Невесты Шерраби

Между машинами пробирался молодой человек на велосипеде, и Оливия не отрываясь смотрела на него, как будто велосипедист мог помочь ей вырваться из добровольно выбранной ловушки.

— Оливия. — Повелительный тон Саймона вернул ее к действительности.

Хотелось отвернуться, но она сдержалась. Саймон поднял палец и поманил ее.

— Идите сюда, я сказал.

Оливия задохнулась.

— Как вы думаете, Зак женится на Эмме? — спросила она.

— Понятия не имею. В данный момент это меня ничуть не заботит.

— Ох… Она ужасно любит его.

— А вы, как я понимаю, любите меня гораздо меньше.

— Я… С этим нужно что-то делать. — Она потянула шнур кремовой бархатной шторы. — Я думаю, она спала с ним, Саймон.

— Не сомневаюсь. Кстати говоря, было бы неплохо, если бы Эмма вышла за Зака — может, он сумел бы справиться с ней. Но поскольку ни вы, ни я тут не властны, не могли бы вы…

— Я просто задумалась, — поспешно прервала его Оливия. — Она выглядела такой несчастной. Даже когда поймала мой букет. А Зак ходил вокруг с таким видом, словно искал, кого бы ему убить.

— Зак часто ходит с таким видом. Но если вы не перестанете тянуть время, я буду точно знать, кого убью. — Он снова поманил ее пальцем. — Оливия, я зову вас в третий раз.

Поскольку бежать было некуда и другого выхода не оставалось, Оливия наконец набралась смелости и сделала то, что ей велели.

Саймон потянулся к ее руке, и его бедро коснулось колена Оливии. Опустившись рядом, женщина тут же отодвинулась; между ее ногой и превосходными серыми брюками Саймона пролегли по меньшей мере десять дюймов розового стеганого одеяла.

Она следила за тем, как Саймон снимает пиджак, развязывает галстук, бросает их на стул и откидывается назад, опираясь на локти.

— Я не собираюсь брать баррикаду приступом, — сказал он. — Но не кажется ли вам, что передумывать поздновато?

Оливия уставилась на стеганый розовый атлас.

— Я знаю, что вы не собираетесь брать меня приступом. Если бы собирались, то давно бы взяли. Но… Саймон, все случилось в такой спешке. Мы разговаривали, однако я по-прежнему почти ничего о вас не знаю…

— Что именно? Оливия, есть вещи, природа которых такова, что вы никогда о них не узнаете. — Его тихий голос внезапно стал резким.

Оливия перестала изучать розовое одеяло и заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Вы кого-нибудь убивали?

— Да.

Вот так. Как будто это в порядке вещей. Но он не удивил ее. Временами Саймон бывал мрачным, и эта мрачность уходила корнями в прошлое.

— Я догадывалась, — медленно промолвила она. — А вы не можете или не имеете права рассказывать, как и почему?

— Нет. — Его лицо было непроницаемым как скала.

Она кивнула.

— А Зак? Он тоже убивал?

— Возможно. Точно не знаю. Нам не всегда поручали одно и то же задание.

— Понимаю. И что чувствуешь, когда убиваешь человека?

— Облегчение. От того, что умер он, а не ты. — Он больше не был резким. Просто говорил чистую правду. В Оливии, думавшей, что будет потрясена, шевельнулось сочувствие. Инстинкт подсказывал ей, что Саймон не хотел убивать.

— Значит, выбора не было? Ваша жизнь или его?

— Да. — Он выпрямился. — Оливия, если это заставляет вас ощущать неловкость…

— Нет. Не заставляет. То есть я ее ощущаю, но совсем по другой причине… — Она запнулась. Его улыбка стала циничной, и Оливия отодвинулась подальше. Она вообще не собиралась разговаривать с Саймоном о его прошлом.

Но видя, что он продолжает смотреть на нее со странной улыбкой, лишающей присутствия духа, женщина внезапно сказала:

— Саймон… У меня был только один мужчина…

Улыбка исчезла.

— Знаю. Ваш муж. Похвальная преданность. Я от души ее одобряю, потому что теперь ваш муж — я.

— Да, но для вас это совсем другое дело. Вы говорили, что у вас были другие женщины, кроме Сильвии…

Почему глаза Саймона становятся стеклянными при малейшем упоминании о его Сильвии?

