Нежные кузины

— Успокойся, дорогая! — сказал он нежным, отеческим тоном. — Молния сюда не влетит, ручаюсь тебе!

— Ты…Ты уверен? — пролепетала она.

— Ну конечно! — в ярости выдохнул Эдуар.

Нет! Заснуть не получится. Оставалось только считать молнии и беречься локтей и колен трепещущей супруги. Если только не опередить ее и не перейти в наступление самому. Такой выход из положения показался ему наиболее разумным.

А в комнате Гнуса зажглась шестая лампочка, она даже стала мигать, правда, неравномерно и как бы нехотя.

Теперь профессор, сверяясь с хронометром, высчитывал частоту вспышек молнии.

— Еще рано! Рано! — бормотал он. Но ему становилось все труднее владеть собой. Он сгорал от желания опустить рукоятку и перейти к заключительной фазе эксперимента.

Небо за окном мучительно содрогалось, извергая ослепительные молнии с грохотом, возвещающим конец света. А лампочки мигали, хрупкие и трогательные среди этого буйства слепых сил Природы. И Жюльен подумал, что перед ним — зримый образ и печальная суть нашего существования. Что такое Человечество, как не жалкий трепет, единый миг света, ничтожная искорка, слабый крик, замирающий в вечной тиши бесконечных пространств?

И как раз когда Жюльен, дрожа от страха, предавался философским размышлениям, профессор опустил ужасную рукоятку!

Жюльену показалось, что дом раскалывается пополам. На долю секунды слепящий свет стер очертания комнаты, которая превратилась в сплошной огненный шар.

Первое, что увидел Жюльен, выйдя из оцепенения, был целлулоидный воротничок профессора, летавший по комнате. Самого профессора Жюльену обнаружить не удалось. Его не было нигде — ни на полу, усеянном осколками стекла, ни на кровати, которую проломило каминное зеркало, ни под опрокинувшимся шкафом — нигде! Нигде!

Профессор исчез, испарился во время взрыва! Жюльен почувствовал, как ноги у него подкашиваются. Он потерял сознание.

За завтраком, конечно же, говорили о молнии, попавшей в дом, и об огненном шаре, который пронесся по всем комнатам и повсюду вызвал странные явления. Впрочем, многие пострадавшие рассказывали о пережитом крайне сдержанно: по-видимому, это было следствием потрясения.

Профессора нашли утром на крыше. Он бродил там совершенно голый, бормоча что-то нечленораздельное. Пришлось временно устроить его в гостиной, поскольку его комната снова была разворочена. Шарль заикался и в ужасе таращил глаза. По-видимому, после профессора он пострадал больше всех. Доктор примчался чуть свет, чтобы осмотреть ожоги и травмы.

Достойный эскулап не знал, что и думать. На теле Шарля от шеи до пупка виднелись сорок четыре красные отметины круглой формы, расположенные с равными промежутками. У Эдуара наблюдались еще более необычные симптомы. На его коже словно бы отпечатался целый скелет; надо сказать, зрелище это сильно напоминало Туринскую плащаницу.

Добрый доктор долго слушал у обоих пациентов сердце и легкие. Он сделал записи. Он спросил у будущего тестя и у жениха, желают ли они показаться другим врачам и при необходимости сделать рентген. Однако Эдуар и Шарль, не слишком удивленные своими странными стигматами, похоже, что-то утаивали от врача. И решительно отказались от его предложения.

А Клементина не дала себя осмотреть. Но призналась, что пониже спины у нее появились два симметричных ожога в форме буквы Z. Другие женщины пострадали меньше. Клер даже уверяла, будто она ничего не почувствовала, но при этом надела платье с высоким воротом, чтобы скрыть сорок четыре красных пятнышка, тайну которых знали только она и ее жених.

