Однажды весной

Класс дружно ответил ему:

– Здрасть!

Одна только Ира молчала. Она словно прозрела, вышла из состояния гипноза, в которое ее погрузил злой волшебник Вольдеморт. Неужели еще два дня назад она думала, что влюблена в этого пожилого мужчину с небольшими залысинами у висков? Как же она до сих пор не замечала его полноватой фигуры, старательно спрятанной под прямым двубортным пиджаком. Не видела этой сетки морщин на лбу и возле глаз. Положим, морщинки у глаз оттого, что Кахобер Иванович веселый человек и много смеется. Но морщины – это не шрамы, которые украшают мужчин.

Жестоко? – скажете вы. Да, может быть. Но так, рассуждала не Ира Дмитриева, ученица восьмого «Б», так рассуждала молодость, которая не знает пощады.

А Кахобер Иванович даже не подозревал о том, как безжалостно развенчан и низвергнут с пьедестала. Наверное, это и к лучшему. Он, как обычно, не спеша, прошел к столу, открыл журнал.

– Так, Шустов, прошу к доске, – сказал Кахобер Иванович после краткого анализа отметок.

– Укатали сивку-бурку, – со смешком прокомментировал Максим Елкин, будущее светило науки.

– Что ты говоришь, Максим? – переспросил историк с едва уловимым грузинским акцентом.

– Да меня только и вызывают, – пояснил Борька, с шумом отодвигая стул. – Можно подумать, что Я один такой хороший, – возмущался он, пока плелся к доске.

– Надо было хоть изредка открывать учебник в этой четверти, тогда бы не возникли проблемы, – назидательно заметил Кахобер.

Борька только кисло скривился. – Ответь нам, пожалуйста, – вежливо попросил классный, – в каком году между Японией и Россией был подписан договор, по которому часть Курильских островов признавалась Российской территорией?

– Так он сейчас и вспомнит! – фыркнула Света, толкнув Иру в бок. Ира улыбнулась и согласно кивнула головой. Но Шустов, как ни странно, ответил правильно:

– В тысяча восемьсот пятьдесят пятом году.

– Хорошо, – сказал Кахобер.

Он не заметил, а может быть, сделал вид, что не заметил, как Коля Ежов с помощью специально разработанной системы помогает Шустову заработать тройку в четверти.

– В каком году была опубликована конституция Японии? – последовал следующий вопрос.

Борька проследил за манипуляциями Ежова. – В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, – последовал четкий ответ. Класс восхищенно выдохнул.

– Прекрасно! – похвалил Кахобер, пряча улыбку в пышные усы. – А теперь расскажи нам какие события получили название «революция Мейдзи»? И чем эти события были вызваны?

– Вот теперь точно запендык, – сказала Светка, помирая со смеху.

Ира уже давно перестала рисовать в тетрадке и витать в облаках – события захватывали.

– Ну это… в общем… – Борька честно пытался выжать из себя хоть что-нибудь вразумительное о давних событиях в Стране восходящего солнца, но, как выяснилось, о революции Мейдзи он ничего не знал, а на пальцах о ней не расскажешь.

– Двойка, Шустов, давай дневник, – подвел итог его мучениям Кахобер, взглянув на часы .

– Как двойка?! – возмутился Шустов. – Я вам даты правильно назвал?

– Ну, положим.

– Вот! А это уже на твердую тройку тянет.

– Ты так думаешь?

– А вы у класса спросите, – подначивал Борька, веря, что ребята не подведут.

И вообще у него была разработана своя тактика поведения с учителями. Ее теоретическая часть была проста. Если ты не выучил заданного и тебя вызвали к доске, скажи преподавателю хоть что-нибудь, глядишь, он ответит, так завяжется разговор, который при благоприятном стечении обстоятельств сможет перейти в общую дискуссию. А там и звонок на перемену подоспеет.

– Будь по-твоему, – внезапно согласился Кахобер. Он был человеком покладистым и двойки ставить не любил. – Поставлю тебе тройку. Но к следующему уроку подготовься. Возможно, я тебя вызову.

Шустов засиял, как начищенный самовар. Возможно-невозможно – это еще большой вопрос. А троечка – вот она, в дневничке красуется!

