Укус ящерицы

– Кроме шуток, Сильвио. Все здесь. Фотографии. Отчеты. Я могу отправить их тебе прямо сейчас. Если хочешь. Разумеется, если у тебя совещание и все такое, то извини, мешать не стану. У каждого свои приоритеты.

Сильвио колебался, не без оснований подозревая, что это еще не все.

– Два замечания, – сказал он. – В произвольное самовозгорание я поверю тогда же, когда примирюсь с существованием оборотней. Во-вторых, ты сейчас в Венеции. То есть на положении обычного туриста. У тебя нет никакого права заниматься расследованием загадочных смертей, какими бы сверхъестественными причинами ни объясняли их местные знатоки. Большинство людей наступают на дерьмо случайно, ты же для этого готова перейти улицу. Отвратительная привычка.

– Меня просто попросили посмотреть!

– Кто?

– Фальконе.

– А, черт! Только не говори, что ты снова связалась с этими тремя мушкетерами!

– К твоему сведению, связалась я только с одним.

Присутствие в ее жизни Перони все еще не давало Сильвио покоя. Похоже, чувства остыли не совсем.

– Ладно. Позволь задать прямой вопрос: ты еще не спятила?

Может быть, подумала Тереза. И первое доказательство – время, потраченное на ту псевдонаучную чушь, что подсунул ей Този.

– А что ты имеешь против произвольного самовозгорания?

– То же, что и против реинкарнации. Или алхимии. И то и другое – полная чушь.

В темноте прорезался лучик света. Бывали моменты, когда ей хотелось обнять Сильвио ди Капуа. Иногда даже случайно брошенное им замечание давало толчок ее воображению.

– Без алхимии не было бы химии, – заметила она. – Ты ведь ко всему прочему еще и химик, а значит, должен знать.

Сильвио чуть слышно выругался. Тереза, как всегда, ткнула пальцем наугад и попала в точку. Алхимики, может быть, и начинали как шарлатаны, но их труды не пропали даром – из них выросла новая наука. Стекловары вроде Арканджело тоже были в некотором смысле алхимиками. Людьми со своими тайнами связанными узами секретности, имеющими дело с загадочными субстанциями, меняющими очертания окружающего мира.

– То есть я хочу сказать, что смерть этого человека трудно объяснить какой-то иной причиной, кроме произвольного самовозгорания. Вопрос в следующем: что случилось на самом деле? Как это могло произойти?

– Так обратись к местным специалистам! – возмутился Сильвио. – Они для того и существуют!

Тереза вспомнила, как ловко привлек ее к делу Фальконе. Хорошим трюком не грех воспользоваться.

– Ты прекрасно понимаешь, что до тебя им далеко. У тебя такой опыт. А они медлительны. Им недостает воображения. Это Венеция, а не Рим. Когда речь заходит о настоящем преступлении, они все равно что дети малые. Полиция здесь только туристами и занимается, – долбила она, морально готовя себя к большой лжи. – Можешь мне поверить.

– Я знаю, к чему ты клонишь. Собираешься задействовать наши ресурсы. А про проверку не забыла? Порядок помнишь? Как, по-твоему, я объясню начальству, что занимаюсь чужими делами?

Тереза уже собрала вместе все присланные Този фотографии и документы, добавила кое-что от себя, набрала домашний адрес Сильвио и стукнула по клавише – «отослать».

– Я тут кое-что тебе отправила. Почитай. Вникни. И сообщи, как нам побыстрее со всем этим разобраться. Времени у тебя много. До завтра.

– До завтра? Какого…

Тереза дала отбой раньше, чем до нее докатился поток изощренных проклятий.

Алхимия. Химия. Химический анализ. В изысканиях Този зияла большая черная дыра. Дыра, в которую никто как следует не заглядывал, потому что все делалось в спешке, под нажимом. Делалось другим Този, который, очевидно, тоже не горел желанием докапываться до истины. Но без тщательной, кропотливой работы смерть Уриэля Арканджело оставалась бы загадкой, цепляющей ее непроверенными возможностями и дразнящей потайными углами. Люди не загораются без всякой на то причины. По крайней мере в ее мире так не бывает. И ей необходимо довести дело до конца.

Медицинские детали тоже следовало принимать в расчет. Беременность Беллы уже направила мысли Фальконе в определенное русло. Но Терезу интересовал Уриэль. Несчастный, лишившийся обоняния Уриэль. Если бы кто-то смочил его фартук бензином…

У нее не было ничего, кроме предположений, и просить о еще одной услуге она не могла. Если бы коллега-патологоанатом обратился к Терезе с подобной просьбой, она послала бы его куда подальше. И все же Альберто Този был джентльменом.

Дозвониться удалось лишь с десятой попытки. Старик, как ни странно, вовсе не корпел над уликами и не ломал голову, пытаясь раскрыть загадку смерти венецианского стекловара, а преспокойно пил кофе с булочкой.

– Профессор! – бодро приветствовал ее Този.

– Пожалуйста, называйте меня просто Терезой. Если, конечно, я смогу называть вас Альберто.

– Конечно.

Она уже решила, что действовать лучше всего напрямую, делая вид, что речь идет об обычном, ничего не значащем запросе, пустяке, в котором не отказывают.

– Мне нужен образец фартука и одежды Уриэля. И кусочек дерева с пола. С того места, где его нашли. С обожженного участка. Размер значения не имеет. Я собираюсь срочно отправить их в мою римскую лабораторию. – Тереза вспомнила, с каким почтением Този отзывался о современной технике. – У нас там новый аппарат, – на ходу придумала она. – Что-то вроде спектроскопа. Позаимствовали у американцев. Хотим проверить, прежде чем принимать решение о покупке. Было бы чрезвычайно полезно протестировать материалы, побывавшие в огне.

Пауза.

– Разве у вас в Риме нет ничего подходящего? Видите ли, дело весьма необычное и…

– К сожалению, ничего подходящего нет, а аппарат будет у нас только до среды. Вы знаете этих американцев. Они и меня обвинят в разглашении государственной тайны, если узнают о нашем разговоре. Я, конечно, не хочу мешать вашей работе, но поймите, Альберто, лучшей возможности по достоинству оценить эту игрушку у нас не будет.

Този колебался.

– Если мы ее купим, я с удовольствием приглашу вас как-нибудь к себе в лабораторию.

Тереза услышала, как звякнула чашка.

– Этот аппарат… Что именно он делает? – дрожащим от волнения голосом спросил Альберто Този.

– Он… он… – Черт! Что за дурная привычка задавать человеку вопрос в самый неподходящий момент?! – …Он просто творит чудеса. Подождите и сами увидите.

Глава 8

Коста был готов взорваться от злости. Вопросы, которыми они с Перони забрасывали братьев, возвращались короткими, грубовато-отрывистыми ответами. Братья даже не пытались увиливать. Возможно, им действительно нечего было сказать. В конце концов Нику осточертело дышать сигаретным дымом, которым окуривал его Микеле, и он, извинившись, вернулся в мастерскую. Работа там продвигалась быстро, и, судя по всему, производство должно было возобновиться в ближайшее время. Залатанную печь уже обвивала новая сияющая труба.

Он прошелся по литейной, пытаясь, по совету Фальконе, представить себя на месте Уриэля: перед огнедышащей печью, где рядом с плавильным тиглем лежит охваченное пламенем тело жены.

Практические вопросы.

Их нужно учитывать. Так сказал Фальконе.

Ник огляделся. Могли ли они пропустить что-то накануне? Трудно сказать. Пол подмели и вымыли. Мусор с затерявшимися в нем возможными уликами вынесли. Картина, которую столь усердно подсовывал им остров – а может быть, и весь город, – оставалась на месте: мучимый раскаянием и умирающий рядом с телом жертвы Уриэль.

Коста подошел к плотникам, только что поставившим на место новые двери. Выглядели они довольно хлипкими и вряд ли могли выдержать более двух ветреных зим. В отличие от рабочих, занятых в особняке, плотники пришли за быстрыми деньгами и задерживаться надолго не собирались. Судя по всему, они облегчили себе задачу, просто скопировав старые двери: взяли пару толстых деревянных панелей около четырех метров в высоту, соединили с помощью внушительного врезного замка и повесили на старые петли, удержавшиеся на месте даже тогда когда пожарные пробивались в литейную с топорами. С причала доносились голоса братьев – Микеле и Габриэль говорили о стекле, химикалиях, временном и температурном режимах, как два кулинара, делящихся секретами старинных рецептов.