Страница 34 из 51
Невинность, которой она одарила Евгения даже раньше, чем узнала его, теперь сияла вокруг него, как ореол. Мрак не касался его. Он любил ее просто, искренне. С ним она могла бы жить в невинности. В это утро на нее повеяло счастьем. Счастье заключено в Евгении, как и во всех безгрешных людях. Коснись — и оно просияет. И счастье осветило ее. Весь день ощущение счастья сводило ее с ума. Она может быть счастлива с Евгением. Она может стать его законной венчанной женой, носить золотое кольцо и жить с ним в чистоте. Быть замужней женщиной, обыкновенной, любить светло.
Так может быть. Так не может быть никогда. О Карле нельзя рассказать Евгению. Он отшатнется в ужасе, если узнает. О признании не может быть и речи. Пэтти спросила себя: ты все еще любовница Карла? И ответила: да. В любой момент, когда захочет, всегда Карл может овладеть ею. Его воля, а не ее. Он — ее судьба. Верно, иногда она представляла, как уходит от него, представляла себя свободной. Пэтти, смиренно служащая благу. Но острое болезненное чувство подсказывало ей разницу между мечтой и реальной возможностью. Реальной возможностью была именно невозможность. И ей надо было учиться жить с этим противоречием.
«Но я люблю его», — повторяла Пэтти, словно простота этих слов могла спасти ее.
— Патюшечка.
Пэтти поспешно отвернулась от окна.
— Ты еще не закончила уборку?
— Только что закончила.
— Следы мышей видела?
— Нет.
— Странно. Я видел наверняка.
Пэтти стало вдруг мучительно стыдно. Кровь бросилась ей в лицо, сделав его черно-красным, словно вся чернота в ее крови взбунтовалась, чтобы изобличить ее.
— Не уходи, Пэтти. Я хочу поговорить с тобой.
Карл носил черные очки. Два глянцевитых овала смотрели непроницаемо, отражая розовый свет, отражая башенки города. Где-то в доме прозвенел колокольчик Элизабет и затих.
— Пэтти, будь добра, задерни шторы. Мне не нравится эта снежная белизна.
Пэтти выполнила приказ.
— Получше задерни. Еще свет пробивается.
Через секунду комната погрузилась в кромешную тьму. И тогда Карл включил настольную лампу. Он посмотрел на нее своим громадными темными ночными глазами, потом снял очки и потер лицо. Он начал ходить по комнате.
— Не уходи. Присядь где-нибудь.
В комнате было очень холодно. Пэтти села на стул около стены. Карл прохаживался: туда-сюда. Она заметила, что под сутаной ноги у него босые. Сутана развевалась и всякий раз, когда он проходил мимо, касалась ее коленей с какой-то грубой лаской. Теперь Пэтти не сомневалась: Карл знает о ее отношениях с Евгением, как знает все, что происходит в ее сознании. В его присутствии она становилась рабой исходящей от него темной силы. Она закрыла глаза и что-то, может быть, ее душа, выпала из нее и покатилась под эти босые вышагивающие ноги.
— Патюшечка.
— Да.
— Я хочу поговорить с тобой серьезно.
— Да, — Пэтти сунула два пальца в рот и больно зажала их зубами.
— Давай включим музыку. Поставь сюиту из «Щелкунчика».
Пэтти подошла к патефону и неловкими руками поставила пластинку. Он знает о Евгении.
— Сделай громкость. Вот так.
Карл все еще ходил по комнате. Потом подошел к окну и слегка раздвинул шторы. Желтовато-красный свет заката мгновенно разрезал тьму. Frere Jacques, Frere Jacques, do
— Иди сюда, Пэтти.
— Да.
Карл боком сел у стола. В рубахе он выглядел по-другому, стройным, молодым, почти беззащитным. Пэтти это всегда потрясало.
— Ты должна опуститься на колени. Я задам тебе ряд вопросов, а ты мне ответишь.
Пэтти встала на колени. Она не могла не прикоснуться к его ногам. И прикоснувшись, со стоном припала к ним и обняла.
— Очнись, Пэтти. Ты должна как следует выслушать меня.
Он мягко отстранил ее от себя. Она выпрямилась и посмотрела ему в лицо, выражение которого было почти скрыто от нее.
— Твое имя?
— Пэтти.
— Кто дал тебе это имя?
— Вы дали.
— Да, думаю, я и в самом деле твой крестный отец, твой отец в Боге. Ты веришь в Бога, Пэтти?
— Считаю, что верю.
— И ты любишь Бога?
— Люблю.
— И ты веришь, что Бог любит тебя?
— Верю.
— Пребывай в вере. В ней для тебя спасение.
— Пребуду.
— Твоя вера заботит меня, Пэтти. Это странно. Ты христианка?
— Надеюсь, что да.
— Ты веришь в искупление?
— Да.
— Ты понимаешь, в чем суть искупления?
— Не знаю. Я верю. Понимаю ли, не могу сказать.
— Ты хорошо отвечаешь. Согласна ли ты быть распятой за меня, Пэтти?
Пэтти вгляделась в полузатененное лицо. Лицо Карла, обычно защищенное странной неподвижностью, теперь обнажилось, словно сухая кора опала с него. Оно стало голым, влажным и свежим. А может, это только так казалось из-за глаз, сделавшихся вдруг огромными и внимательными. Пэтти видела его прекрасным, нежным и молодым.
— Согласна, — сказала она. — Но я не знаю, что вы подразумеваете.
— Будет суд, Пэтти, будет боль.
— Я вытерплю боль.
— Вытерпи ее с глазами, устремленными на меня.
— Да.
— Кто знает, может, ты сотворишь чудо для меня.
— Сделаю все, что могу.
— Мы давно вместе, Пэтти-зверушка. И ты никогда не оставишь меня?
Пэтти задохнулась от волнения. Она утратила голос.
— Нет, конечно, нет.
— Что бы я ни сделал, кем бы я ни стал, ты не покинешь меня?
— Я люблю вас, — сказала Пэтти. Она снова прижалась головой к его коленям. Рыдания душили ее. Теперь он не отстранял ее, а гладил по волосам, нежным, еле слышным прикосновением.
— Женщине нравится думать, что любовь всесильна. Это их особый предрассудок. А может, и не предрассудок. Всесильна ли любовь, Пэтти?
— Думаю, что всесильна. Надеюсь, что всесильна.
— Будь верна своей любви.
— Буду.
— Пэтти, мой черный ангел, я хочу связать тебя путами, которые ты не сможешь разорвать.
— Я уже связана.
— Нет, я хочу обожествить тебя. Раньше я не мог. Я хочу сделать тебя своей черной богиней, своей антидевственницей, своей Анти-Марией.
— Я знаю, что я плохая…
— Ты великолепная. Ты моя Фея Драже. Счастлив мужчина, у которого есть и Фея Драже, и Царевна-Лебедь.
— Я хотела бы стать лучше…
— Ты — гусыня, Пэтти, милая, милая шоколадная гусыня. Ты — моя, ведь так?
— Да, да, да.
Карл наклонился вперед. Руки его легли Пэтти на плечи. Он опустился на пол, закрывая свет. Пэтти со стоном упала на спину, и тьма окутала ее. Она чувствовала на себе его руки, расстегивающие блузку.
— Дождь, Пэтти, полный благодати. Господь с тобою, благословенна ты между женами.
Глава 16
— А вдруг она закричит?
— Не закричит.
Мюриэль и Лео смотрели друг на друга в спальне Мюриэль. В комнате было темно и холодно. Солнце сегодня не светило. Мюриэль присела на кровать. От волнения у нее подкашивались ноги.
Она твердо решила познакомить Лео с Элизабет. Под влиянием чего, на самом деле, дозрело решение, она сама толком и не понимала. Конечно, и Шедокс сыграла в этом свою роль. Шедокс не увидела в этом замысле чего-либо предосудительного. Сначала она долго упрашивала Мюриэль еще раз подумать о поступлении в университет, а затем, уже в конце разговора, вдруг вспомнила о ее идее. Шедокс сказала: «Да, познакомь ее с этим мальчиком и незамедлительно. Как же у вас в доме все тяжело и неестественно!» Но ведь Шедокс совершенно не знает, каким образом обстоят дела. Разве что догадывается. Она ведь вовсе не глупа.
Для Шедокс в предполагаемом знакомстве все было исключительно просто и понятно. На самом же деле все обстояло далеко не так. Готовился странный и многозначительный ход в некой игре, сути которой Мюриэль и сама до конца не понимала и в которую она, как ей казалось, включилась с какого-то времени. Ход грозил ответным ходом. Мюриэль была вне себя от волнения. Перед Лео она пыталась казаться спокойной, но без особого успеха. Уловив ее настроение, он теперь волновался не меньше.