– Внешняя политика Японии в конце девяностых годов, – сказал Кахобер Иванович. В классе восстановилась напряженная тишина. – К доске пойдет Крылова.

Жужжание возобновилось.

– Ты что наденешь на вечер? – шепнула Света.

Ира непонимающе захлопала глазами, а потом сообразила, что соседка говорит о последнем звонке и дискотеке в школе. – Еще не решила, – ответила она.

– Я тоже мучаюсь, – призналась Света, – Собрались с мамулей пройтись по магазинам сегодня, а тут этот тягомотный классный час.

Ира совершенно забыла, что после урока истории их ожидает классное собрание. И никуда не денешься, будешь сидеть как миленькая. А вдруг позвонит Илья… Все ее мысли теперь были посвящены ему, и тут уж ничего не поделаешь. Когда любовь стучится в сердце, трудно – нет что там трудно! – просто невозможно думать ни о чем другом!

7

– Такой обаяшка – и не пристроен! Что-то не верится!

Подобное заявление привлечет внимание кого угодно, естественно, что Вика Смирнова не устояла. Она подошла к окну, где шушукались ее одноклассницы Люся Савченко и Оксана Лапшина. Большая перемена была в разгаре. Гул, гам, тарарам… Но подруг ничто не могло отвлечь, они прилипли к стеклу, как жвачка к подошве.

– Что там такое? – проявила интерес Вика.

– Оцени!

И Вика оценила.

Внизу, на скамейке, сидел атлетически сложенный парень. Красивый, уверенный, невозмутимый, как раз в ее вкусе. – И давно он здесь сидит? – поинтересовалась она.

– Минут десять. Кого-то ждет, – сообщила Люся Савченко.

Это и колобку понятно. Вот только кого?

– Спорим, что я его заарканю? – внезапно решила Вика.

– Спорим, что нет! – Глаза Савченко мгновенно загорелись: она была азартна до самозабвения.

Оксана молчала – решила не ввязываться и быть просто наблюдателем. В лучшем случае разбить спор, сказав, что с разбивщика денег не берут.

– На что спорим? – уточнила Савченко.

– На твою новую эвоновскую помаду, – предложила Вика.

Люся призадумалась, оценивая шансы Вики, признанной красавицы школы: длинные ноги, глаза фиалки и роскошная фигура. Вдобавок к этому – стильный макияж и обновы через день. Да, у такой есть все шансы красить губы ее новой увлажняющей помадой за триста пятьдесят рублей. Но что-то подсказывало Савченко, что на этот раз чары Смирновой окажутся бессильны и ее помада останется при ней.

– Идет!

Внезапно парень вскочил со скамейки, на его лице появилась обаятельная улыбка, и уже через секунду он обнимал… Иру Дмитриеву, эту серенькую неприметную мышку.

– Вот тебе и раз! – выдавила из себя потрясенная Савченко. – А еще утверждают, что мужчины любят глазами.

– М-да, красивые кружева плетет наша скромница, – отозвалась Вика с нескрываемой завистью.

Про кружева это она здорово ввернула, потому что всем было известно, что Ира не только неплохо рисует, но и великолепно вяжет.

– Ну что, потряс я тебя? – Илья неохотно отпустил Иру.

– В который раз! – рассмеялась она радостным смехом. – Как ты здесь оказался?

– Просто раньше освободился, – объяснил он, забирая у нее сумку и забрасывая ее себе на плечо. – Решил подождать тебя возле школы. Ничего? – Что ты! Здорово!

Они вышли за ворота, не торопясь пошли к автобусной остановке. Ире было все равно, что почти полшколы высыпало во двор и смотрит им вслед. Наоборот, она шла, гордо подняв голову, и на ее лице сияла счастливая улыбка. Пусть себе болтают сплетники, если им больше делать нечего. Жаль только, что она не смогла до сих пор познакомить с Ильей Аню и Ваню. Вот и сегодня случай помешал: многие из их класса остались репетировать к последнему звонку, среди них и эта неразлучная парочка. На Ире, как обычно, лежала «заключительная» стенгазета. Ею она занималась дома. – Слушай, Ириш, тут в одном месте дискотека намечается в субботу. Может, сходим? Предложил Илья, когда они вышли из автобуса.

– Хорошо бы, вот только боюсь, что меня родители не отпустят, – честно призналась Ира.