— Одна или две, — подтвердил он. — Но не надейтесь, что я стану подробно рассказывать вам о своих победах. Со времени Сильвии я ни к кому не относился серьезно. Да и с Сильвией, как я уже говорил, у нас не было близости… если это имеет для вас значение.

— Нет. Честное слово. — Она намотала на палец прядь волос. — Что между вами произошло?

Может быть, тогда она сумеет понять Саймона? Внезапно Оливия поняла, что это очень важно.

Он пожал плечами, сел, отодвинулся подальше и прижался спиной к изголовью.

— Ничего особенного. Мы познакомились в Оксфорде и полюбили друг друга. — У Саймона опустились уголки губ. Видимо, он презирает свою юношескую глупость, подумала Оливия. — Собирались пожениться. Но в те годы работа занимала почти все мое время. Я часто не мог сказать ей, где был или когда вернусь. Когда я не мог с ней куда-нибудь пойти, она этого не понимала или думала, что мое отсутствие непростительно. Я же, конечно, был убежден, что помогаю строить новый мир.

— А сейчас? Вы все еще думаете, что строили его?

Он пожал плечами.

— Скажем так, у меня нет прежних иллюзий.

Оливия кивнула.

— А Сильвия?

— Сильвии не был нужен молодой идеалист, склонный рисковать шкурой. Она нуждалась в здравомыслящем помещике-джентльмене. Едва ли до нее доходило, что это невозможно. Даже в том случае, если бы я согласился уйти в отставку, а я не согласился. Я знал, в чем заключаются мои таланты, и собирался применять их с наибольшей пользой.

Его глаза потемнели, и Оливия поняла, что давнее разочарование все еще причиняет ему боль.

— Сильвии нужен был человек, который позволял бы собой командовать, — сухо и деловито продолжил он. — Я не был таким человеком. Поэтому кончилось тем, что она нашла себе кого-то другого. И я не слишком виню ее за это. Позже я узнал, что с тем человеком, который пришел мне на смену, она была знакома шесть месяцев. Вот за это я ее виню. И не только за это. — Он бросил на Оливию взгляд, который можно было расценить как предупреждение, спустил ноги на пол и встал. — Сильвия дала мне хороший урок.

Саймон рассказал ей не все. Она знала это. Но принуждать его было бесполезно: Саймон мог потягаться скрытностью с улиткой.

Он стоял над ней, засунув руки в карманы и сжав губы в ниточку. Оливия вздохнула и спросила:

— Какой урок? — Она была убеждена, что уже знает ответ.

— Не позволять дурацким фантазиям о вечной любви брать верх над здравым смыслом. Я не забыл этого урока. Именно поэтому я и думаю, что мы подходим друг другу. Потому что вы тоже преодолели свои девические грезы. Было бы поистине удивительно, если бы вы умудрились сохранять их в данных обстоятельствах. — Тут мышцы вокруг его рта слегка расслабились.

— Очевидно, эти обстоятельства — семь лет, которые я пробыла замужем, — сухо ответила Оливия, поняв, что над ней насмехаются.

— Угу. — Саймон еще глубже засунул руки в карманы брюк. — Более или менее.

У Оливии упало сердце. Он говорил так деловито, так бесстрастно… Она мирилась с тем, что Саймон не верит в любовь; это было залогом того, что их необычный брак окажется тихим и мирным. Но зато их могла бы связать страсть. Не как средство произвести на свет будущих Себастьянов, но как способ находить точки соприкосновения, дарить и получать наслаждение. То, что в свое время связывало ее с Дэном.

Но Дэн лежал в могиле. Теперь она была замужем за этим сложным, загадочным человеком, который сначала источал магнетические чары, а в следующее мгновение уже напоминал акулу, обдумывающую, каким способом добыть себе очередной обед. В данном случае таким способом было благополучие Джейми, полученное ею в обмен на то, что она ляжет с Саймоном в постель. Эту постель она выбрала сама. И теперь обязана была лечь в нее.

Она на секунду представила себе Джейми, крепко спящего в особняке Шерраби, его длинные ресницы, спокойно лежащие на детских щеках, и добродушную Энни, всегда готовую прийти ему на помощь.

Оливия грустно улыбнулась. Она уже скучала по своему маленькому сыну. Скучала сильнее, чем думала…