Страница 45 из 57
Пока Микела рассказывала свою историю, я пытался представить двух обнаженных женщин в доме на море. В комнате, еде на полу валяется раскрытый чемодан, набитый туфлями на высоких каблуках, летними сандалиями, баночками с кремом, поясами и платьями… Я возбудился от одного только образа этого чемодана. Ее рассказ распалил меня. Вечером, когда я ее трахал, у меня перед глазами стояли две загорелые девушки. Я видел, как они целуются, как они трогают друг дружку, и все остальное. Мне безумно нравились эти картинки. К тому же Веронику я мог вообразить себе такой, какой мне хотелось, а Микела была здесь, рядом со мной.
— А ты в последнее время не виделась с Вероникой?
— Нет. Я знаю, о чем ты думаешь. Ни за что! А ты со своим другом встречался? Как его звали?
— Андреа. Скажем так: я у него увел игрушку, а он у меня, спустя несколько лет, невесту. Мы с ним давно уже не виделись.
— Ну… по крайней мере, вы квиты.
— Да, но игрушка, в конце концов, не невеста.
— Речь идет не о невесте или игрушке, а об измене. Как я понимаю, вопрос стоит в другой плоскости: доверяешь ты другу или нет.
Не помню, убедила ли меня Микела, но, возможно, она была права. Сейчас я думаю так же, как она.
— Сколько в твоей жизни наберется людей, с которыми ты перестал разговаривать? Не считая Андреа.
— Наверное, одна-две женщины, которые обиделись на меня.
— Список не очень устрашающий.
— А у тебя?
— Мой бывший жених, почти муж, и все ею семейство.
— В общей сложности — незначительные потери убитыми и ранеными.
Вот так мы болтали о нашем прошлом, потом Микела пошла на работу, а я, как всегда, отправился гулять по Нью-Йорку. Пообедал я в «Chelsea Market» на 9-й авеню, между 15-й и 16-й улицами. Чудесное место! Едва туда заходишь, как тебе сразу хочется купить все, что ты видишь, не говоря уже о ресторанах и барах, которые там находятся. В разное время я побывал в мясной лавке-ресторане «Frank`s Fine Meats», Chelsea Thay». К этому списку следует добавить кондитерские «Amy`s Bread» и «Fat Witch Bakery», где однажды я попробовал вкуснейшее шоколадное пирожное с орехами.
На этот раз я пошел в «Lobster Place», рыбный магазин, где можно заказать обед и съесть его, сидя за столиком напротив большого аквариума. Для таких любителей рыбы, как я, это просто рай. Я взял суши и порцию гигантских королевских креветок.
Отобедав, я позвонил Микеле, потому что увидел афишу нью-йоркской филармонии, где вечером шел концерт из произведений Рахманинова и Шумана.
— Ты не хочешь пойти?
— С удовольствием.
— Как ты думаешь, мне стоит купить приличный костюм?
— Разве в этом есть необходимость? — удивилась Микела.
— Мне было бы приятно, если бы мы пришли в филармонию в элегантных вечерних нарядах.
— Ну что же… у меня есть вечернее платье, а тебе костюм покупать необязательно. Можешь взять его напрокат, на вечер.
— Верно, я об этом не подумал. Тогда принарядимся?
— Да.
— Я заеду за тобой в восемь часов, Обещаю, я буду потрясающе выглядеть.
Так мы и поступили. Я взял напрокат черный костюм, надел его и поехал на такси к ее дому. Увидев Микелу, я был потрясен. На ней было длинное красное платье с открытой спиной и тонкое ожерелье на шее. Когда она села в такси, мне захотелось бросить эту затею с филармонией и поскорее вернуться в спальню. Ложбинка в вырезе платья выглядела восхитительно.
В Микеле мне нравилось то, что с ней можно было пойти куда угодно — ив убогую забегаловку, и в шикарное заведение. Без всяких проблем. Сегодня на ней могли быть дорогие туфли на шпильках, а завтра простенькие кроссовки — от этого ее сущность нисколько не менялась. Я всегда мечтал о такой женщине, и в те дни она была рядом со мной.
Музыка взволновала нас. Когда оркестр заиграл Вторую симфонию, Микела взяла меня за руку. Так обычно делают дети в кино, когда им страшно. И действительно, исполнение было настолько мощным, что мы оба испытали нервное потрясение.
После концерта мы вернулись домой, и, едва переступив порог, я овладел ею, не снимая одежды.
22.В ВАННЕ (…осталось два дня)
Наступило утро пятницы. Мой самолет улетал в воскресенье. До моего отъезда оставалось два дня.
