Инка

Укрепленная в бою за каждого, обратившегося к ней, Инка сначала стала подозревать, что животные произошли от людей. Чуть позже она убедилась, что некоторые наиболее ядовитые и опасные представители фауны напрямую трансформировались из истеричных служащих банков и фирм, из очарованных собственным интеллектом мужчинок, из капризных девиц, увешанных рубинами и бриллиантами.

Боясь возразить драгоценным клиентам, Инка разрешала им попрекать и прикрикивать, повышать голос, чавкать, звонить во все концы планеты по мобильнику, громко и долго советоваться с родственниками и знакомыми, швырять на стол шарфик, подпиливать ногти, воровать ручки и строить глазки.

Со временем она убедилась: национальность – такая же условность, как возраст. На самом деле, обнаружила Инка, люди образуют своими повадками разные племена. Племя бородатых, ворчливых мужчин дало начало обезьянам-крикунам. Племя тихих, но стервозных бабенок постепенно превращается в птиц-громовников [5]. У народа жаб – длинные ноги и большие животы, а у народа грифов женщины – служащие государственных учреждений. Народ ленивцев выдают оплывшие от пивка лица и медленные, задумчивые движения. Будущие муравьеды любят копнуть глубже и выведывают все до мелочей, а предки агути без перерыва что-то жуют и неожиданно перескакивают с одной темы на другую.

Иногда по утрам Писсаридзе собирал всех подчиненных в кабинете. Он так долго что-то объяснял, так утомительно говорил, что все присутствующие впадали в томительное оцепенение. Вскоре в головах сотрудников турфирмы образовался беззвездный вакуум, в котором сиплый голос Писсаридзе настоятельно разъяснял, что нужно говорить клиентам и как выбираться из иных переплетов. Во время этих утомительных собраний Инка старалась затеряться за спинами коллег, закрывала лоб ладошкой-козырьком и безмятежно дремала, досматривая отнятую будильником серию утренних снов. Но даже ей было трудно справиться: настойчивый, медленный голос просачивался в сознание. Вскоре Инка немела и, парализованная голосом, не могла ни двинуть рукой, ни пошевелить ногой. Изнывая от тоски, она сидела, теребила в кармане узелок с косточками кролика, и добрый дух зверя спасал ее от чар Писсаридзе, от подступающих слез. Незамысловатая мораль Писсаридзе крепко западала в коллективное бессознание. В конце собрания из кабинета выплывали два десятка зомби. Весь последующий день они были масками, за которыми прятался призрак Писсаридзе, а из уст послушно изливались его фразы.

Однажды на пороге возникла парочка студентов, из тех, кто не поддается пониманию. Инка тут же подметила: они влюблены друг в друга, от этого разнеженные и глупые, а значит, их легко будет обвести вокруг пальца. Принадлежали эти новые посетители к народу, дающему миру зайчиков разных расцветок и размеров, а также кроликов домашних и диких. Присмотревшись внимательнее, Инка смогла определить безошибочно – предки горбатых зайцев [6]. Скинув и чудом не царапнув нос секретарши рюкзаками, они кое-как уселись вдвоем на один стул, одарили Инку десятком дурацких улыбок, которые означали дружелюбие и взывали о помощи. Дальше хором, то слаженно, то вразнобой, прерываясь на поцелуи и чмоки, горбатые зайки стали объяснять издалека, что обычно путешествуют автостопом, ибо это самый прекрасный, по их мнению, вид передвижения и к тому же дешевый. Они долго расписывали прелести магистралей Италии, потом, наконец, окончив экскурс в бывшие путешествия, горбатые зайки напряглись, прижали ушки, потому как перешли собственно к делу. Они сбивчиво, судя по бегающим глазкам, что-то приврали про знакомых в сети, про забронированную в Хельсинки гостиницу, и было совершенно непонятно, зачем они пришли, чего хотят.

Инка почувствовала только, что можно не так старательно выгибать спину, сменила служебную улыбку на произвольное, скучающее выражение лица, но, несмотря на это, голова уже здорово трещала от болтовни. Еще десять минут разглагольствований, объятий, щипков и умоляющих улыбочек прояснили, что зайки хотят получить визу. Инка неожиданно для самой себя нахмурила брови и голосом предсказателя бед отрезала:

 – Мы – туроператор и предоставляем пакет услуг, если хотите, могу предложить готовый недельный тур в Финляндию, включающий перелет, проживание, экскурсионную программу и сувениры, – выпалив эту удручающую фразу, Инка сначала затихла, весьма довольная собой. Но вдруг с тревогой она поймала себя на том, что говорит словами чужими, что она – маска, за которой прячется и ухмыляется Писсаридзе. Испугавшись, что потеряла остатки собственной воли, что в голове у нее – беззвездный вакуум, населенный лишь указаниями хозяина, его требованиями и командами, Инка окинула приунывших заек понимающим взглядом и тихо, шепотом, чтобы никто не расслышал, добавила от себя:

 – Ладно, может быть, я смогу вам чем-то помочь.

