Невесты Шерраби

— Кого, Риппера? — слабо переспросила Оливия.

— Ага. Только ничего не выйдет. Эта тварь изворотлива как угорь. А мистер Саймон не разрешает его запирать. Говорит, что под замком можно держать только преступников и что Рип здесь живет… — Энни вздохнула. — Так повелось с того дня, когда мистер Саймон поймал нескольких малолетних хулиганов, бросавших в Риппера камнями, принес собаку в поместье, промыл ей раны и сказал, что Рип будет здесь жить до самой смерти. Для Риппера мистер Саймон — царь и бог. Но это не мешает псу есть хозяйскую газету, как только она попадется ему на глаза.

Так вот почему Шерраби охраняет эта малярная кисть, а не огромный злой пес, как можно было ожидать. Странно. Это заставило Оливию посмотреть на Саймона другими глазами.

Ей нравились мужчины, которые защищали слабых. Ну что ж… Если он хочет поговорить, у нее нет причин для отказа. Так и быть.

— Может, отправить ему сообщение? — спросила Энни.

— Нет, все в порядке. Спасибо. — Оливия положила трубку со смутным чувством, что ее перехитрили.

Ровно в девять тридцать прибыл Джон Казинс и привез Энни. В девять сорок "роллс" остановился перед особняком Шерраби.

Саймон спустился ей навстречу. Белая шелковая рубашка и брюки в обтяжку делали его столь неотразимым, что Оливия невольно ахнула от восхищения.

Если Саймон и услышал этот вздох, то не подал виду.

— Спасибо, что приехали, — любезно сказал он.

— Вы не оставили мне выбора, — напомнила Оливия.

— Знаю. Но если бы я не застал вас врасплох, вы придумали бы причину для отказа. А так у вас ничего не вышло.

Оливия насупилась. Он был подозрительно вкрадчив. А опыт подсказывал ей, что мужчины бывают такими лишь тогда, когда они чего-то хотят.

Она не преминула сказать об этом.

Саймон загадочно улыбнулся.

— Конечно, вы правы. Я действительно кое-чего хочу. И надеюсь, что это окажется к нашей общей выгоде.

Оливия в этом сильно сомневалась, но все же позволила Саймону взять ее под руку, поднялась на крыльцо и через минуту оказалась в той самой просторной гостиной, где когда-то с трепетом ждала возвращения дневника. На сей раз она испытывала не тревогу, а любопытство. Саймон усадил ее на небольшой диванчик, обитый золотистой парчой. На мгновение Оливии показалось, что он хочет сесть рядом, и она придвинулась ближе к ручке. Но Саймон сначала подошел к бару красного дерева и налил два бокала хереса. Потом он подтащил поближе потертое кресло с обивкой из коричневого вельвета и уселся в него как лев, вернувшийся с охоты в свое старое, знакомое логово.

Оливия скромно скрестила ноги и подумала, что ее красная юбка слишком коротка.

— Не беспокойтесь, — сказал несносный Саймон, как всегда видевший ее насквозь. — Я не собираюсь на вас набрасываться. Миссис Ли услышит ваш крик. — Он склонил голову набок. — Хотя в последнее время старушка стала глуховата.

— Перестаньте, — пробормотала Оливия. Она не собиралась состязаться с ним в остроумии. Уже почти десять часов, она устала, была не в духе, а завтра предстоит тяжелый день. — О чем вы хотели поговорить?

Саймон вытянул свои длиннющие ноги и закинул руки за голову. Голубые глаза, в которых до того искрилась насмешка, стали туманными и непроницаемыми.

— О браке, — сказал он.

Оливия только заморгала глазами. Этого она не ожидала. Саймон не упоминал, что собирается жениться. Но после отъезда его матери в Шотландию было вполне естественно, что он хочет поселить в Шерраби какую-нибудь подходящую женщину, чтобы присматривать за поместьем. Правда, непонятно, почему он решил обсудить свои матримониальные планы именно с ней… Оливия позволила мыслям блуждать, где придется. Это было легче, чем пытаться анализировать свои чувства. И менее болезненно. С озера донеслись звуки ежевечернего лягушачьего хора.

— О браке? — переспросила она. — Вы женитесь?

— Надеюсь.

У нее задергалось левое веко.

