил Олег Павлович. — Проходи, Александр… Знакомься, Игорь — мой бывший однокашник Александр Зуйченко. Из черногорского, между прочим, РУБОП… В самый аккурат поспел. Еще не арестован, к счастью… А мы тут как раз вашу тему обсуждаем. Ну, давай, Саша, излагай… Что можешь сказать в свое оправдание?

— Вижу, вижу, — сказал Александр Зуйченко, кивнув на “Центральную газету”. — Я нынче утром несколько экземпляров купил в привокзальном киоске. Интересно, сколько Колдунов, мэр наш, этому борзописцу отвалил?

— Почему думаешь, что отвалил? — поднял брови Тихонов. — Некоторые среди газетчиков бывают исключительными бессребрениками. Одни — из благоприобретенной принципиальности, другие — из врожденного и неуемного желания напакостить… Но в данном случае утешение лично у вас одно: получили всероссийскую славу. Как тут сказано… “Сотрудники черногорского РУБОП создали отряд “Белая стрела”, который занимается незаконным отстрелом подозреваемых…” Да, этот автор без куска хлеба не останется. Выпрут из газеты, возьмется за детективную макулатуру, пополнит ряды сочинителей.

— А все-таки… И на чью же большую и больную мозоль вы там наступили? — насупившись, спросил Громов. — Такой гвалт до небес без основательного заказа не поднимается…

— У меня тут кое-какие документы с собой. — Зуйченко похлопал ладонью по сумке. — Ехал к вам, между прочим, путями окольными… Можно сказать, на собаках…

— Ну давай, что вы там накопали… На чью, так сказать, честь и достоинство посягнули…

— Да ситуация, в общем, типичная, — устало поморщился Зуйченко. — Как везде, в любом более-менее крупном городе… Москву не беру, это государство в государстве, тут все раздроблено, тьма всяких интересов и конфронтаций, от того вам и легче лавировать… А в провинции дележки пирогов выверенные, поскольку пирогов куда меньше, а посему и жулье у нас и очевиднее, и наглее. Знаете, пословица есть: “Игумен за чарку, братия — за ковши!”. В городе три банды. Война. Одна банда лидирующая — “ферапонтовцы”. За них — начальник милиции, прокурор, председатель облсуда…

— Сила, — кивнул головой Громов. — Очерченный круг, хрен сквозь него прорвешься. Просто система какая-то… Хотя — чего тут неясного? Прежние советские чиновнички — давно снюхавшиеся и выживающие по твердо уясненным принципам. А про этого Ферапонта мы наслышаны. Он у нас в Москве гость частый. Хотя доказательств на него — сам понимаешь… Только начинаем разработку. А у вас-то как?..

— А у нас — так: пока мы с мелочевкой возились, все было относительно спокойно, — ответил Зуйченко. — Случалось, и до суда наши клиенты доходили, и даже срока получали. Благолепие, в общем. Действует, так сказать, РУБОП, часть иммунной системы государственного организма, уничтожает злокачественные клетки, вирусы и прочую нечисть… Не понимающую, кстати, что, как только организму конец придет, то и ей, сволочи, тоже… Потому, наверное, и строит, и покупает сволочь всякие строения с бассейнами за рубежами той страны, где гадит… Ну, в итоге, стараниями нашими дело коснулось главной опухоли: некоей фирмы “Скокс”, связанной непосредственно с обогатительным комбинатом… Наслышаны о таковом, да? Тут-то все и началось… И все узлы начали очевидно завязываться на мэре, Колдунове Вениамине Аркадьевиче.