Зайки покидали турфирму обнадеженные, веселые, они целовались, обнимались, галдели и зачерпнули из вазочки по горстке бесплатных леденцов. Инка с неясной грустью одинокого существа смотрела им вслед, она была довольна, что сегодня победила гипноз Писсаридзе, вырвалась из поля его влияния, но это далось нелегко. Теперь она была выжатая и усталая, как косуля, которую преследовал волк, но не догнал.

Вечером на улице ползла усталой зверушкой с работы, в мятых джинсах и натянутой на них шотландке в оранжевую и лиловую клетку. От утомления и голода встреча со Звездной Пылью казалась Инке совершенно реальной, и она панически боялась разочаровать астронома несвежестью своей футболки и отвратительной фиксацией геля.

Утомленная работой, она иногда прожигала субботы в поездках на кольцевом трамвае. За десять кругосветок по городу ей удавалось перебрать, как ягоды, все «за» и «против» и принять решение относительно незабываемого синего пончо, которое пылится и привлекает моль в антикварной лавке недалеко от Никитских ворот. Инка ехала, выхватывая из окна старенькие дома, похожие на обглоданные косточки, отыскивая затерявшиеся, как бусины, кинотеатры, медленно исчезающие, древние, навсегда погасшие вывески, пыльные дворики, площади и скверики, еле-еле шаркающих бабулек-мумий устало трусящих по своим делам диких собак. Часто взгляд ее натыкался на бездомных бродяг, от одного вида которых омут сознания становился кислым: наверняка давно без приюта эти полу-люди, выставленные из дома какими-нибудь хитроумными путешественниками и авантюристами, эти забитые существа, обреченные умирать как дворовые кошки, на улицах, в негреющих, замусоленных хламидах. Наблюдая все это, Инка лишь убеждалась в том, что есть где-то Новый, лучший Свет и живет где-то там девушка, может быть, она знает испанский, и ее уже повысили по служебной лестнице или даже стремительно подняли в лифте на другой ярус здания. Возможно, она рисует всякие съедобные фрукты и овощи, уже потрудилась приобрести загранпаспорт и облепила его до безобразия визами. Короче говоря, что-то в ней есть такое особенное, не похожее на этих людей в трамвае и на то, что пишут газеты и журналы, колонна которых шатается и грозит обвалиться в уборной. Что-то есть у той далекой девушки снаружи и внутри, что позволяет ей удивлять даже очень старых друзей и знакомых.

В летние субботы Инка, набив сумку пледом и бутербродами, отправлялась на пикник к прудам, где, заслонившись от непрошеных взглядов журналом, сидела в сарафанчике, поглаживала щетину травинок, запивала бутерброды кровью малины и наконец-то выплескивала накопившуюся нежность – обнимала каштаны.

Она бродила по улочкам с облупленными зданьицами, разыскивая, нет ли среди них незнакомой, достойной и подходящей, чтобы поскорей затеряться. Но улочки были знакомые, шумные и пыльные. Инка разочарованно мыла в фонтанах виноград и ела его на ходу, рискуя свалиться с двадцатиметровой колодки босоножек.

5

Птицы – громовники. В ряде мифологических систем птицы или крылатые существа, вызывающие грозу, связанные с небесными божествами или Луной. Наибольшее распространение представление о птицах – провозвестниках грома получило в Сибири и Северной Америке.

6

Горбатые зайцы, или агути (Dasyprocta aguti), – млекопитающее рода грызунов золотистой или красноватой окраски, с выгнутой спиной и очень коротким хвостом. Обитают в тропических лесах Южной и Центральной Америки. Представление о «лунном зайце» широко распространено в Северной и Центральной Америке, а также в Китае и Японии. В ряде культур заяц ассоциировался с Луной, так как именно его часто видят в узоре лунных пятен. Подобные представления встречаются у бушменов, у индейцев Северной Америки и Мексики, в Индии, Китае и Японии. Заяц нередко выступает посредником между человеком и лунными божествами, которые, в свою очередь, ассоциируются с возрождением и бессмертием (Луна – вечно умирающая и вновь рождающаяся). По представлениям древних китайцев, лунный заяц обитает на Луне, где в ступке толчет порошок бессмертия.

А у бушменов есть такой миф: в начале времен, когда Заяц был человеком, у него умерла мать, и он так громко причитал о ее смерти, что его услышала Луна. Она просила его успокоиться, обещая, что его мать оживет. Но Заяц не поверил, и в наказание Луна ударила его, раздвоив губу, и превратила в животное. А люди с тех пор потеряли бессмертие из-за недоверия Зайца. Согласно другому бушменскому мифу, в разных вариантах распространенному по всей Африке, Луна послала Зайца к людям, чтобы сообщить им, что отныне они, подобно ей, будут возвращаться к жизни после смерти. Но Заяц перепутал послание, сообщив людям, что они будут умирать и никогда не воскреснут. Луна в наказание раздвоила Зайцу губу, а люди стали смертны.