Укус ящерицы

Их взгляды встретились, и в ее глазах Фальконе прочел сомнение.

– Может быть, зависть родила ненависть. Я думала об этом, когда он появлялся здесь. Пьяный. С Беллой. Иногда они кричали друг на друга. Я не вмешивалась. Хотя, наверное, следовало. Озлобленный, ожесточившийся человек. Не хотела бы попасть такому под горячую руку.

Фальконе поднялся и посмотрел в окно на железный мостик. Проникнуть незаметно на остров было бы нетрудно. Перелезть через забор или подвести лодку к причалу примерно за час-полтора до Пьеро Скакки. Оставался вопрос с ключами. Кто-то запер дверь мастерской снаружи, оставив Уриэля Арканджело с подпиленным ключом. Другими словами, обрек на смерть.

– Расскажите что-нибудь еще, – попросила Рафаэла. – Я ведь была с вами откровенна. Расскажите. Переступите границу. Может быть, я сумею помочь.

Фальконе уже прокрутил в уме возможные последствия и решил, что терять нечего.

– Белла была беременна, – бесстрастно сообщил он. – Узнала примерно неделю назад. Уриэль отцом быть не мог. У нас есть данные из медицинской карты. Установить, кто отец, сейчас уже невозможно.

Рафаэла Арканджело зажмурилась, закрыла лицо руками и глухо застонала.

Фальконе по привычке наклонился и положил руку ей на плечо.

– Мне очень жаль, – тихо сказал он и только теперь понял, что Рафаэла права: дело это сугубо частное, глубоко личное. И ему еще нужно подумать, как обращаться с таким материалом. – Я думал…

Она подняла голову. Смахнула слезы.

– Думали, что я знаю? Но это же безумие, Лео. Три жизни. За что?

Фальконе моргнул. Жара в Венеции не такая, как в Риме. Влажно, душно, тяжелый запах с лагуны – у него кружилась голова. Силы уходили с потом, мысли разбегались. Он скучал по Вероне, где работал с коллегами примерно одного возраста. Через это расследование проходила нить, и инспектор знал, что должен отыскать ее. Кто-то убил Уриэля и Беллу Арканджело, и улики вроде бы указывали на то, что Белла в некотором смысле сама навлекла на себя несчастье.

– Ребенок… Она могла сказать кому-то…

– Она могла сказать отцу. – Похоже, Рафаэла уже все для себя решила. – И…

Взгляд ее метнулся к окну и остановился на двух мужчинах внизу.

Главой семьи был Микеле, но что это означало на самом деле? Полагалось ли ему быть в курсе всего происходящего? Фальконе не знал.

– Мне нужно поговорить с братьями.

Инспектор последовал за ней – через стареющий, ветшающий особняк по темному лабиринту коридоров с затянутыми паутиной канделябрами, в которых обитали перегоревшие лампочки, – вслушиваясь в эхо торопливых, убегающих шагов.

Глава 7

В одном Този оказались правы: информации о случаях произвольного самовозгорания было предостаточно. Десятки сумасшедших, скептиков и псевдоученых спешили высказаться по теме, подкрепляя свою точку зрения ссылками на тот или иной случай. Два часа ушло только на то, чтобы просеять гору сообщений, отобрать то немногое, что представлялось полезным, и просмотреть документы, присланные Анной Този посредством современного чуда, электронной почты. Когда от лавины обрушившихся знаний начала кружиться голова, Тереза вышла из квартиры Ника Косты, купила в ближайшем магазине за углом пиццу и бутылку воды и, вернувшись, тут же села к компьютеру. Потратив уйму времени и засыпав клавиатуру крошками, она так и не продвинулась в своих исследованиях. Впрочем, нет. Немного все-таки продвинулась, хотя признаваться в этом ей и не хотелось, потому что признаться означало бы согласиться с Този: да, что-то тут есть. Разумеется, речь не шла о том произвольном самовозгорании, которое описывалось в комиксах, потому что тогда пламя вырвалось бы из-под фартука Уриэля Арканджело под воздействием, например, таинственного лунного луча. Тем не менее люди умирали – внезапно, неожиданно, от некоего внутреннего огня, пожиравшего их с поразительной быстротой и, что самое главное, возникавшего по какой-то необъяснимой причине.

«Но это не значит, что объяснения нет вообще, – напомнила себе Тереза. – Просто ты должна его найти».

