Страница 19 из 40
– И – всё?
– Да.
– Тогда – спасибо тебе, девочка!
– А!… – сказала Татьяна, и глаза у нее сделались на минутку зелеными: – Думали, не хочу ли привязать Ивана?
Тетя Варя засмеялась очень весело:
– Не то, что думала…
И Татьяна засмеялась так же весело и громко, закончила за нее:
– Но частично предполагала!
– Ну, прости! Понимаешь, ты совсем и решительно ни в чем не ошибаешься. Все у тебя выходит будто само собой, просто, естественно и умно. И – по-доброму!
– Не надо, – выговорила Татьяна, – перехвалите – загоржусь! – и покраснела.
– Ну вот! – удовлетворенно закончила тетя Варя. – И работать на заводе ты начала хорошо, и с учителями я вашими говорила, и с одноклассниками, с Леной… – Помолчала, а мы с Татьяной опустили головы. – И с Игнатом говорила, и с Пастуховым. А ты все письма отца мне дала? – вдруг спросила у Татьяны.
Она кивнула, а я сказал:
– Вам бы, тетушка, следователем по особо важным делам работать.
– А ты, дылдушка, сначала своих детей вырасти! И у меня опять стеснилось в груди, так похоже у нее это получилось на мамино!
Тетя Варя неожиданно густо покраснела, замолчала. И мы с Татьяной молчали, хотя я и не очень понимал, что, собственно, происходит.
– Зарегистрироваться вам надо, – выговорила наконец тетя Варя.
Удивительно громко иногда стенные часы тикают. И трамваи очень громко тормозят на повороте, противотоком, наверно, они тормозят.
– Нам восемнадцати еще нет, – тихо-тихо сказала Татьяна.
А неглупо это придумали – тормозить противотоком.
– А когда исполнится восемнадцать? Тебе. Ему-то я знаю, что через полгода.
– Я младше его на четырнадцать дней.
Великая это сила – электричество! Доискаться бы, кто именно его открыл?
– Родители знают?!
– Нет.
А может, тебе, Ваня, заодно поискать и изобретателя колеса?
– Варвара Ивановна, если вы думаете…
– Смотри, Танька, чтобы родителей дождаться! А вот мама так бы никогда не сказала! Все-таки на заводе человек погрубее, чем в школе, из-за этого, что ли? Но ведь мы с Татьяной на заводе…
– Хорошо, Варвара Ивановна.
– А эти письма Валентина писала его отцу. Всю свою жизнь писала, последнее – накануне смерти.
А где, интересно, по мысли тетушки, я в данный момент нахожусь?… Накануне смерти?! Встал, взял письма со стола, спрятал в шкаф, где документы лежат, даже закрыл дверцу, ключ в карман положил.
– Там у меня, между прочим, пальто висит, – уже по-другому проговорила тетя Варя.
– Извините! – побагровел, открыл дверцу, ключ в ней оставил, затоптался на месте.
– Сядь!
Сел.
– Смотри на меня!
Стал смотреть.
– Что ты про него знаешь?
– Зина, то есть Зинаида Платоновна, как-то сказала мне по секрету, что он живет в Москве, его новая жена работает буфетчицей, у нее дочь от первого брака Вера.
– Всё?
– Всё… Да, он работает шофером. Теперь всё.
– Ну, Таня?!
– А что?… Я Ивана люблю, а не его! – Я все не мог поглядеть на Татьяну, а она вдруг выговорила шепотом: – Валентина Ивановна в известном смысле сделала для меня столько же, сколько и мои родители: она открыла мне мое призвание! – Татьяна сопела, как Светка.
– Ну, так вот что я вам должна сказать, ребята.
Надо, чтобы вы это знали, поскольку жить начинаете. Семен Семенович Егоров – мужчина красивый, по-своему незаурядный, вот за эту его незаурядность, как я понимаю, Валентина его и любила. Не знаю, что бы он мог сделать в жизни, возможно, и многое мог бы, но – он не любит и не умеет думать! Как я понимаю, из-за этого они и расстались. Если уж есть в тебе искра божья, как говорится, то будь любезен отыскать ее в себе! А Сёмка перепробовал тысячи специальностей, деньги шли приличные. Ну, и загостил человек в жизни. Валентина была из тех, которые переживают про себя, на люди горе свое не выплескивают, но уж когда она назвала сына Иваном в честь нашего отца, многое мне стало понятно! Да… Но, видно, даже Валентина ничего не смогла с Сёмкой сделать, если решилась расстаться с ним, растить сына без отца.
