Невесты Шерраби

Эмма облизала губы, на цыпочках прошла по ковру и остановилась рядом.

Зак. Человек, которого она любила с юности и ради которого жила на свете. Ее страсть больше не была страстью подростка, но стала сильным и постоянным чувством, с которым теперь предстояло мучиться всю жизнь.

Она проглотила комок в горле, не сводя глаз с обожженного бедра Зака. Это была ее вина. Но Зак спал, значит, ему не очень больно. Она подошла к бельевому шкафу, достала голубое фланелевое одеяло и бережно укрыла его полуобнаженное тело. Хотелось смотреть на него снова и снова, но она не могла позволить Заку замерзнуть.

Он улыбался во сне и без привычной маски, которую носил, чтобы скрывать свои мысли, казался удивительно беззащитным.

Повинуясь внезапному желанию, Эмма наклонилась и быстро поцеловала его в лоб.

Но недостаточно быстро. Она промедлила несколько секунд, вдыхая знакомый запах его тела и наслаждаясь его теплым дыханием. Когда Эмма неохотно выпрямилась, Зак протянул руку и схватил ее за талию. В следующий миг ее ноги оторвались от пола, и не успела Эмма опомниться, как оказалась лежащей на Заке. Ее губы были в нескольких дюймах от его рта. Вторая рука Кента сжимала ее затылок.

Эмма ахнула. А затем его губы прильнули к ее губам — или ее к его, какая разница? — и она забыла, что собиралась сопротивляться ему, забыла все, кроме своей страсти и голода.

Спустя какое-то время — но далеко не сразу — к ней вернулся здравый смысл. Эмма пыталась заговорить, пыталась объяснить, что думала, будто он спит. Но он не спал, и спустя несколько секунд она забыла, что хотела что-то сказать.

Опытные руки Зака скользнули по ее бедрам, и не успела Эмма моргнуть глазом, как ее джинсы оказались на полу. За ними последовал серый свитер.

— Так лучше, — пробормотал Зак. — Намного лучше.

Эмма тоже так подумала. Особенно после того, как ее лифчик и трусики пополнили собой кучку лежавшей на ковре измятой одежды.

— Теперь твои, — прошептала она, отбрасывая в сторону голубое одеяло и протягивая руку к талии Зака.

Ее пальцы скользили по черному шелку, посылая чувственные сигналы вверх по руке. Но она была не так опытна, как Зак; в конце концов он засмеялся и разделся сам.

— Не беспокойся, — шепнул он. — Еще научишься, крошка Эмма. Непременно научишься.

И весь следующий час Эмма училась. А учиться было чему. Она изучала тело Зака… а заодно и свое собственное.

А когда урок закончился и они лежали рядом на бирюзовом диване, слишком сытые, чтобы разговаривать, и слишком возбужденные, чтобы спать, Эмма медленно спустилась с облаков.

Что случилось с ней за этот час? Как это вышло? Сначала Зак велел ей снять с него брюки и обработать раны; десять минут спустя он сам снял с нее джинсы, овладел ею… и это было чудесно. Если такова была его месть, она понимает, почему говорят, что месть сладка.

Она задумчиво глядела на его плоское ухо, идеально прилегавшее к голове. А затем Зак потянулся за одеялом, и это движение вывело Эмму из транса.

— Зачем? — спросила она, когда Кент закутал ее. — Зачем, Зак? Это было… это была фантастика. Но теперь мне будет труднее без этого обходиться, только и всего.

Рука Зака лениво похлопала ее по заду.

— Видишь ли, я совершенно не собираюсь без этого обходиться.

— Но ты сказал…

— Нет, это ты сказала. Что не собираешься выходить за меня. Но тут ты ошиблась, моя дорогая. Ты собираешься выйти за меня. Никакого другого способа удержать тебя в моей постели и избавить от беды я придумать не могу. Поэтому завтра можешь подавать заявление об уходе. — Он снова похлопал ее. — Что нужно сказать?

О боже… Эмма прижалась щекой к его груди. Если бы она стояла, ее сердце выпрыгнуло бы из груди и упало на пол.

— Нет, — прошептала она. — Нет, Зак. Это… Я не могу. Мы не можем.

— А почему? — Как ни странно, в его голосе не слышалось раздражения.

— Потому что я не брошу работу ради того, чтобы облегчить твою совесть. И потому что я не могу выйти замуж за человека, который женится на мне из чувства долга.