Здесь и сейчас. В крохотной служебной квартирке, рассчитывая только лишь на помощь портативного компьютера. Она представила, что стала бы делать, свались на нее такая задача в римском офисе. Порылась бы в Интернете? Конечно. А еще поделилась бы проблемой с толковым человеком. Она даже знала его имя.

Тереза достала сотовый телефон, коротко ругнула себя зато, что мешает людям отдыхать от ее присутствия, и набрала номер Сильвио ди Капуа.

– Слушаю, – лениво протянул усталый голос. Впрочем, уже в следующий момент в нем зазвучали тревожные нотки – Сильвио понял, кто звонит. – Нет, – твердо заявил он. – Не буду. И не заставишь. Разговор окончен. Бога ради, Тереза, ты же в отпуске. Сходи куда-нибудь. Позагорай. Найди себе занятие. Только оставь меня в покое.

– Черт возьми, Сильвио, я еще ни о чем тебя не просила! Просто звоню. Хочу узнать, как ты там.

– То есть справляюсь ли я с работой, да? Дай мне отдохнуть от тебя. Думаешь, я не узнаю этот вкрадчивый тон? Эти льстивые нотки? Нет, я в твои игры не играю. Не заставишь.

– Успокойся. Не кипятись. Конечно, ты справляешься с работой. Нисколько не сомневаюсь. Я бы не ушла в отпуск и не оставила тебя за главного, если бы не верила в твои способности.

– Тогда зачем звонишь? Имей в виду, я не куплюсь. Мало того, что ты и так все на меня сваливаешь. Нет, нет, ты в отпуске и меня в свои дела не втягивай. Слышишь, Тереза? Мой ответ – нет. Нет, нет, нет, нет.

На экране перед ней лежал обгорелый труп. Баффало, штат Нью-Йорк, 1973 год. Необъяснимый случай. Мужчина курил. Пил. Как и миллионы других людей, благополучно сходящих в могилу, не превратившись в подобие громадной, сгоревшей до конца спички.

Она улыбнулась. Сильвио уже сдался, хотя и сам об этом не подозревал.

– Так ты сейчас не занят?

– Кто бы говорил! Разбираюсь в бумажках, которые ты должна была рассортировать еще полгода назад. И в плане у меня пара совещаний.

– Как мило, – проворковала Тереза. – Ты такой важный, Сильвио. Проводишь совещания. Пишешь фломастером на белой доске. А лазерную указку тебе дали? Ты уже научился употреблять длинные слова и акронимы?

– Тебе не дано понять искусство менеджмента…

– Менеджмент – это я! Так что позволь – как это у вас, менеджеров? – да, позволь каскадировать тебе кое-что занятное. Захочешь отказаться, скажешь, что занят. Нет, черта с два, скажешь так: я не желаю этим заниматься. Усвоил?

На том конце линии возникла короткая пауза. Сильвио поднял руки.

– То, что я не копаюсь в трупах, еще не значит, что мне нечем заняться.

– Без трупов какая жизнь, Сильвио? Признайся, тебе их не хватает. Я же вижу, когда мой малыш начинает скучать. Ты скучаешь. Ты не знаешь, куда себя деть. А у меня на руках труп. Лекарство от скуки. Хочешь послушать?

– Нет! – взвизгнул Сильвио.

– Ладно. Раз ты так, я кладу трубку.

– Клади! У тебя отпуск, Тереза! Не забыла?

– Как скажешь. Твое слово для меня приказ. Я прямо сейчас положу трубку. Уже держу палец над кнопкой. Ты действительно хочешь, чтобы я ее нажала?

– Да!

– Прекрасно. Будь по-твоему. Я только произнесу два слова. – Пауза была необходима. Сильвио всегда был падок на театральные эффекты. – Произвольное самовозгорание.

Тереза отключилась. Положила телефон на стол. И начала считать до десяти. Он зазвонил на счете «три». Она позволила себе выдержать пять гудков, после чего мило ответила:

– Алло?

– Я ненавижу тебя всеми фибрами души. Ты – воплощение зла. Это нечестно. Ты не имеешь права так обращаться с подчиненными.

– Произвольное самовозгорание. У меня здесь труп, точнее, часть трупа, и венецианский патологоанатом, старичок лет двухсот. Так вот именно это он собирается вписать в свидетельство о смерти. Что думаешь?

– Думаю, что пить среди бела дня вредно. Прочухайся, женщина. Прогуляйся по городу. Прокатись на лодке.