Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 76



Можно предположить, что просьба Михаила Павловича Бехтерева о служебном переводе из села Унинского в город Глазов была удовлетворена без обычных проволочек, так как оказалась на столе начальника почти одновременно с утвержденными 26 апреля 1863 года «царем-освободителем» Александром II «Правилами полицейского надзора над лицами, обнаруживающими вредные политические устремления». «Правила» включали Вятский край в число 28 отдаленных российских губерний, которые официально утверждались «местами политической ссылки». Среди 72 городов, входящих в состав этих губерний и указанных в «Правилах» как «подходящие» для проживания там ссыльных, оказался и Глазов. В этих городах полиции надо было обеспечить должный надзор над сосланными, поэтому в них расширялся штат полицейских чиновников. Только в городах Вятской губернии, где предполагалось дополнительно разместить 185 политических ссыльных, количество штатных должностей по министерству внутренних дел увеличивалось на 39 единиц; часть из них предназначалась городу Глазову. К приему прибывающих не по своей воле «гостей» надо было быстро подготовиться, а для этого требовалось без промедления заместить открывшиеся штатные вакансии.

Разработка «Правил» о политических ссыльных была обусловлена ростом в начале 60-х годов XIX века революционно-демократического движения в России. Подписанные императором Александром II 19 февраля (в день его восшествия на престол) 1861 года «Манифест» и «Положения», в которых сообщалось об освобождении крепостных крестьян, не оправдали крестьянских надежд на «полную» волю. «Освобождение» должно было осуществиться в течение двух лет, при этом земля, обрабатываемая крестьянами, оставалась у помещиков. Это вело к тому, что «освобожденные крестьяне» на неопределенный срок оказывались в тисках экономической кабалы, зависимость их от землевладельцев оставалась практически незыблемой. Даже министр внутренних дел Валуев писал в своем дневнике после выхода «Манифеста»: «Он не произвел сильного впечатления в народе и по содержанию своему даже не мог произвести этого впечатления…» В редакционной статье «Колокола» значение «Манифеста» было определено короче и куда ясней: «Народ царем обманут». И народ это понимал. Как писал позже В. И. Ленин: «Крестьяне в большинстве губерний коренной России остались и после отмены крепостного права в прежней безысходной кабале у помещиков. Крестьяне остались и после освобождения «низшим» сословием, податным быдлом, черной костью, над которой измывалось поставленное помещиками начальство, выколачивало подати, пороло розгами, рукоприкладствовало и охальничало… Но падение — крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самого искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу».

Только за 1861 год на Руси было 1859 крестьянских волнений. Наиболее крупные бунты имели место в селах Кандеевка (Пензенская губерния) и Бездна (Казанская губерния), они окончились кровавым «усмирением», во время которого сотни крестьян были убиты и ранены. Несправедливость и жестокость, проявленные правительством по отношению к народным массам, вызвали возмущение русской интеллигенции. Демократически настроенное студенчество проявляло себя опасным для самодержавия «возмутителем спокойствия». Антиправительственные выступления студентов временами приобретали четкую политическую окраску. Так было, например, во время панихиды-демонстрации, устроенной студентами Казанского университета в связи с похоронами крестьян, расстрелянных при подавлении бунта в селе Бездна.

В ответ на студенческие выступления правительство отреагировало репрессивными мерами. В середине 1861 года им вводятся «временные правила», ограничивающие доступ в университеты молодежи из разночинцев. Студенты протестовали. В результате в сентябре в Петербургском, Московском и Казанском университетах прекратились занятия. 25 сентября 1861 года в Петербурге состоялась первая в России уличная демонстрация, организованная студентами. В результате — избиение демонстрантов, аресты студенческих вожаков, массовые исключения из университета.

Герцен, Огарев, Чернышевский, Шелгунов явились вдохновителями группы революционеров-разночинцев, создавших в 1862 году тайное общество «Земля и воля», в центральный комитет которого вошли братья Николай и Александр Серно-Соловьевичи, А. А. Слепцов, H. H. Обручев, поэт-сатирик В. С. Курочкин. Программой общества были требования обобществления земли, самоуправления крестьянских общин и создания выборного правительства.

