Аромат обмана

Она не сама придумала такое место для хранения. Ей рассказала однокурсница, которая ездила отдыхать на Волгу. Недалеко от берега был островок, на котором бакенщик выращивал чеснок. Они плавали туда целой компанией, выкапывали чеснок, прятали в лифчики, а потом возвращались обратно. Чеснок при них, но руками махать не мешает.

Лилька вышла так же тихо, как вошла. Босиком добежала до своего рабочего места и обулась. Вынула флакон, переложила в сумку.

Разве она крадет? Она имеет право хотя бы что-то получить за труды! Много раз она просила Карцеву перевести ее в лабораторию, но та отказывалась.

Что ж, дорогие, любимые, уважаемые! Спасибо вам, конечно, но ей надо торопиться, успеть потрудиться за троих, точнее, за три поколения. Она сама себе бабушка, сама себе мать и сама себе дочь.

Вчера тоже все получилось удачно, с удовольствием вспомнила она. Услышав разговор Евгении по телефону с Дмитрием Павловичем, она решила проследить за ними. Несмотря на физиологию, он умнее тех, у кого растет не только борода, но на груди самые настоящие кущи. К тому же выглядит импозантно, вспомнила она любимое словечко Евгении Тимофеевны. Подслушать разговор не удастся, но она и не собиралась. Хотя до щекотки любопытно узнать — вспомнила свое детское выражение Лилька, про что пойдет речь. Точно ведь не о бычках. Ну и противные, черт бы их пробрал, столько костей! Она поморщилась.

Лилька вчера быстро поймала машину.

— За ними, — скомандовала она старому дядьке, который остановился у обочины, увидев ее поднятую руку.

Он молча рулил. Когда выехали на Дмитровское шоссе, Лилька уже знала, куда ехать.

— Ольгово знаете?

Он кивнул. Немой, что ли, подумала Лилька. Ни слова не проронил до сих пор, только кивал или мотал головой. Когда она открыла дверцу его машины, он наклонился и потер большим и указательным пальцем. Она поняла вопрос — сколько дашь. Ответила. Он покачал головой. Прибавила. Он кивнул. Ну и пускай — немой так немой.

Лилька знала, куда позовет подруга Дмитрия Павловича, эта романтическая натура. Про имение Апраксиных она рассказывала много раз, Лилька даже однажды поехала с ней. Груда развалин, заросших сорняками — и все…

Она увидела их машины там, где и собиралась их увидеть. Лилька не отпустила частника, который ее привез, попросила подождать.

Еще раз похвалила про себя его желтый «Пежо» — сама бы таким порулила с удовольствием! Ничего, придет время, купит себе машину-японку, как балерина-этуаль, о которой прочитала в газете. У нее будет на что, как и у балетной звезды.

Крадучись между деревьями, прижимая к себе фотоаппарат, Лилька наблюдала за парочкой. Как соблазнительно он положил голову на ее плечо! Рука тоже лежит замечательно — если немного изменить ракурс, можно подумать, что он касается ее груди. Достаточно, чтобы поднять всю муть со дна страдающей души, насмешливо подумала она.

Затвор почти бесшумно сработал.

А теперь — срочно обратно. Послать Косте, по электронной почте.

Когда она вернулась к машине, мужчина стоял, привалившись к капоту.

— Два стольника сверху, — сообщил он.

Лилька чуть не упала. Оказывается, он вовсе не немой!

— Это почему? — она остановилась, уперши руки в боки. На шее мотнулся аппарат.

— Ты следила, снимала на камеру, — лениво продолжал он, ковыряя в зубах стебельком травы. — Будешь выставлять его на деньги. Я тебя привез, значит, должна быть и моя доля тоже.

Лилька зашипела:

— Ты откуда упал?

— Не хочешь — лови другого.

Он открыл дверцу машины и уже занес ногу.

Лилька озиралась, как кошка, за которой гналась стая собак. Сейчас они выйдут и увидят ее. Она уже заметила — между деревьями мелькнули желтые брюки Евгении.

— А я ведь тебя им сдать могу, — тихо проговорил мужчина.

Лилька выругалась и села.

— Деньги вперед, — он протянул руку.

Она открыла сумочку, отдала.

— Я думала, ты немой.

— А я твой, что ли?

— Да немтырь, вот я про что.

