Два берега

— Это решайте сам, — сказал тамада, — но жениться надо в течение следующего года и звать на свадьбу Митю и Мари.

Максим внимательно посмотрел по сторонам и уверенно подошел к белокурой полной Лизе:

— Может быть, мне стоит жениться на тебе?

Лиза слегка растерялась и восприняла предложение всерьез:

— Но я вас совсем не знаю…

— Узнаешь… — улыбнулся Максим, — для начала приглашаю потанцевать.

Не дожидаясь согласия девушки, Максим обнял ее, и они стали раскачиваться под медленную мелодию.

— Смотри, — Мари показала на парочку Мите, — твои друзья такие же шустрые, как и ты!

— Глядишь, скоро на свадьбе у Макса погуляем, — согласился Митя, — вот такие мы веселые ребята, но десять лет голову не морочим, а наскоком влюбляемся и женимся.

Гости опять закричали «Горько!», и молодожены в очередной раз слились в поцелуе.

Жанне, как свидетельнице, досталась почетная обязанность собирать молодоженов в гостиницу, где они сняли номер на первую брачную ночь. Хорошо, что Елизавета Аркадьевна и Анна Аркадьевна специально задержались, чтобы помочь снять и сложить многочисленные украшения зала — гирлянды, плакаты, шарики. Жанна вместе с официантками паковала еду и напитки, помогла Мари собрать сумочку, нашла пакет с обычной одеждой для следующего дня и с суперсексуальным бельем, предназначенным для жениха, а сама все подсчитывала, сколько лет жизни могла бы отдать, чтобы оказаться на месте Мари хотя бы в эту ночь.

Получалось, что очень много.

Жанна раньше считала, что любовь с первого взгляда и вообще скороспелая любовь — это для таких эксцентричных женщин, как ее кузина, для творческих натур. Она была знакома с Антоном семь лет. В школе они не то чтобы близко дружили, но Антону случалось списывать у нее контрольные и защищать ее от мальчишек. Потом они изредка перезванивались по старой памяти, встретились на годовщине окончания школы, попали в романтичную струю светлых воспоминаний, и Антон пошел провожать девушку до дома. А там как-то по инерции позвал на выставку новомодного художника. Жанна абстракцию терпеть не могла, но ради приличия на выставку пошла. Потом они сходили на несколько кинофильмов, два раза посидели в кафе, привыкли вечерами встречаться и как-то естественно оказались в одной постели. Жанне казалось, что именно так испокон веков и складывались семьи — сначала дружба, потом длительное ухаживание, а потом закономерный секс и поход в ЗАГС. Ее родители именно так и поженились.

После свадьбы все пошло наперекосяк. Может, оно и раньше было не идеально, но меньше лезло на глаза. Совместная жизнь оказалась для Жанны неожиданно тяжелой. Она вышла замуж, имея все стандартные бытовые навыки. Поскольку домработниц в семье Артемьевых не было, дочери умели и приготовить, и погладить, и убрать. Но Жанна не была готова к тому, что ей придется заниматься всем этим после работы или рано утром перед уходом на студию, часами отглаживая стрелки и складки, натирая раковину и плиту до зеркального блеска, поражая мужа кулинарными изысками. Из-за недостаточно быстро поданного ужина или чуть-чуть небрежно проглаженной рубашки Антон мог закатить скандал, разбить что-то из посуды об стену и хлопнуть дверью. Уходил он из дома к матери. Та старалась изобразить Жаннину подругу и советчицу, рассказывала невестке, как именно следует готовить любимые блюда Антона, в каких магазинах покупать для него продукты и чем лучше чистить ванну.

— Антош, ну ты же можешь хоть немножко помочь. Ты пришел с работы раньше меня — мог бы зайти в магазин и купить какие-нибудь продукты. Или помыть посуду после ужина, — выговаривала Жанна.

— А с какой стати я должен тебе помогать? Я устал на работе как собака, производство — это тебе не «Доброе утро, дорогие телезрители» — и перед камерой жопой крутить. У нас папа маме не помогал — мама была хорошая хозяйка и все умела сама. Позвони маме и поучись.