Что касается слуг, то вопросы доброго доктора о форме и местонахождении предполагаемых ожогов вызвали у них приступ буйного веселья. Они ничего не стали рассказывать, но утверждали, будто эта ночь была лучшей в их жизни и им хотелось бы, чтобы грозы не прекращались. При этом от них сильно пахло горелым.

Шарль постепенно перестал заикаться. Клер купила пижаму. Профессор, получив новую комнату, тайно принялся восстанавливать там лабораторию. Аньес по-прежнему изводилась из-за счетов и ипотечного долга. Эдуар каждый вечер слушал радио: его интересовали только слухи о надвигающейся войне. Он велел отнести в химчистку свою форму майора кавалерии.

Клементина днем зачитывалась романами плаща и шпаги. А вечером ждала своего таинственного гостя. От такого времяпрепровождения у нее началась бессонница — и незнакомец перестал появляться. Тогда Клементина поняла, что это был только сон. Она вызвала доброго доктора, который прописал ей снотворное, и любовник в черном плаще стал приходить снова.

Месье Лакруа каждый вечер делал себе ингаляцию и переживал вторую молодость. Анжель по-прежнему потрошила на кухне цыплят, напевая «Маринеллу». Теперь она оставляла печенку и горлышко для Матье.

Антуан служил Жюстине с удвоенным рвением, тем более, что профессор Гнус перебрался в новую комнату, в другом конце замка. Лизелотта по-прежнему купалась в пруду нагишом и понапрасну ждала почтальона, который из предосторожности изменил маршрут.

Жюлиа по-прежнему мечтала о несбыточной любви, о красавце-женихе кузины Клер. Она где-то вычитала, что в подобных обстоятельствах полагается умереть от истощения. И она стала есть очень мало, у нее начались обмороки по ночам, среди сна, а утром, смотрясь в зеркало ванной комнаты, она мрачно следила за тем, как прогрессирует ее недуг. По ее мнению, это происходило недостаточно быстро.

Жюльен изведал в полной мере, что значит быть отвергнутым. Он страдал молча. В письме одному своему однокласснику он рассказал о том, как они с Жюлиа любят друг друга. А в середине августа этот одноклассник написал Жюльену, что родители разрешили ему поехать на несколько дней в Сен-Лу. Смертельно напутанный, Жюльен вынужден был сочинить какую-то отговорку, чтобы одноклассник раздумал приезжать. Иначе весь коллеж узнал бы о его несчастье и о том, что все это время он лгал.

У Пуны все было проще. Она любила Жюльена так же безответно и безмолвно, как Жюльен любил Жюлиа. Ей было двенадцать лет, и она понимала, что для кузена она была и осталась маленькой девочкой, младшим товарищем. А иногда и поверенной его тайн, — это причиняло ей боль, но она была счастлива побыть рядом с ним, даже когда он говорил ей о Жюлиа. Она ни на что не надеялась. Она знала, что в один прекрасный день каникулы кончатся, и ей было грустно. Но она старалась держаться с кузеном как маленькая девочка, веселая, озорная девчушка, раз она нравилась ему именно такой.

В замке готовились к большому празднику по случаю шестнадцатилетия Жюлиа. Тетя Адель заказала в городе пирожные и мороженое. А именинный торт Жюстина непременно хотела испечь сама.

Война с Германией казалась теперь неизбежной, это был вопрос нескольких дней, и этот праздник, возможно, последний праздник мирного времени, приятно отвлекал от мрачных мыслей. Каждый хотел запастись толикой беспечности, чтобы не остаться совсем безоружным перед надвигавшейся бедой.

Жюлиа станет маленькой принцессой этого чудесного дня, дня без грядущего утра. Она была счастлива и взбудоражена. Она думала о подарках, которые получит, о друзьях, которых она пригласила, о платье, которое она наденет. Она знала, что Шарль не сможет устоять перед такой красотой. Он женится на Клер, потому что так надо, но сердце его будет разбито, а душа переполнена безнадежной страстью к маленькой принцессе.