— И кто же эта счастливица? — спросила она, широко улыбаясь и пытаясь говорить непринужденно.

Саймон положил руки на подлокотники.

— Я рад, что вы относитесь к этому таким образом.

— Каким?

— Вы назвали мою будущую жену счастливицей.

— Это просто фигура речи. — Оливия откинула волосы. — Кто она? Я ее знаю?

— Знаете. Правда, хуже, чем следовало бы. Ее зовут Оливия Нейсмит. — Его глаза больше не были туманными. Теперь они напоминали голубые копья, пронзавшие ее броню. Как ни глупо, ей захотелось заплакать. Может быть, она действительно не знала себя.

— Надеюсь, вы шутите, — сказала она.

— Нет. Я никогда не шучу, если речь идет о бизнесе.

— Бизнесе? Саймон, брак — это не бизнес…

— А наш будет, — непреклонно сказал он. — Оливия, я не делал секрета из того, что хочу спать с вами. Я сказал об этом, как только увидел в кустах вашу сексуальную попку. Но не забивайте себе голову ерундой вроде лунного света, роз и любви с первого взгляда. Все это сказки.

Оливии хотелось сказать многое. Очень многое. Но она не могла найти слов.

Саймон уставился в пустой камин.

— Мой партнер Зак верил в этот романтический хлам, — пробормотал он, словно разговаривая сам с собой. — Влюбился в женщину, с которой познакомился в поезде. Через год их брак дал трещину, а через два жена бросила его. — Его пальцы забарабанили по подлокотнику. — В свое время я был не менее впечатлителен. К счастью, женщина, которая мне нравилась, оказалась куда практичнее.

Оливия наклонилась вперед, забыв и думать о длине своей юбки. Саймон говорил сухо, без гнева, как будто относился к своим прежним страстям, как к кирпичам, из которых было сложено здание его хладнокровного, прагматичного настоящего. Однако его выдавали пальцы, выбивавшие дробь на ручке кресла. Оливия не видела его глаз, но не сомневалась, что они были такими же голубыми и ледяными, как всегда. Не объяснялся ли их вечный холод давними сердечными ранами, которые оставили после себя невидимые шрамы?

Теперь вся эта чушь насчет женитьбы и постели становилась более или менее понятной. За исключением того, что в наше время мужчины не женятся ради того, чтобы утолить похоть. Если только не…

Стоп. Конечно. Судя по его характеру и прошлым занятиям, Саймон привык не действовать в лоб. На самом деле он вовсе не собирается жениться. Ни под каким видом. Единственное, чего он хочет, это переспать с ней. Оливия больно закусила губу, чтобы отвлечься от куда более сильной душевной боли.

— Мне очень жаль, что у вас ничего не вышло с… — Оливия прервалась и провела рукой по глазам.

— Ее звали Сильвия.

— С Сильвией, — продолжила она, гадая, что заставило Саймона говорить о бывшей подружке таким пренебрежительным тоном. — Но это еще не причина, чтобы вступать со мной в сделку. Саймон, я отношусь к браку серьезно. Для меня это не пустая формальность, которую нужно соблюсти, чтобы лечь в постель с очередным предметом увлечения, а затем развестись. Должно быть, вы имели в виду именно это?

— Должно быть? — бесстрастно повторил Саймон. — Да, я говорил о формальности. Но не пустой, а о той самой, которую вы якобы воспринимаете всерьез. До конца жизни и так далее. Я знаю, что вы не любите меня, Оливия. — Уголки его рта насмешливо приподнялись. — И вижу в этом определенное преимущество. Я считаю, что брак по расчету имеет гораздо больше шансов на успех, чем тот, который основан на мечтах и иллюзиях.

Лягушачий хор внезапно умолк.

О боже… Он говорил серьезно. У Оливии взмокли ладони и защипало глаза.

Саймон Себастьян просил ее выйти за него замуж. Не для любви. Не для того единственного, что имело смысл. И смотрел на нее так, словно предлагал прогуляться в лес или поиграть в крокет. Для него в этом не было ничего особенного.

Оливия поставила бокал с хересом на маленький овальный столик, поднялась, подошла к открытому окну, оперлась руками о подоконник и посмотрела на отражение комнаты в стекле.

— Почему? — спросила она.

Лягушки заквакали вновь.