Иногда Жанна так уставала после двенадцати часов беготни по съемкам, что пыталась воззвать к здравому разуму мужа:

— Антон, но ведь твоя мама сидела дома, зарабатывал отец. А я двенадцать часов в день ношусь по всей Москве. Неужели трудно засунуть вещи — твои же вещи, кстати, — в стиральную машину? Я ведь не прошу тебя мои трусы стирать — но положить в машину свои рубашки и через час вынуть их — это что, так тяжело?

— Я уже говорил, что не буду заниматься бабской работой, — злился Антон. — Если ты хочешь мужа-подкаблучника — поищи его в другом месте. А если ты так устаешь на работе — найди другую. Тебе кажется, что ты очень тяжело работаешь — попробуй пойди на завод. Заодно и узнаешь, что такое настоящая работа. Ты просто лентяйка и пытаешься оправдать это какими-то нелепыми сказками. Глянцевых журналов начиталась про феминизм и независимость?

Когда Жанна не выдерживала и закатывала скандал, муж уходил ночевать к матери. Сначала — ночевать. Потом как-то прожил у нее неделю и, вернувшись, заявил:

— Может, нам к маме переехать? Эту квартиру будем сдавать, а сами с мамой поживем. Там хоть поесть можно нормально, не твои идиотские полуфабрикатные котлеты и супы из непонятно чего на скорую руку.

К матери Антона Жанна ехать категорически отказывалась. Из-за этого они тоже часто ссорились.

Жанна мечтала о ребенке. Ей было все равно — мальчик или девочка, беленький или черненький, тихий или активный, — лишь бы родился маленький живой человечек, ее, Жаннин, человечек, который будет ее любить, не обращая внимания, как она гладит его пеленки и насколько тщательно чистит раковину. Жанна бродила по магазинам детских товаров и рассматривала маленькие платьица, кофточки, пинеточки, на глаза у нее наворачивались слезы. Антон детей категорически не хотел. Он говорил, что не сможет нормально работать, если по ночам будет орать ребенок, что, когда Жанна уйдет в декрет, ему придется отказываться от простых мужских радостей и кормить всех дармоедов, и вообще — Жанна еще недостаточно повзрослела, чтобы рожать, она мужа-то толком не может обслужить, какой тут ребенок. Свекровь полностью поддерживала сына — сначала надо встать на ноги, потом научиться быть нормальной хозяйкой, а уже потом рожать. Сама свекровь родила первого сына в двадцать лет, в коммунальной комнатенке, без работы, с мужем-маляром и родней в далеком городке Ахтубинске. У Антона с Жанной была отдельная квартира, две вполне приличные зарплаты и родственники Жанны, готовые прийти на помощь. Жанна не понимала, что такое «встать на ноги» и почему у них не может быть ребеночка прямо сейчас, ведь ребеночку не так много надо.

В результате то ли от сильного хотения, то ли в награду за мучения с Антоном Жанна забеременела. Девушка разумная (опыт шестилетней жизни с мужем ее многому научил), она скрыла свою беременность от всех. Тихонечко пряталась в ванной, заглушая рвоту шумом воды, ела экзотические сочетания нужных организму продуктов, только по ночам или на работе, пила витамины, которые прятала в нижнем ящике стола, журналы для беременных покупала и оставляла в студии, а на учет решила встать после двенадцати недель, когда делать аборт элементарно нельзя.

Конечно, девочки на работе о беременности догадались быстро. Центральное телевидение — гадючник, кабельное славится удивительной дружностью коллектива. Жанну охотно подменяли на съемках, редактор стала делать для нее щадящее расписание, коллеги интересовались ее самочувствием и перестали при ней курить. Жанна готова была расплакаться — сравнивала реакцию абсолютно чужих людей и реакцию своего мужа на известие о ее беременности. Антон закатил натуральную истерику: визжал, как недорезанная свинья, кинул в стенку табуреткой и опять ушел жить к маме. Свекровь склонна была решать дело миром и ласково отправляла Жанну на аборт, уговаривая, объясняя, доказывая и даже умоляя не портить Антону жизнь, пока он окончательно не сделал карьеру.

Бесполезно.

В консультацию с Жанной пошел хмурый и злой Антон, не терявший надежды уговорить жену избавиться от ребенка. Но срок в четырнадцать недель исключал любые варианты развития событий, кроме родов. Антон попытался сунуть врачу денег в коридоре, намекая, что срок можно поставить и поменьше, но пожилая, усталая, некрасивая женщина брезгливо оттолкнула его руку и сказала Жанне: