Укус ящерицы

– Возможно, была какая-то договоренность. Не знаю. Но он определенно рассчитывает прибрать остров к рукам. Только сейчас, похоже, ему не хватает наличности. Ну как, складывается?

– Если Мэсситер и впрямь реставрирует такой провальный проект – несомненно. Я читала об Изола дельи Арканджели. Как и все в Италии, кто рассчитывает получить степень магистра по архитектуре. Наглядный пример того, что случается, когда конструкцию приносят в жертву дизайну. Ущербность проекта просматривалась с самого начала. Автор его, если не ошибаюсь, даже не был профессиональным архитектором. Лет двадцать назад обвалилась крыша. Серьезно пострадали несколько строителей. Тогда его и закрыли для публики. Чтобы превратить эту несуразицу в нечто пригодное к использованию, нужны очень, очень большие вложения.

Если так, то положение англичанина еще более отчаянное, чем он готов признать, подумал Ник. И тогда он скорее всего не блефует, когда говорит о крайнем сроке для заключения сделки с Арканджело.

– Игрушки богатых, – пробормотал Коста.

– Хороши игрушки. – Эмили покачала головой. – Я бы все отдала, чтобы побывать там! Так нас пригласили на вечеринку?

Он хотел сказать, что смотреть особенно не на что, что архитектурная достопримечательность – всего лишь старое, пришедшее в упадок здание. Что в городе полным-полно такой рухляди. Ник не был невеждой. Ему нравилась Венеция. Нравились многие ее места. В этом городе ощущалось нечто неуловимо волнующее, притягательное. Здесь все застыло. Ничто не менялось. Здесь все прониклось меланхоличностью лагуны. Даже люди, проживающие мелкие, ничтожные жизни, кажется, пребывали в полной уверенности, что они вечны, как вечен изливающийся с ясного неба яркий свет.

– Наверное, я на подъеме, – усмехнулся он.

– Мы на подъеме, – поправила Эмили.

Он еще раз поцеловал ее, убрав упавшую на щеку прядь. Поцеловал медленно. И замер, ощутив ее ответ.

– Мы… нам еще нужно пообедать, – прошептал он.

– Так уж и нужно?

Выбирать не приходилось. Фальконе напросился на ужин не без причины. К тому же чутье подсказывало Нику, что надо быть настороже. Возможно, ради них всех. Перони уже вкатился в отпускное настроение. Фальконе, похоже, склонен верить всему и не замечает сложности за внешней простотой. Для него Венеция – тихая заводь, сцена, где местными копами можно пол подтирать. Костя в этом уверен не был.

– Нужно, – сказал он. – Но мы не задержимся.

Глава 10

Ресторан находился в тихом переулке между Арсеналом и главной улицей Кастелло, виа Гарибальди, в квартале, населенном преимущественно рабочим людом, неподалеку от полицейского управления. Перони отыскал его примерно через неделю после прибытия в Венецию. Он не только обладал сверхъестественным нюхом на такого рода заведения, но и не знал равных в умении подмаслиться к обслуживающему персоналу. Управляли ресторанчиком две сестры, крупные, дружелюбного склада женщины. Десять заполнявших сумрачный интерьер столиков рассчитанных на четыре посадочных места каждый, обслуживали две девчушки, дочери хозяек. Поначалу Косте и Перони приходилось пережидать небольшую очередь, но потом хитроумный напарник Ника пораскинул мозгами и быстро решил проблему. В августе большая часть местных обычно покидает город в поисках прохлады, так что посетителей в зале было немного. Перони сдвинул два столика в углу, со счастливой улыбкой выслушал короткий перечень вечерних блюд и, сделав заказ, успокоился, как человек, готовый в полной мере насладиться гастрономическим раем.

Ник Коста знал толк в еде и уж по крайней мере мог оценить ее по достоинству, а то, что предлагалось здесь, в полной мере соответствовало понятию «домашняя кухня» с поправкой на то, что ели посетители все же не у себя дома. Его отход от строгих правил вегетарианства выразился в том, что он позволил себе взять рыбу, и объяснялся главным образом тем, что готовили ее здесь исключительно хорошо. На первое все заказали пасту с крошечными креветками и свежим, хрустящим рокет-салатом. Перони настоял, чтобы все, кроме Ника, взяли стинчи, обжаренную в масле с чесноком на медленном огне свиную ножку. Коста остановил выбор на восхитительных сарде ин саор, свежих сардинах, маринованных в уксусе и масле с добавлением лука, кедровых орешков и кишмиша. Блюдо это считалось венецианским деликатесом, и сестры готовили его каждый день, с полным правом заявляя, что лучшего не сыскать во всем городе. В результате довольным остался даже Лео Фальконе, поначалу состроивший кислую физиономию при виде налитого прямо из бочки красного домашнего вина, которое заменили двумя бутылками модного амароне.

Отодвинув наконец тарелку, Фальконе посмотрел на остальных с тем хитрым выражением, которое всегда вызывало у Ника ощущение неясной тревоги, улыбнулся Терезе Лупо и сказал:

– Самопроизвольное возгорание. Вы патолог. Сталкивались с такими случаями? Насколько это редкое явление?

Тереза едва не подавилась. Проглотив кусок, она изумленно уставилась на инспектора.

– Произвольное самовозгорание?

Фальконе вынул из кармана и положил на стол лист бумаги. Тереза взяла его, прочитала, мельком взглянула на официальный штамп в верхнем углу и прочистила горло.

– У них тут есть свой патологоанатом, – продолжал инспектор. – Довольно преклонных лет. Дело, похоже, знает. Так вот согласно его заключению, причиной смерти Уриэля Арканджело стало произвольное…

– И что дальше? – весьма невежливо перебила его Тереза. – Может скоро придется иметь дело с жертвами колдовства? Черной магии? Вы там, случайно, не обнаружили исколотых иголками восковых кукол? Может, к черту судебную медицину, а? Может, лучше взять на вооружение магическую доску? Господи… – Она отложила – вилку и нож – верный признак того, что заявление Фальконе задело ее за живое. – Не вздумайте только указать это как причину смерти а официальном отчете. Я все равно не позволю. Над вами будут потешаться. О вас станут писать, телевидение ославит вас на весь мир.

Нисколько не смущенный суровой отповедью, Фальконе лучезарно улыбнулся.

– А вот здешний патолог, Този, утверждает, что произвольное самовозгорание есть документально подтвержденный факт. Похожий случай описай у Диккенса. Если не ошибаюсь, в «Холодном доме".

Терезе выпрямилась.

– Ради Бога, Лео.' Диккенс – писатель! А я – патологоанатом и имею дело не с вымыслом, не с мумбо-юмбо, а с реальными явлениями, объясняемыми с научной точки зрения. Послушайте мама. Что бы там ни писал ваш древний англичанин, каких бы взглядов ни придерживался, такой штуки, как произвольное самовозгорание, в природе не существует. Это физически невозможно. Миф. Фантастика. Из той же области, что и похищения людей инопланетянами, телепатия и стигматы.

– Важно все, во что верят люди. Документально подтвержденные факты…

– Нет, нет и нет! Послушайте. Это всего часть той модной современной ерунды, с которой приходится бороться несчастным вроде меня. Людям не хочется жить в разумном, логически объяснимом, поддающемся постижению мире, вот они и выдумывают всякую чушь вроде призраков и летающих тарелок. Наверное, спокойнее засыпать, когда где-то там бродят привидения и зеленые человечки. Наверное, приятнее сознавать, что мы нечто большее, чем просто скопление атомов, движущееся в бесконечной вселенной и обреченное на неизбежный распад. Нельзя…

– А вот он считает иначе и собирается выразить свое мнение в свидетельстве о смерти, – не сдавался Фальконе.

– Остановите его! Пожалуйста!' Ваш знакомый, должно быть, совсем рехнулся.

Перони тоже положил вилку и нож и нацелил в инспектора палец.

– Послушайте. Лео. если Тереза говорит, что это невозможно…

– Вы ведь слышали, что сказал Рандаццо, – возразил Фальконе. – Мы всего лишь делаем то, что нам скажут. Подпишем бумаги, и дело е концом. Уходим в отпуск и возвращаемся домой. К тому же у нас есть свидетельские показания парня, которым видел, как умер Уриэль Арканджело. Он сгорел.