Тетя Варя долго молчала, смотрела в окно, и лицо у нее было печальным и красивым, какое бывало иногда и у мамы, да раньше я не знал из-за чего.
Татьяна вдруг молча взяла меня за руку. Тетя Варя вздохнула, посмотрела на нас, сказала:
– Сёмка совершенно спился, с работы его выгнали, в новой семье у него от этого – нелады, к нам с Григорием он приходит часто, буквально побирается. Если явится к вам, гоните в шею, ясно?!
Татьяна молчала.
– Да, – сказал я.
Тетя Варя смотрела на Татьяну.
– Ты будь ему не только женой, но и матерью, – как-то просительно, почти жалобно выговорила тетя Варя. – Хоть на первых порах, а, Танечка?
– Я люблю его.
– Ах, умная девка! И ведь, пожалуй, опять все сказала!… – Встала, подошла к нам, поцеловала Татьяну, потом меня. – Ну вот… Теперь я могу уехать. Сегодня, билет уже в кармане. Провожать пойдете?
Мы с Татьяной молчали. От испуга, наверно. Только я со страхом прислушивался к новому и удивительно счастливому ощущению, которое постепенно, короткими и сильными толчками заливало меня.
– Только не говорить потом, что это я вас поженила!
И эти слова тети Вари будто окончательно подтвердили, назвали, что теперь – это можно!
– А где жить будете? – И сама испугалась, сказала уже поспешно и строго: – Родителей дождаться, Танька!
– Я им телеграмму дам.
– Никаких телеграмм!
– И отцу, и маме.
– Тогда – не уеду!
– Хорошо.
– У вас отпуск уже кончился, – сказал я.
– Очередной возьму, я в этом году еще не была!
– Железный вы человек, тетушка!
– Какая уж есть. Вы ведь, надеюсь, всю жизнь собираетесь прожить? Или ты, Танька, отца с матерью обидеть хочешь, а?
– Всё! – сказал я. – Мне тем более послезавтра – в институт.
– Таня?!
– Обещаю, Варвара Ивановна.
– Ну, а теперь – прошу ужинать! Проголодалась я что-то. – И пошла на кухню.
Мы с Татьяной молча сидели на стульях, как и раньше.
– Я пельмени сварила на скорую руку, – говорила тетя Варя, входя в комнату с кастрюлей. – Ну, и чай, конечно.
Я собрался с последними силенками, встал, начал доставать из буфета хлеб, резать его. И Татьяна встала, тоже подошла к буфету, долго доставала из него тарелки, вилки, ножи. А когда положила их на стол, мы вдруг встретились глазами. Хорошо хоть тетушки в это время в комнате не было, опять вышла, на наше счастье. Я находился как во сне…
Вдруг обнаружил, что за столом у нас сидят Вить-Вить и Зинаида Платоновна, она даже купила большой и красивый торт по случаю отъезда тети Вари. И все не мог поглядеть на Татьяну, и без этого знал, что она делает и даже – что думает, хоть и молчит. Тетя Варя и Пастуховы все время разговаривали, и отдельные слова я понимал отлично, а вот общий смысл – никак не мог ухватить.
Потом оказалось, что за столом сидят Игнат Прохорыч и его жена Мария Александровна, учительница географии. Разговор был общий, мы с Татьяной даже что-то отвечали, когда нас спрашивали, но ни вопросов, ни ответов я тоже не помню. А когда вдруг стало тихо, и долго было тихо, Игнат Прохорыч сказал:
– Пусть ребята пойдут погуляют, а?…
– Зачем? – сказала Зина. – Не надо.
И опять было тихо, пока тетя Варя не вздохнула:
– Ну что ж, пусть выйдут.
И мы с Татьяной, все не глядя друг на друга, тотчас взялись за руки, спустились на один марш лестницы, стали смотреть в окно. Оно было приоткрыто, из чьей-то квартиры во двор лилась негромкая, печальная и красивая мелодия из «Шербургских зонтиков». Я слушал, слушал, и вдруг подумал: а может, и у нас с Татьяной получится так же неудачно, как у героев этого фильма, когда она не дождалась его, вышла замуж за другого. А после и он женился, и оба они несчастны. Это очень хорошо и полнее любых слов передавалось музыкой. Покосился на Татьяну. И по глазам ее понял, что и она чувствует то же самое.