Адъютант его превосходительства

Эти хорошо известные факты в устах Лациса приобретали выразительность и силу.

– И все-таки мы с этим справляемся, трудно, но справляемся. И уверен

– справимся!.. Но есть участок работы, который мы еще недостаточно нала­дили. Это – разведка.

В кабинете стало тихо, лишь Фролов несколько раз осторожно чиркнул спичкой, разжигая погасшую папиросу.

Лацис легкой походкой прошелся до окна, мельком устало взглянул на купола, вернулся, присел напротив:

– Я имею в виду не войсковую разведку, в которой вы, как говорил мне товарищ Фролов, служили на фронте.

– Да, в германскую командовал ротой разведчиков в пластунской бригаде генерала Казанцева, – сообщил Кольцов.

– Знаю… В данном же случае речь идет об иной разведке.

Мы, по существу, ничего не знаем ни о силах противника, ни – о его резервах. Боремся с ним вслепую. А нам нужно знать, что делается у него в тылу. Какие настроения… Вот с такой разведкой дело у нас пока обсто­ит неважно. Все, что мы сейчас имеем, – это в основном донесения под­польщиков. – Лацис здесь сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность после­дующих слов. – В тылу белых работают воистину замечательные люди. Во многих городах уже появились подпольные большевистские ревкомы, созданы партизанские отряды, ведется большая подрывная и агитационная работа, но возможностей для квалифицированной разведки у них мало. Нам нужны люди, которые могли бы внедриться во вражескую офицерскую среду. Вы понимаете, к чему я все это говорю?

– Да, Мартин Янович. Товарищ Фролов меня вкратце информировал, – тихо произнес Кольцов.

– Мы намерены предложить вам такую работу, – спокойно сказал Лацис. Кольцов какое-то время сидел молча. Он – понял, что сегодня держит,

может быть, самый трудный в жизни экзамен. Ведь слова Лациса «мы должны, мы обязаны выстоять» обращены и к нему…

– Вы хотите что-то сказать? – Лацис в упор смотрел на Кольцова, и Па­вел не отвел глаз, спокойно произнес:

– Я военный человек и привык подчиняться приказам.

– Это не приказ, товарищ Кольцов. Это – предложение.

– Я рассматриваю его как приказ, – упрямо повторил Кольцов. – Приказ партии!

Лагун одобрительно улыбнулся.

– Все подробности обсудите с товарищем Фроловым. – Он коротко взгля­нул на часы, встал: – К сожалению, на три часа у меня назначена встреча, и уклониться от нее или перенести я никак не могу. Поэтому прошу изви­нить и желаю успеха! – Лацис проводил их до двери, еще раз крепко, по-дружески пожал Кольцову руку и повторил: – Да-да! Желаю успеха! Он сейчас для нас так важен, ваш успех!

После ухода гостей Лацис несколько минут стоял у окна. Нет, он не лю­бовался собором. Он собирался с мыслями: в три часа ему предстояло при­нимать иностранных журналистов…

Ровно в три – ни минутой раньше, ни минутой позже – Лацис сам вышел в приемную, где его дожидались из нетерпеливого любопытства приехавшие раньше назначенного времени корреспондент английской газеты «Таймс» Ко­лен и обозреватель французского еженедельника «Матэн» Жапризо. Несколько смущенные, – все-таки первые из газетчиков в самой Чека! – они последо­вали за Лацисом в кабинет. Обоих иностранцев кабинет председателя ВУЧК откровенно разочаровал: они ожидали увидеть нечто мрачное, нелюдимое, а увидели обыкновенную комнату с самым обыкновенным столом и стульями. И как всегда бывает при встрече с обыденным, привычным, все сомнения и страхи пропали, они почувствовали себя непринужденно и почти смело нас­только, что стали с нескрываемым любопытством разглядывать хозяина каби­нета.

Ничего в нем не было ни таинственного, ни устрашающего. Им даже нра­вилось, что обличьем и манерами он походил на людей их круга. Они оба не были новичками в своем деле, за долгие годы репортерского труда им при­ходилось интервьюировать недоступных премьер-министров и коронованных особ, выдающихся ученых и всемирно знаменитых писателей, удачливых ко­миссаров полиции и не менее удачливых преступников, так что ранги и ти­тулы, равно как самые блестящие, так и рожденные скандальными сенсация­ми, уже давно перестали быть предметом их репортерского поклонения или трепета.

Но эта встреча была совершенно иного рода. Она обещала небывалую сен­сацию.