— Понимаю. — Зак разомкнул объятия и сел. — А с чего ты взяла, что я женюсь на тебе из чувства долга? Как по-твоему, чем мы сейчас занимались? Исполняли свой дол? В словаре это называется по-другому.

Оцепеневшая Эмма положила голову на мягкий кожаный валик. Что бы ни говорил Зак, горькая, невыносимая правда состояла в том, что рано или поздно им придется расстаться.

— В словаре это называется страстью, — вяло сказала она.

— Уже теплее. Страсть — это не долг, крошка Эмма.

— Нет, — согласилась она. — Но и не любовь.

— Ага. — Он погладил ее ногу через одеяло. — Любовь. В этом все дело. Я должен был догадаться.

Эмма ждала, что он продолжит свою мысль, но Зак молчал. Он только гладил ее ногу и мрачно смотрел в потолок, как будто видел там то, чего не видела она.

— Да, — сказала она. — В этом. В этом и в моей работе.

Он кивнул.

— Конечно. Так и есть. — Внезапно Зак перестал гладить ее и встал. Эмма, моргая, следила за тем, как он надевает трусы и подходит к окну.

Эмма села и завернулась в голубое одеяло. Зак стоял к ней спиной и смотрел на дождь, которому не было конца. Поскольку Кент молчал, Эмма сказала первое, что пришло ей в голову:

— Дожди замучили. И листья облетают. Кажется, зима в этом году будет ранняя.

— Да. Эмма… — Он сделал паузу, а затем быстро вернулся к дивану. Быстро и молча — так он делал все на свете.

— Что? — спросила она, испуганная выражением его глаз.

— Эмма, я женюсь на тебе не из чувства долга…

— Ты вообще на мне не женишься.

Он сделал нетерпеливый жест.

— Но и сказать, что я тебя люблю, я тоже не могу. Я думал, что любил Саманту, хотя теперь вовсе не уверен в этом. Могу сказать наверняка только одно: когда я услышал, чем ты здесь занимаешься…

— Ты прилетел, чтобы вмешаться.

Зак нахмурился.

— Нет. Я прилетел, чтобы положить этому конец. Потому что не мог смириться с мыслью, что твое окровавленное маленькое тело будет лежать в сточной канаве. Или… — Он отвернулся, и Эмма видела только его четкий профиль. — Или что какой-нибудь пьяный подонок попытается… — Он осекся, и Эмма закончила за него.

— Изнасиловать меня, — спокойно произнесла она.

— Именно. — Зак тяжело вздохнул, и Эмма увидела, что на его подбородке туго натянулась кожа. — Ты можешь назвать это любовью? Если можешь, тогда я, наверное, действительно люблю тебя.

— Если бы ты любил меня, то не заставлял бы делать то, что хочется тебе. Ты бы понял, как для меня важна моя работа.

Работа! Подумаешь, велика важность! Что ей стоило уступить и сказать "да"?

— Именно так я и поступил бы, — сказал он. — Если бы любил тебя. Но я поступил бы так же, если бы и не любил. А теперь выбирай, пойдешь ты к алтарю по доброй воле или тебя придется гнать к нему пинками и тащить за волосы. Интересное было бы зрелище, верно?

— Что? — Увы, у Эммы вырвался смешок. Она засмеялась и не смогла остановиться. Зак не шутил. Он искренне думал, что может силой заставить ее выйти за него замуж.

— Вот и хорошо, — сказал он. — Смейся. Это тебе идет. Ну?

Эмма смотрела на него. Если бы только она могла принять его ультиматум, согласиться сделать то, что он хочет… Но она не смела. Стоит позволить Заку настоять на своем, и он будет приказывать ей всю оставшуюся жизнь. Но если она откажет… Нет, это тоже невозможно. Потому что если бы она так сделала, будущего не осталось бы вообще. Ни у нее, ни у него.

— Я не знаю, — прошептала она, стягивая вокруг шеи голубое одеяло.

— Хорошо, — сказал Зак. — Значит, договорились. — Он посмотрел на часы. — Сегодня звонить родным уже поздно, поэтому мы можем вернуться к тому, с чего начали.

— Но… — начала Эмма. — Я не сказала…

— Нет, — согласился Зак. — Это я сказал. А теперь сними с себя одеяло и дай мне официальный ответ.

Завтра, смутно думала Эмма, пока Зак сбрасывал одеяло и поднимал ее ноги на диван. Завтра я объясню ему…