Страница 45 из 47
– Это еще что за новости! – удивилась Карен.
– Ничего, придет время – люди успокоятся, – сказал Якоб, – а пока еще город бурлит. Я и то уже думал сегодня, что никогда не доберусь домой. Каждый прохожий останавливал меня, чтобы пожать мне руку и похлопать меня по плечу, а ребятишки даже требовали, чтобы я дал им автограф. И еще какая-то красавица бросилась мне на шею.
– Ну и дела пошли! – рассмеялась Карен. Она вдруг ощутила острый прилив счастья. – Но, пожалуй, долго так продолжаться не может, – сказала она.
– Слава богу! – пошутил Якоб. – В следующий раз я прикачу домой на машине – второй раз мне не выдержать такой осады.
– Верно, до ночи мы тебя не увидим? – спросила Карен.
– Да, навряд ли. Сегодня с утра мы начинаем аресты изменников родины и кончим с этим делом не раньше вечера. Можешь прислать ко мне Мартина, пусть принесет мне чего-нибудь поесть, он живо меня разыщет, мы ведь покамест разбили наш штаб в его школе.
Слушая рассказ Якоба о ночных событиях, семья дружно уминала хлеб, присланный ей в подарок.
– А не надо ли нам поскорее написать Вагну, чтобы он приехал домой? – спросила Карен.
– Ах ты боже мой, чуть не забыл рассказать тебе самое главное, – спохватился Якоб. – Вагн-то наш сидит в школе и допрашивает арестованных предателей. Он заносит в протокол их фамилии и биографические данные, затем выясняет, какие преступления они совершили, а они стоят перед ним навытяжку и от страха готовы в штаны наложить. Теперь они держатся тише воды ниже травы. После допроса Вагн сообщает каждому предателю, что его, гада этакого, на рассвете расстреляют.
– Ой, ну зачем же он это говорит! – воскликнула Карен.
– Правильно говорит! – возразил Якоб. – Он, конечно, не станет их расстреливать, хотя они лучшего и не заслуживают. Нет, пусть их судит настоящий суд. Но постращать их малость не грех, сами-то они сколько издевались над людьми!..
– Неужто Вагн не забежит домой? – Я не дождусь, когда увижу его! – сказала Карен.
– Не горюй, я пришлю его к тебе под вечер! – пообещал Якоб.
Бросив взгляд на часы, он заторопился – пора возвращаться в штаб. Красный Карл отпустил его всего лишь на час.
Уже надевая пиджак, Якоб сказал:
– Послушай, Карен, а ведь неплохо бы нам теперь вернуться домой, на старую квартиру. Вещички наши в два счета сложить можно. Пожалуй, я пришлю тебе машину этак часиков в пять, мы зараз и перевезем весь наш скарб. А пока что Мартин поможет тебе складываться.
– И то правда! – обрадовалась Карен. – Хорошо бы вернуться домой! Вот только вид отсюда больно красивый. Я уж к нему привыкла. Но ничего, и в нашем старом доме, на заднем дворе мы заживем как надо!
Тут кто-то постучал в дверь. Вошел дядя Вигго, всем своим видом изображая радостное волнение. На руке у него красовалась повязка, точно такая же, как у Якоба, – ее носили все бойцы Сопротивления.
– Добрый день, вернее, доброе утро, – поправился он с улыбкой. Затем лицо его вдруг стало серьезным. Схватив обеими руками руку Якоба, он с чувством пожал ее: – Спасибо тебе за все, что ты сделал для людей, Якоб, – проговорил он. – Спасибо…
– Ну что ж, на здоровье, – ответил Якоб.
– Дорогой друг, – продолжал дядюшка Вигго, – я полностью признаю, что прежде был недальновиден и не сумел так быстро разобраться в обстановке, как ты! Не сразу я понял, что активная борьба – единственное средство спасти страну от фашистской диктатуры!..
Эти высокопарные слова повергли в смущение всю семью – никто не знал, что на это отвечать.
– Хочешь кофе? – спросила Карен.
– С удовольствием, дорогая, спасибо!
– Ну, мне пора, – сказал Якоб. Было видно, что его радостное настроение омрачилось.
Вигго услужливо отворил ему дверь.
– Понимаю, – сказал он, – тебя зовет долг! Я тоже скоро отправлюсь выполнять свой долг! – При этом дядя Вигго снова улыбнулся.