Прежде всего впечатляло само учреждение-Чека, о которой по страницам западных газет катилась зловещая молва. А человек, с которым предстояло им беседовать, стоял во главе этой железной организации здесь, на Украи­не, и, следовательно, был наделен, по привычному разумению журналистов, неограниченной властью над тысячами людских жизней.

И вместе с тем эта власть каждый день могла рухнуть. Колен и Жапризо немало поколесили по этой взбудораженной стране, правда, на фронт они – так и не сумели попасть, но и того, что удалось им повидать, было пре­достаточно для твердого приговора: наспех сколоченная республика больше­виков обречена. Она вся – во власти разрухи и бесхозяйственности. И бе­зусловно, в самое ближайшее время рухнет. Гибнущей, по их представлению, новой русской государственности могло помочь лишь животворное экономи­ческое влияние с Запада. Но журналисты твердо знали, что никакой помощи, даже мизерной, не будет.

Как же в этой обстановке поведет себя главный чекист всей Украины? Разумеется, профессиональная деликатность, журналистская этика не позво­лили господам журналистам включить в круг своих вопросов прямой: на что вы, большевики, надеетесь? А так хотелось спросить! Задать вопрос и пос­мотреть, как будет реагировать этот неприступный чекист. И в то же время они рассчитывали, что их проницательная опытность, несомненно, поможет им найти в любом ответе Лациса интересующий их смысл. Затем, придав это­му ответу нужную форму, они подадут его как сенсацию. Важно, чтобы Лацис много говорил. Надо так построить беседу, чтоб главный чекист разоткро­венничался – тут его можно и подловить.

Но первой неожиданностью для них была внешность Лациса, его манера держаться, вести беседу – в общем, весь облик и линия поведения этого человека. О да, конечно, они не верили тем своим не в меру впечатли­тельным и нервным коллегам, которые представляли чекистов эдакими людое­дами, дикарями в кожаных куртках и с заряженными наганами в руках. Одна­ко они ожидали увидеть человека, в котором его происхождение из низов не сможет нивелировать никакой высокий ранг. А тут все иное – внешность Ла­циса никак не вписывалась в этот предварительный портрет. Тонкий мужест­венный профиль, выказывающий в Лацисе умный и сильный характер. И глаза тоже поразили господ журналистов: чего в них было больше – спокойствия, ироничной насмешливости, уверенной основательности? Такой человек, судя по всему, стремится видеть вещи такими, каковы они есть в действи­тельности, а не такими, какими хотелось бы ему их видеть.

Лацис, как надлежало хозяину, первым нарушил почтительное молчание журналистов. И к тому же заговорил с журналистами по-английски:

– Как себя чувствуете у нас, господа?

– О, мосье, хорошо! – заулыбался Жапризо. – Мы увезем самые теплые воспоминания.

– И неплохой материал для своих газет. Не правда ли? – в свою очередь улыбнулся Лацис.

– Объективный, – корректно вставил Колен, а про себя подумал: «Похо­же, что чекист берет инициативу в свои руки. Не мы его интервьюируем, а он нас!»

Лацис остро посмотрел на Колена, лицо его посуровело.

– На страницах вашей газеты последнее время печатается особенно много небылиц о Советской России. Недавно в одном из номеров я прочитал даже, что русский народ ждет не дождется, чтобы его поскорей завоевала Англия.

Колен сидел подтянутый, сдержанный и не без ехидцы заметил, смело глядя на правоверного чекиста:

– Мистер Лацис, это пишут русские.

– Кого вы имеете в виду? – быстро спросил Лацис.

– За границей сейчас много русских. Очень много. А у нас печать – де­мократическая. Вот и пишут…

– Вот вы о ком… Но, господа, вы ведь понимаете, что эти русские, равно как и воюющие в армиях Деникина и Колчака, давно потеряли право говорить от имени русского народа, став наемниками у вас, иностранцев: у англичан, французов, американцев… Ведь победи вы, никакой «единой, не­делимой России» не будет. – Лацис с усмешкой посмотрел на Колена: – Для вас, я полагаю, не является секретом конвенция о размежевании зон влия­ния между союзниками. По этому документу в английскую сферу входят Кав­каз, Кубань, Дон… – Лацис перевел взгляд на Жапризо, торопливо писав­шего в блокноте – А во французскую включены Крым, Бессарабия, Украина. Я не говорю уже о землях, на которые зарится Япония, и о претензиях Амери­ки.