Муравейник

Пятью минутами позже он вышел из кабинета с запиской к одному сведущему специалисту и поехал по тенистым городским улицам к дому, в который ему рекомендовали обратиться. Здание это было большое и солидное, и вид его еще более укрепил в мистере Макинтоше уверенность, что искусство — примени его с толком — может приносить немалые деньги. Оставив машину прямо на дороге, он вошел в дом.

За столом на веранде, обложившись книгами, сидел пожилой мужчина в очках. Как всякий настоящий ученый, мистер Томлинсон ценил свое время и не любил, чтобы ему мешали, поэтому, когда он поднял голову и узрел вошедшего к нему грузного, неряшливо одетого мужчину с густыми черными волосами, в грязноватой белой фуфайке, он сухо спросил:

— Что вам угодно?

— Минуточку, голубчик, — невозмутимо отозвался мистер Макинтош и протянул ему записку. Томлинсон взял ее, а прочитав, успокоился. В записке давалось понять, что внимание к мистеру Макинтошу было бы расценено как любезность, оказанная лично министру.

— В обиде не будете, — сказал мистер Макинтош.

— Боюсь, что у меня не хватит времени, — сразу же почувствовав к нему отвращение, пробормотал Томлинсон.

— Черт подери. Но ведь это же ваша профессия, милейший! По крайней мере так сказал Уэнтворт.

— Нет. Я консультант по старинным памятникам, — чеканя каждое слово, отрезал Томлинсон.

— А Уэнтворт говорил мне, что вы бы подошли. — Мистер Макинтош с недоумением посмотрел на него, потом, рассмеявшись, добавил: — Ну, да это не важно, найду другого. — С этими словами он вышел.

Наблюдая, как бродяга, спустившись с веранды, усаживался в роскошную машину, Томлинсон подумал: «Стянул, наверно».

Озадаченный и расстроенный, он подошел к телефону. Однако уже через несколько секунд он улыбался, а потом [60] захохотал. Ведь его посетитель был не кто иной, как тот самый мистер Макинтош — редкий образец человека старого покроя. Именно это выражение — «человек старого покроя» — и заставило Томлинсона смягчиться. Он позвонил в отель, в котором мистер Макинтош, как богатый человек, должен был остановиться, и сказал ему, что ошибся, завтра он будет свободен и может с ним поехать.

Итак, на другой день, нисколько не удивившись, что консультант в конце концов согласился, мистер Макинтош вместе с мистером Томлинсоном, на лице которого застыла вымученная улыбка, выехал на прииск.

Мощная машина мчалась, подскакивая и вихляя на ухабистой дороге, а мистер Томлинсон, державшийся молодцом, слушал бесконечные рассказы своего спутника об Австралии и Новой Зеландии и разглядывал его с интересом, словно он был каким-нибудь редким памятником.

Наконец равнина кончилась, и лимузин обступили холмы, поросшие зеленовато-бурым кустарником. Затем пошли высокие горы с огромными гранитными валунами на склонах, и в накалившейся от солнца машине стало жарко и душно. Мистеру Томлинсону захотелось поскорее перевалить горы и выбраться опять на равнину. Но вместо этого машина въехала в зажатую утесами небольшую лощину, и перед ним неожиданно оказался глубокий котлован, по одну сторону которого стояли два крытых железом домика, а по другую — хижины кафров. Размеренно и глухо, словно пульс этого раскаленного пекла, бухали толчеи, и мистер Томлинсон удивился, как мог кто-нибудь, белый или черный, жить в таком ужасном месте.

Сидя вместе с одним из богатейших в этой части материка людей, мистер Томлинсон молча ел поданное им вареное мясо с морковью и картошку на сале и думал, как славно и с толком распорядился бы он таким богатством, если бы оно принадлежало ему, и эти мысли были единственным утешением для образованного человека со скромным доходом.

— Ну, а теперь приступим к делу, — сказал после завтрака мистер Макинтош.

Томлинсон изъявил готовность и, посмеиваясь в душе, последовал за мистером Макинтошем по утоптанной кафрами тропинке в кустарник.

С чем ему предстояло встретиться — он не знал. Мистер Макинтош спросил только: «Смогли бы вы по [61] вырезанной мальчиком из дерева вещице определить, есть ли у него талант?» Томлинсон ответил, что постарается.

И вот они у поваленного дерева, а рядом с ним на траве стоит на коленях рослый, с беспорядочно рассыпавшимися по лицу каштановыми волосами юноша и орудует резцом.

— Это мой приятель, — сказал мистер Макинтош, обращаясь к Томми, который тем временем поднялся и, не понимая, чего от него хотят, чувствовал себя неловко.

— Ты не возражаешь, если мистер Томлинсон посмотрит твою работу?

Понимая, что помешать он уже ничему не может, Томми по привычке пожал плечами. С трепетом и изумлением он посмотрел на мистера Томлинсона, который, как показалось ему, скорее смахивал на учителя или профессора, но уж никак не на художника, каким он представлял его в своем воображении.

— Ну как? — уже через полминуты не утерпел мистер Макинтош.

Томлинсон засмеялся, как бы говоря: «Не будьте же таким нетерпеливым». Он обошел изрезанный корень вокруг, разглядывая фигуру Дирка из разных положений.

— Для чего ты вырезываешь эти фигуры? — спросил он наконец Томми. Томми растерянно пожал плечами, словно говоря: «Что за глупый вопрос?»