Глядя на дядюшку Вигго, Мартин подумал, что он больше всего сейчас похож на перетрусившего школьника, только что узнавшего, что ему все-таки вывели тройку, и ужасно довольного этим, потому что могло ведь быть гораздо хуже…
– Как же вам жилось все это время, Карен, милая? – спросил Вигго.
– Какая разница, – ответила та, – теперь все это уже позади!
Налив брату кофе, Карен села напротив него и, подперев руками голову, спросила:
– А скажи-ка на милость, когда ты успел заслужить такую повязку?
– Заслуги бывают разные, – неопределенно промямлил Вигго.
– По-моему, ты просто притворщик и нахал, Вигго, – сказала Карен.
В комнате стало вдруг совсем тихо. Мартин продолжал возиться с постельным бельем, которое надо было побыстрее свернуть и увязать в тюк. Дядя Вигго уставился в чашку, сжимая ложку побелевшими пальцами.
– Однако злой у тебя язык, сестра, – проговорил он.
– Правда глаза колет, – сказала Карен. – Конечно, я сестра тебе, но все же я еще не ослепла. Муж мой – добрый и честный человек, а потому мне сейчас особенно хорошо видно, какой ты подлец.
Заглянув сестре в глаза, Вигго побледнел еще больше, но Карен не отставала.
– Ты всегда был слабохарактерный, Вигго, – продолжала она, – но с тех пор как ты стал водиться с нашими местными бонзами, ты стал еще и вертким и скользким, как угорь, – видно, от них заразился. Когда-то я радовалась, что ты перестал пить, но, пожалуй, ты все же больше нравился мне, когда был пьянчужкой; тогда мы хоть знали, чего от тебя ждать!..
– Не понимаю тебя!.. – замотал головой дядя Вигго.
– Неправда, – перебила Карен, – ты все отлично понимаешь! И я скажу тебе: придет день, когда ты снова не захочешь знаться с теми, кто, не щадя своей жизни, сражался с немцами!..
– Уверяю тебя: я готов признать – и делаю это совершенно искренне, – что коммунисты показали себя лучшими защитниками демократии…
– При чем тут коммунисты! – воскликнула Карен. – Да и кому нужны твои уверения, Вигго! Я ведь слишком хорошо знаю тебя и вижу тебя насквозь. Никчемный ты человек!
– Я прекрасно понимаю, Карен, что ты слишком много пережила и нервы у тебя не в порядке. Но я вовсе не хочу ссориться с тобой, ты же моя единственная родня, – отвечал дядя Вигго.
– Тебе следовало бы знать свое место! – заключила Карен. – Сегодняшний праздник не для тебя и не для твоей компании!
– Возможно, ты права, – сказал Вигго, – да только я… из самых добрых побуждений…
Вскоре после этого он ушел. На лице его не осталось и следа от прежнего восторженного выражения.
После ухода Вигго Карен с Мартином энергично взялись за упаковку вещей, чтобы можно было уехать, как только придет машина. В полдень Карен приготовила бутерброды и послала Мартина отнести их отцу.
– Здесь так много еды, что он сможет поделиться с Вагном, – сказала она.
Солнце, уже стоявшее высоко на небе, жарко припекало. На другом конце улицы Мартин увидел большой грузовик, окруженный плотной толпой.
– Что случилось? – спросил Мартин у какого-то паренька.
– А тут в доме один гад живет, сейчас его выведут, – ответил тот.
Толпа волновалась. Из передних рядов понеслись крики:
– Сволочь! Собака! Предатель!
Из темноты парадного вынырнул высокий человек, за ним вышли два вооруженных парня. Человек шел с поднятыми руками; казалось, они застыли в судороге, а голова почти совсем ушла в плечи.
– Уберите его к чертовой матери, пусть не поганит нашу улицу!
– Расстрелять его на месте!
Ухмыльнувшись, парни переглянулись и слегка подтолкнули арестованного вперед. Он был в черном костюме и рубашке без воротничка, в глазах его застыл ужас, он еле передвигал ноги, страшась приблизиться к разъяренной людской толпе. Один раз он даже с умоляющим видом обернулся к одному из сопровождавших его парней и тихо шепнул что-то. Мартин протиснулся в самый первый ряд, на какую-то секунду его глаза встретились с глазами предателя, но тот сразу же отвел взгляд. Мартину стало так противно, точно он прикоснулся к дохлой крысе. Он долго молча глядел вслед арестованному. Рядом с ним люди кричали: