Час зверя

Зах всех перехитрил. Перехитрил, перехитрил! Зазвал сучку-агентшу в свой автомобиль, воткнул дуло своего револьвера ей в брюхо и хорошенько обыскал. Как только он обнаружил подслушивающее устройство в ее блузке, сразу понял, что перед ним коп, и уже не важно, что там она лепетала. С силой нажав на газ, он помчался прочь с этого места. Зах застал их врасплох — прикрытие, какое там было у этой сучки, отстало.

Привез ее в коттедж. Всю дорогу она, не переставая лепетать, держалась своей версии. Она по-прежнему утверждала, что ее зовут Нэнси Кинсед… Отличная работа. Только Иисус знает, как он хотел поверить ей. Пот катил с Заха градом; казалось, все потеряно. Он думал, что попадет в тюрьму. В тюрьму!

То был самый страшный миг в его жизни, главное испытание. Он готовился покончить с собой. Его поддерживала одна только вера в милосердие Божие.

Наконец он вспомнил по свое зелье. У него еще оставался припас под доской пола в детской спальне. Ему и понадобилась-то самая капелька, только успокоиться. Он знал, что нарушает обещание, данное Господу, но подумал — крошечка, не так уж важно. Привязал подосланную девушку наверху в спальне бабушки. Привел в порядок шприц и, стоя на коленях возле кровати, на которой спал в детстве, ввел себе дозу. При этом Зах плакал и молил Христа о прощении.

Наркотик совершил чудо. Через минуту его подхватила огромная теплая волна спокойствия. Весь суетный мир как ножом отрезало, все, за исключением самого Заха, было истреблено космической волей, и он один поплыл, словно облако, в искрящейся бархатной синеве. Мысли пришли в порядок. Фернандо промолчит. Этот урод не станет губить карьеру из-за двадцати пяти тысяч баксов. Свидетельствовать против него может только эта агентша. Она и Кинсед угрожали ему разоблачением. Пока продолжалось действие наркотика, Зах видел все, все связи, он отчетливо различал начала, концы, последствия, погрузился в великий экстаз, космическое единство. Тогда-то он и создал свой совершенный план.

Немедленно приступил к работе. Прежде всего покончил с агентшей, до смерти накачав ее наркотиками. Сперва он только оглушил девушку, надеясь развязать ей язык, получить информацию о направленных против него вражеских действиях. Однако, к несчастью, девушка оказалась крепким орешком. Не пожелала сдаваться. Даже теряя сознание, все еще твердила, что она — Нэнси Кинсед. Даже когда начались галлюцинации, она продолжала свое чириканье. Наконец, испытывая острое отвращение, Зах закачал в нее полный шприц. Этого достаточно, чтобы расплавить любые мозги. Господи, да ее мозги уже варились всмятку, хоть к завтраку подавай, а она все тянула свою песенку! Прямо железная, из нее бы гвозди делать; Зах восхищался ею. Она твердила и твердила свою легенду, пока не ушла на дно. Лепетала: «Нэнси Кинсед, Нэнси Кинсед», когда у нее глаза уже закатились. И осталась лежать, задыхаясь, парализованная наркотиком. Сердце билось все чаще, готовясь лопнуть.

Зах оставил ее умирать. Отравился на поиски подлинной Нэнси Кинсед.

Тут он, усмехнувшись во весь рот, едва не захохотал. В самом деле, приятное воспоминание.

К тому времени наркотик растекся по всем его жилочкам. Зах путешествовал по волшебной стране, все обрело Смысл, ничто не было всего-навсего тем, чем казалось. Страх покинул его.

Водительское удостоверение агентши подсказало Заху адрес подлинной Нэнси Кинсед. Он явился прямо к ней в дом, представился полицейским офицером Туди Мульдоном. Девушка вроде ждала его. Зах поднялся наверх в ее комнату, увел с собой, посадил в машину — фрр! Легче легкого. К тому времени, как они вместе вернулись в коттедж, вся жизнь Заха, его разум, его душа обратились в единую симфонию понимания. Испытывая высочайший подъем духа, Зах привязал Нэнси Кинсед к кровати. Теперь, карабкаясь по ступенькам библиотечной лестницы, он лишь отдаленно припоминал тот восторг, оплакивая его кратковременную, улетучившуюся красоту. Но в тот насыщенный электричеством миг, когда он впервые погрузил нож в плоть рыдающей девушки…

Вновь прозвонили часы на башне. К тому времени, когда братья поднялись на площадку, часы прекратили бить.

