Право на поражение

— Через ворота? — переспросил Виктор.

— Вы действительно издалека, — кивнул староста. — Нет, я больше не спрашиваю, нельзя если вам этого говорить, то и не надо, тем более что вы нас спасли сегодня. Ворота есть в столице. Главные ворота Некроманта. На арку больше смахивает, чем на ворота. Те, кто под ними проходит, превращаются в нежить. Медленно. С болью. Говорят, кричат до одури. Так сильно иногда кричат, что у живых из ушей кровь идет. И такая говорят боль, что они, даже уже мертвыми кричать продолжают, не могут остановиться. Гвардия нынешнего короля, — староста презрительно сплюнул. — Так их и делают. Им сразу после превращения прямо к плоти доспехи прибивают, на голову, на плечи, на позвоночник. Ни пробить, ни убить. Хуже, может, только избранные — некро-рыцари, но тех хоть мало.

— А эти кто? Их, наверное, еще после умерщвления расплавленным оловом заливают? — встрял в разговор Брентон.

— Нет, хуже. Это вообще добровольцы. Те, кто победил на арене. Лучшие воины со всей страны. Обладают правом жить, обладают правом просить умерщвления. И умерщвление им даруется лично Им. Говорят, они после смерти, в отличие от остальных, становятся еще быстрее, еще сильнее, ну конечно — ни убить, ни пробить, ни заставить отступить.

— Арена? — задумчиво спросил Брентон.

— Ага. Состязания идут все время. Больше у столицы, конечно, но даже на окраинах арены построили, и они не пустуют. Как ни странно, дураки находятся, и немало. Иногда и рабов на них гонят, они вроде как и не добровольцы, но куда им деваться. Я ж ни разу не видел, но в городе говорили, что Он каждый сезон с десяток новых рыцарей «посвящает». А они же бессмертные совсем, вот и считайте. Еще дюжина лет, и совсем туго будет. Пока то, я ж говорю, кто их видел, этих рыцарей. Даже гвардия только в столице стоит, короля охраняет. Но с каждым годом их все больше, а нам все хуже. Уходить надо, на болота уходить, раз больше некуда.

— Все, этого в костер. — Виктор поднялся от мертвого тела. Крестьяне копались вилами в золе, пытаясь убедиться, что после погребения не осталось несгоревших трупов. Остальные уже вовсю собирали пожитки. Эта деревня казалось странно слаженной, шустрой и боевитой. Или, возможно, она просто стала такой под правлением некроманта. Похожие поселения Виктор видел на западной границе, у берегов Хагона. Те крестьяне тоже были такими — хмурыми, сосредоточенными и быстрыми на сборы. Орки научили их быть такими на несколько поколений вперед.

Староста махнул рукой, подзывая своих родичей, и несколько крестьяне утащили последний труп на уже подготовленное ложе из дров.

— Ну а вы куда дальше? — спросил старик.

— Пока не знаем, — качнул головой Виктор. — В столицу бы нам, конечно, посмотреть самим, что да как. Только вот непонятно пока как. Там живые хоть остались, в столице, или только скелеты да мертвецы?

— Остались, конечно. И много еще осталось. Слышал — некоторым там даже по нраву новая власть пришлась. На арену зрителей приходит — не протолкнуться. Только вот все больше людей метки себе ставят. Им за это даже платят, вишь. Вот и получается, что скоро никто спокойно к Лодочнику уходить не будет — сначала к некроманту в услужение.

— Ну, давайте. Мы уходим. Вы тоже не задерживайтесь. Костер был большой, мало ли кто на огонек спешит. Удачи вам, и побольше хороших рецептов блюд из лягушек.

— Ну и вам удачи. Чую я, непростые вы наемники, таких только самые богачи нанять могут. Думаю, непростое дело вам дали. А по тому, как вы мертвечину не любите, желаю, чтобы оно удалось вам все выполнить.

Магу снился сон. То самое бескрайнее поле, только теперь на нем не было демона и его врага. Без их громадных туш поле казалось пустым и еще более бесконечным. Без звона мечей тишина начинала звенеть.

В этом сне, внутри него, маг грезил. Дуб, ветвь которого он сломал когда-то в детстве, пытаясь добиться благосклонности учителя, то появлялся, то исчезал на горизонте. Так далеко — что маг не мог его видеть. А если и мог, то никогда не смог бы определить — греза это или реальность, удаленная настолько, что может быть приравнена грезе.