Он засмеялся:

— Нет, я говорящий. У меня во рту таблетка была. От гаишников. Вчера перебрал, так чтобы не пахло.

Лилька съехала с сиденья пониже — мало ли, разгонятся и засекут ее в машине.

В кабинете компьютерщика, который разрешал Лильке приходить в любое время, она записала картинку на жесткий диск. Теперь отправит подарок прикрепленным файлом прямо Косте в руки. Как сделать его анонимным, ее научил один знакомый, еще по университету — он отправлял картинки рискованного содержания куда-то на север Европы.

Ей так важно было узнать, получит ли Костя этот ее привет. Потому что она, конечно, догадалась, кто звонил Евгении.

17

Ирина Андреевна ждала этого дня, этого часа, но не готовилась к нему. А зачем готовиться, просто надо сказать правду. Вернее, признать ее, когда настанет время.

К ней в кабинет, а не в лабораторию пришла Лилька. Ирина Андреевна взглянула на обувную коробку у нее под мышкой и сразу все поняла.

— Я пришла спросить, — сказала Лилька.

— Спрашивай. — Карцева указала на стул возле длинного стола, который торцом упирался в ее директорский стол. Она нажала на кнопку интеркома: — Я занята, — предупредила секретаршу. Она не хотела, чтобы их прерывали.

Лилька опустила коробку на полированную столешницу, дернула за кончик серого шпагата. Ирина Андреевна догадалась, что Лилька делала это много раз. Потом сняла крышку, вынула конверт. Вытряхнула содержимое на стол.

— Ты нашла, я вижу, — усмехнулась Ирина Андреевна. — Хочешь получить объяснение?

— Хочу. — Лилькины ультрамариновые глаза, не мигая, смотрели на Карцеву, а мелкие кудряшки, в которые она недавно превратила крупные светло-рыжие волны волос, подрагивали на щеках от учащенного дыхания.

— Что ж, Марина не брала с меня клятву унести тайну в могилу. — Ирина Андреевна откинулась на спинку кожаного кресла и, словно уходя из сегодня во вчера, сложила руки на груди. — Значит, у меня есть право сказать. Это хорошо, что ты спрашиваешь сейчас: ты поймешь, ты уже взрослая женщина…

— Женщина? — вцепилась в слово Лилька. Крик вырвался невольно. Не от удивления или протеста, а чтобы оттянуть миг узнавания. Она впилась бы сейчас в любое слово, абсолютно ничего не значащее. Внезапно ей стало страшно.

Но Ирина Андреевна тоже впилась в это слово:

— Конечно, не девушка, причем давно, — хмыкнула она. — Будто я не знаю…

— Моя мать умерла, уверенная в обратном, — сказала со смешком Лилька.

— Марина вообще считала, что все должно быть так, как она думает и хочет.

— Иногда она хотела неправильно, — отозвалась Лилька.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Ирина Андреевна.

— Себя.

— То есть? — попыталась уточнить Карцева.

Лилька тоже сложила руки на груди и слегка ссутулилась, словно закрываясь от чего-то:

— Я не считаю, что моя жизнь — подарок. Если подарок, то мать сделала его себе — меня подарила себе. — Лилька положила руки на стол, ногти сверкали кроваво-красным сильнее полировки стола. Она словно скинула с себя часть груза и ощутила даже некоторую легкость.

— Ты недовольна? — удивилась Ирина Андреевна.

— Конечно, недовольна! — Лилькины красные губы, такого же тона, что и ногти, скривились. Она повторила: — Конечно, недовольна! Для того чтобы выпускать детей на свет, им надо приготовить… жизнь.

— А ты не хочешь сама заняться своей жизнью?

— Я?! Да на это целой жизни не хватит! Сами посчитайте, вы биолог. Сколько лет активной жизни у человека? С двадцати пяти до сорока пяти. Ну, кто-то протянет до полусотни, — добавила она, глядя на женщину с намеком. — А там — финиш. Все эти годы биться, чтобы потом отвалить со сцены? — Она резко засмеялась.

— Но у тебя будут дети. Для того их и рожают, чтобы они…

— Мы с Евгенией уже говорили об этом, — перебила она. — Я сказала ей и вам могу повторить: родители должны не требовать благодарности за свой гражданский поступок, а извиняться. Мол, прости меня, Лилька, но так хотелось, так хотелось, чтобы было все, как у всех…И я тебя родила.