Я ночевал у Микелы. Когда я проснулся, она уже ушла на работу. На столике лежала ее записка; «Подумай о том, насколько бедной была бы наша жизнь, не сумей мы стать самими собой. То, что я воображала, блекнет по сравнению с реальностью. До встречи. Твоя жена Микела. P. S. Во сне ты похож на ребенка».
Одно слово в записке было зачеркнуто. Я стал смотреть бумагу на свет, чтобы понять, что она зачеркнула.
Я давно заметил, что зачеркнутое слово интригует больше остального текста. Я далек от того, чтобы думать: дело здесь в правописании. Наверное, человек написал что-то слишком откровенное, а потом зачеркнул. Скорее всего, так поступила и Микела.
Идти мне никуда не хотелось, поэтому я еще два часа провалялся в постели. День выдался неприветливый. В этом городе погода меняется очень часто. Пасмурно, идет дождь, а через минуту уже появляется солнце. Вблизи залива перемена погоды зависит в основном от направления ветра. Когда холодно, но безветренно, ты чувствуешь себя вполне комфортно и дышишь полной грудью. А стоит подуть ветру, как тысячи иголок впиваются тебе в лицо. Интересно, смогла бы жить в Нью-Йорке моя бабушка с ее метеозависимыми ногами?
Той ночью я видел сон. Вообще-то видел его уже не в первый раз — он преследует меня с детских лет. Как будто я нахожусь на спортивной площадке у нашей приходской церкви. Я знаю, что должен пробить одиннадцатиметровый удар. Ворота пустые, без вратаря, но за воротами стоит отец и смотрит на меня. Я боюсь промазать. Чаще всего я просыпаюсь до удара, но иногда все-таки бью по мячу. Я уже почти тридцать лет выполняю этот штрафной удар и ни разу не забил гол. Мяч обычно летит мимо ворот, но бывает, останавливается у самых ног отца…
Чтобы занять себя, я включил телевизор. Шла реклама Цена всех рекламируемых товаров оканчивалась на цифру 99. Шесть долларов и 99 центов, девять долларов и 99 центов, девятнадцать долларов и 99 центов….
Единственным моим делом на тот день было вернуть костюм, взятый напрокат. Потом у меня появилась одна идея, и я послал SМS Микеле: «Можешь сегодня вечером после работы зайти ко мне в гостиницу?»
Через пять минут я получил от нее ответ: «О’кей. Я потом позвоню тебе. Постараюсь быть к семи. Сегодня работаем без обеда. Сижу на скучном совещании. Пусть ты меня не видишь, но знай, что свое платье я надела только для тебя».
Чуть позже я вышел из дому. Сдав костюм, я перекусил на площади Святого Марка и отправился купить набор дюбелей, свечи и губку. Когда я принимал душ в квартире Микелы, то обратил внимание, что всякая ерунда (гель для душа, шампунь и прочее) стоит у нее на полу. Вернувшись с прогулки, я попросил у консьержа дрель и повесил в душе полку. Теперь я мог свободно помочиться под душем, не опасаясь, что струя попадет на флакон. Полупустые флаконы такие звонкие, что все время боишься, как бы тебя не застукали за этим занятием.
У Микелы было много моющих средств. В доме у некоторых женщин невозможно понять, чем можно помыться, — повсюду, одни кремы и бальзамы для волос. Однажды я случайно помылся бальзамом, и что вы думаете? — распушился, как плюшевая игрушка. В волосах на лобке птички могли вить гнезда.
Закончив мужскую работу, я снова отправился в город. Никаких конкретных целей у меня не было. По дороге я подумал, что поступил опрометчиво. Вдруг Микела рассердится из-за того, что я; повесил полку, не спросив ее разрешения? Вдруг решит, что я нахально распоряжаюсь в ее доме, и потребует закончить игру раньше срока? Чтобы не развивать в себе паранойю, я отогнал к черту назойливые мысли.
Гуляя по Нью-Йорку, я часто оказывался в тех местах, где мне уже приходилось бывать вместе с Микелой. Они казались мне важными точками, определявшими мой спонтанный маршрут. Я чувствовал себя туристом, впервые посетившим территорию любви. Гигантский город на берегу Атлантического океана стал для меня метафорой душевных переживаний. Я и раньше бывал в Нью-Йорке, но конечно же знал его лишь поверхностно. Точно так же поверхностно до встречи с Микелой я знал и свой внутренний мир, и мне приятно было делать открытия.