Тут Зах остановился. Он стоял наверху лестницы, ностальгически постанывая.

Оливер прошел дальше, в длинное узкое помещение библиотеки. Зах стоял и смотрел на него: знакомая фигура, неторопливые привычные движения. Зах с любовью наблюдал за братом. Оливер вышел почти что на середину комнаты и, понурившись, повесив голову, остановился. По обе стороны от него — бесконечные ряды книжных полок. Над головой, под сводами невысоких арок — головы, лишенные тела, напряженные взгляды, уставившиеся на обоих братьев. До их слуха смутно доносилась музыка карнавала. Расплывались притаившиеся в витражах лица.

И вновь Захари почувствовал, как теплой волной поднимается в нем нежность к Олли. Оливер снова спасет его, как не раз уже делал, с тех пор как все это началось в доме на Лонг-Айленде. Оливер покончит с собой здесь, в библиотеке. Раскаяние после убийства Нэнси Кинсед и агентши сломит его. Револьверный выстрел в упор в его собственном кабинете, ключом от которого владеет только сам Олли. Самоубийство, никаких сомнений. Снаружи ликует толпа, никто не запомнит, входил ли, выходил ли отсюда Зах, лицо которого скрыто под козырьком, а пестрая рубашка — под серым плащом.

Они запомнят лишь Короля Чуму. Сейчас ровно восемь. Под окнами, точно вовремя, пройдет Король Чума. Зах пристрелит брата и помчится вниз, чтобы в тени деревьев у библиотеки поменяться местами с Тиффани. Тиффани в маске-черепе изображала Заха даже перед его приятелями из журнала, и они, и еще десятки тысяч зевак подтвердят: они видели Заха, Короля Чуму, в то самое мгновение, когда прозвучал выстрел.

Темнота помогла Заху скрыть усмешку. Он вновь почувствовал в себе Понимание, мистическую ясность, невероятное, все вмещающее откровение, которое приоткрылось ему в тот миг, когда создавался весь план. Когда Зах звонил Тиффани, чтобы дать ей указания относительно ее роли, он как маленький хихикал от возбуждения, от достоверности всего происходящего. Тиффани ждала в магазинчике за углом, сидела в задней комнате уже закрывшегося магазина, ожидая, пока Зах явится с деньгами. Когда Зах позвонил ей рассказать, что произошло, и изложил свой план, Тиффани впала в истерику. «Этот план плох, он никуда не годен, Захи, — твердила она, — это невозможно, это не сработает, это сумасшествие, это чистое безумие». Просто она не сразу сумела понять, как все складно. Король Чума. Олли. Девушка, убитая в коттедже. На символическом уровне план — само совершенство. В нем столько смысла, символического смысла. «Не забудь! — повторил Зах, и телефон завибрировал от его убедительного, подчиненного ритму голоса. — В восемь часов. Это час зверя. Поняла? Все осмысленно. Теперь-то ты не забудешь? Ты должна прийти. Ровно в восемь. Тогда он умрет».

И вот — час пробил. Из-за пазухи пестрой рубашки Зах вытащил свой кольт. Как это грустно, какая возвышенная печаль! В эту минуту любовь к старшему брату переполняла его сердце. Вытянул руку, нацелив дуло револьвера в спину Олли. Улыбнулся с нежностью. Глаза отсырели от сентиментальных слез.

Оливер обернулся и посмотрел на Заха. Увидев оружие, он замер от неожиданности. Даже в темноте Зах заметил, как Олли приоткрыл рот, услышал, как брат резко, точно в изумлении, перевел дыхание.

Зах улыбнулся еще шире, вложив в улыбку все свои чувства. Покачал головой, рассмеялся, дразня брата:

— Да ладно, Олли. — Его голос с неожиданной полнозвучностью разнесся в тиши библиотеки. — Нечего так смотреть на меня. Ты все знал, с самого начала.

Над верхушками деревьев, под круглой луной, на остром шпиле библиотеки часы отбивали удары. Девушка в маске мчалась туда со всех ног.

Она уже не могла соображать: боль захлестывала ее на каждом шагу, огнем сжигала легкие, била электрическими разрядами в ногах, ныла в спине, и все же руки девушки по-прежнему надежно сжимали револьвер.