Летом 1862 года были закрыты отражавшие взгляды демократически настроенной общественности журналы «Современник» и «Русское слово», арестованы Н. Г. Чернышевский, Д. И. Писарев, Н. А. Серно-Соловьевич и некоторые другие революционные демократы. Все это вызвало возмущение общественности. Обстановка продолжала накаляться. Новая волна возмущения захлестнула студенческие круги. К тому же в ночь на 23 января 1863 года началось давно назревавшее восстание в Польше. На его подавление были брошены войска. Пленные осуждались на казнь, на каторгу, в ссылку…

Уже в 1863 году ссыльные студенты и участники польского восстания появились и в городе Глазове, куда только что перебралась семья Бехтерева. Позже попавший сюда же в политическую ссылку из кипящего событиями Санкт-Петербурга Н. Г. Короленко назовет этот город «ненастоящим»: «ненастоящая торговля, ненастоящий покупатель, ненастоящее ремесло и ненастоящий заказчик. Самый город выходит ненастоящий, и жизнь его как будто призрачная, чего-то ожидающая…»



Н. Г. Короленко характеризовал Глазов как «типичный городок северо-востока. Два-три каменных здания, остальное все деревянное. В центре полукруглая площадь, лавки, навесы, старинная церковка, очевидно пришедшая в негодность, а рядом недостроенное здание нового храма, окруженное деревянными лесами…

Подальше от центра домишки окраины подходят к ельничку, сосняку, который, вырастая вверх по реке, становится спокойным дремучим бором». Короче, как сказал писателю о Глазове смотритель вятской тюрьмы, «городишко плохонький, что толковать».

Приезжающих в него ссыльных в одном из немногих каменных домов, занимаемых полицейским участком, встречал чиновник с впалыми щеками, который то и дело покашливал, прикладывая ко рту большой клетчатый платок. Записав в книгу необходимые сведения, он охотно советовал, где можно подешевле устроиться на квартиру, как найти приработок к тем 15 рублям в месяц, которые казна отпускала на содержание ссыльного, успокаивал и подбадривал отчаявшихся.

Как-то один из ссыльных, участник польского восстания (фамилия его осталась неизвестной, а звали его все просто по имени — паном Казимиром), был приглашен Михаилом Павловичем домой к воскресному обеду. Гость вел себя за столом непринужденно, хозяйку он покорил изяществом манер, хозяина и детей — занимательными рассказами о Париже, где ему пришлось провести несколько лет, о родной Польше, о недавно отгремевших боях между восставшими и войсками, направленными царем на их усмирение. В последующем он стал время от времени захаживать в дом Бехтеревых на огонек. Мария Михайловна встречала его всегда радушно, старалась накормить и обогреть. Когда все собирались за самоваром, разговоры велись и о новинках техники, и о книгах, и о самобытной природе вятского края. Пану Казимиру захотелось сделать что-то приятное гостеприимным хозяевам, и он предложил позаниматься с их шестилетним сынишкой Володей. Мальчик оказался любознательным и смышленым учеником, к тому же наделенным великолепной памятью. Заниматься с ним было необременительно, и пан Казимир вскоре начал готовить своего подопечного к поступлению в гимназию. От предложенной ему платы категорически отказался, но мелкие услуги, которые оказывал ему хозяин дома, принимал охотно. Так, он теперь мог не являться систематически на регистрацию в полицейский участок. Присутствие пана Казимира в Глазове удостоверялось заочно.

Летом из Вятки в Глазов приезжал старший сын Бехтеревых Николай, к тому времени уже обучавшийся в гимназии. Он много и охотно рассказывал о своих товарищах, об учителях, о создававшемся при Вятской публичной библиотеке естественноисторическом музее. Особенно тепло Николай отзывался о директоре гимназии Иване Михайловиче Глебове. Иван Михайлович по-отечески относился к гимназистам, был справедлив, демократичен, боролся с формализмом в преподавании. Много позже, в 1911 году, на праздновании столетия Вятской гимназии, будет отмечено, что период с 1856 по 1866 год, когда гимназией руководил Глебов, представлял собой «самое благородное, возвышенное ее время».