Круг некромантов появлялся у него за спиной. Они стояли молча, уставившись в самый центр своего миража. Какое-то заклинание, из тех, что можно сделать только вместе, плелось там в абсолютной тишине.

Но это было за спиной, и маг не мог сказать, стоят ли его враги-друзья-помощники, утаптывая пшеницу, или ему это только кажется. Как отделить грезу от реальности, если ты не можешь повернуться? Можно сделать любимых тебе людей бессмертными — для этого надо только уйти от них, оставить их навечно. И, пока ты не увидишь их могилу, они будут жить вечно — ведь ты не видел их мертвыми.

Некроманты пели немую песню, пытаясь ему помочь. Как могли его враги стать друзьями? Чей коварный замысел они исполняли, втираясь к нему в доверие? Что хотели ему объяснить те, кого не было за спиной? Какое желание мага исполнить?

Каждый осколок первозданного хаоса дрожал, меняя картины грез, зовущих мага. Его зрение туманилось, и порой ему казалось, как через осколки, лишь слегка приминая колосья, мчится тень рыси. Но не было самой рыси — поэтому это тоже был только бред. Как тень могла мчаться без того, что загораживает путь свету? И, если уж на то пошло, откуда могла взяться тень, если на всем бесконечном синем небе этого мира, до самого горизонта, уходящего даже за пределы этой бесконечности, не было солнца?

Как тишина могла звенеть настолько сильно, что болели уши? И как в эту тишину мог вплетаться рев медведя? Откуда в мире колосьев взяться медведю? И его рыку в полной тишине? Откуда взялась эта греза?.

И почему фокус глаз мага все время плыл, как будто он находился в чужом теле, к которому никак не мог приспособиться?

И не главная ли эта греза — отсутствие демона? Как он мог отсутствовать, если этот мир всего лишь его часть? И может быть, демон здесь, никуда не делся, но маг просто не видит его — потому что сложно разглядеть самого себя?

Хаос оставался, он никуда не исчез, просто уютно устроился глубоко в сознании мага. Восторгом, колосьями пшеницы, далеким горизонтом хаос лишь напоминал о себе. Давал власть над тем, что не дозволено простым смертным. Подарок демона или проклятие, но оно было с ним, с магом. Часть демона — и был маг. Может быть, он был рожден только для того, чтобы быть хранителем частички древней силы. Или демон возник, вырос, жил и сражался, а потом ждал несколько вечностей подряд — только для того, чтобы маг что-то понял.

И тень рыси шепнула сквозь тишину: «Я с тобой».

И в рыке медведя послышалось отчетливое: «Мы рядом».

И маг знал, что это единственное, чему можно верить. Потому что это было единственным, во что он хотел поверить.

Они шли открыто по дороге, ни от кого не таясь. Все пятеро. Брентон лишь слегка прикрывал мага, идя на пару шагов впереди, а остальные, наоборот, шли сзади, чтобы иметь возможность быстро защитить тыл или рассредоточиться по краям дороги, пока пустынной.

Встречные не увидели бы лишь Фантома и Молнию, прикрывающих фланги. Сейчас им приходилось пробираться меж деревьев, но ни тому, ни другому было не привыкать. Возможно, конечно, Даниэлю было все же чуть легче, все же он всегда был рейнджером, а Ким начал учиться двигаться по лесу лишь в западных чащах, вместе со всеми.

Пока дорога оставалась пустой, Виктор тихо подводил итоги:

— Тут все запущено значительно сильнее, чем думалось нашему королю. Грегор сказал, чтобы мы лишь разведали — и мы разведали. Но если возвращаться сейчас, то это бесполезная разведка.

— Больше через ту пещеру не попрусь, — хмуро заявил Мугра.

— Вот-вот. Обратно еще надо дойти. А там зима. Да и что после зимы? Перевалы как были завалены, так и остаются. По подземным пещерам войско не проведешь. А если проведешь, то какое должно быть войско, чтобы тут что-то сделать? А некромант, тот, в столице, растет в силе. Пауки на наших дорогах, твари в море — чем больше я смотрю, что происходит здесь, тем больше думаю, что это все лишь отголоски его силы. Он бы и рад ее спрятать до поры до времени, но даже не может, так насосался. И данью этой он обложил Сунару не просто так, как пить дать.